Он тяжело сполз по стене, сел на корточки, сжал ладонями виски.
— Тебя обвинят в краже. Этот конь — подарок их короля. Монахи изгонят тебя, а люди графа поймают и накажут.
— Как в этих землях наказывают воров? — Она присела рядом, по-детски обхватила руками острые коленки. Теперь в ней совсем ничего не осталось от той ведьмы, которой боялись глупые бабы Каупанга.
— Не знаю. Отрубят руку. Убьют. Не знаю. - Мысли Сигурда метались пойманными в ловушку мышами, путались.
Кто мог выпустить проклятого жеребца? И куда он исчез, если его выпустили?
— Я погляжу на дворе. — Бонд стал подниматься.
Колдунья взглянула на него снизу вверх.
— Его там нет.
— Но куда еще он мог деться? Ворота монастыря заперты, их сторожит служка.
Она развела руки в стороны.
— Коня зовут Ветер. Смешно спрашивать, куда мог деться ветер.
Не понимая, шутит она или говорит серьезно, Сигурд нахмурился.
— Скоро сюда придут. — Ведьма поднялась, отряхнула юбку, принялась увязывать в пучок длинные волосы. Сигурду показалось, что она хочет остаться одна.
— Я останусь с тобой, расскажу людям, что случилось на самом деле, — возразил он.
— А ты знаешь, что случилось на самом деле? — Айша вытащила из-за пояса ленту, зажала ее в зубах, принялась собирать волосы на затылке. Затем, удерживая их одной рукой, другой потянула конец ленты, ловко завела его за ухо, обмотала волосы у корней, продолжила:
— Ты хороший человек, бонд. Я поняла это еще в Каупанге, когда ты помогал мне хоронить Финна. Но ты зря ушел из своего дома.
Затянув ленту узлом, она опустила руки, взглянула бонду в глаза.
— Я вижу ту, что стоит за твоим левым плечом. Она еще дремлет [50]. В Каупанге ты мог бы сделать еще очень много добрых дел.
Она вновь стала Белой колдуньей, которую Бьерн нашел в страшной вьюге, где не было ничего живого, лишь снег и ветер. От ее взгляда — пустого, словно пронизанного холодом, по спине Сигурда побежали мурашки.
— Я могу увезти тебя отсюда, — пристально глядя куда-то ей в переносицу, произнес бонд.
Он на самом деле был готов увезти ее. Утащить куда угодно, спрятать от людей, от завистливой княжны, от монахов, от графа, от Бьерна. «Мы заслужили то, что желаем! Подумай об этом, бонд», — прозвенели в голове слова Гюды.
— Вряд ли, — Айша вздохнула, отвернулась. — Ты же сам сказал, что у ворот сидит служка.
— Он не выглядит сильным.
— Нет. — Она распахнула створку загона, приглашая Сигурда выйти. — Уходи, бонд. Моя жизнь — это моя жизнь. Я привыкла. А помогать мне опасно. Из тех, кто отваживался на это, уцелели немногие. Иди, бонд. Иди.
Она потихоньку дотолкала Сигурда до выхода, плечом подпихнула дверь. В конюшню брызнул свет, и тут же снаружи, взлетая на ограду, захлопал крыльями, завопил горластый петух.
— Иди! — Айша выпихнула Сигурда на двор. — Прощай, бонд.
Ладонью прикрывая глаза от света, он обернулся. В темной дыре щели лицо маленькой колдуньи белело неясным пятном.
— Я больше не бонд, — отчетливо сказал он пятну. — Меня зовут Сигурд!
Дверь захлопнулась.
Сигурд не вернулся в келью. Отойдя от конюшни на пару шагов, он остановился.
Петух разбудил монастырь, из пристроек выбирались заспанные слуги и рабы, спешили по нужде за сарай, на ходу развязывая пояса на штанах. Некоторые, уже справив нужду, косились на серое, предвещающее дождь небо, морщились, недовольно кряхтя, направлялись к стоящему у стены корыту с водой, плескали на мятые лица пригоршни холодной влаги. Рыжий слуга, тот, что недавно чистил репу, заметив Сигурда, вразвалочку подошел к нему, ухмыльнулся.
— Кто рано встает, тому Бог подает? Так, викинги?
От парня пахло дымом очага и еще чем-то неприятно кислым.
— Не спалось, — коротко ответил Сигурд.
Он думал о ведьме, о том, что спустя совсем немного времени кто-нибудь откроет дверь конюшни, войдет внутрь и обнаружит пропажу. Он думал о словах Айши, похожих одновременно на предупреждение и угрозу, о слухах, ходящих о ней в Каупанге, о пропавшем жеребце. Айша сказала, что ее ударили, а потом увели коня, но никто никого не уводил, — конь просто исчез, обратился в пыль, в воздух, в ветер. Будь все иначе, служка у ворот непременно поднял бы шум.
— Оно и верно, — словно отвечая на невысказанные мысли бонда, произнес парень. Потянулся, зевнул. — Самому нынче худо спалось. Сперва раненый ваш, Кьятви, все в бреду что-то шептал. Пока брат Матфей ему настоя не дал, заснуть не мог. А как он заснул, так мне не по себе стало, все звуки всякие мерещились, шорохи. Однажды, где-то в полночь, даже привиделось, будто женщина голая мимо двери прошла. Красивая такая — волосы длинные, грудь девичья, бедра гладкие. Да не просто прошла, а в щель заглянула, как бы проверить хотела, пусто ль в доме. Я дыхание затаил, глаза закрыл. Потом открыл и уразумел — видение это было, не более. Дьявольское искушение.
Парень явно был доволен тем, что не поддался на козни дьявола. Сигурд покосился на запертую дверь конюшни. Двор уже пробудился, даже Ингия вылезла из своей пристройки, но к конюшне никто не подходил, словно она была заколдована.
Ингия сняла висевший на распорке передник, встряхнула, принялась повязывать его поверх серой рубашки.
Грохнула щеколда на главных воротах — служка-привратник с трудом снял ее, прислонил к ограде. Из дверей монастыря вышел монах в длинном сером одеянии, подпоясанном веревкой, с корзинкой в руке. Шаркая ногами по сухой глине, он пересек двор, нырнул в курятник. Оттуда послышалось хлопанье крыльев, недовольное кудахтанье. Рябая курочка выскочила наружу, испуганно растопырив перья и пуша короткий хвост. Следом за ней вылез монах. К его плечу прилип клочок светлого пуха, из корзины выглядывали круглые бока яиц.
Сигурд вновь взглянул на конюшню. Там было тихо. Люди сновали мимо закрытых дверей, не обращая на них внимания.
— Ну, пора мне. Дел невпроворот, — донесся до Сигурда голос рыжего слуги.
Двое монахов не спеша подошли к дверям конюшни. Один, повыше, ухватился рукой за створку, потянул на себя. Второй что-то сказал ему, оба заулыбались. Дверь отворилась, монахи, один за другим, вошли внутрь. Сигурд запомнил лицо высокого - гладкое, улыбающееся, с прямым носом и большим ртом. Он казался добрым человеком.
Пола его одеяния скрылась последней. Сигурд закусил губу, закрыл глаза. Звуки двора исчезли, растаяли, только сердце продолжало гулко биться о ребра.
— Раз, два, три… — Сигурд шевелил губами, отсчитывая удары.
Сквозь кокон тишины медленными, тягучими, будто сочащимися сквозь воду, звуками долетели чьи-то голоса. Кричали про пропажу коня, про козни дьявола, звали отца Ансгария, шептались о скором гневе короля. Какая-то женщина рыдала и исступленно молилась, кто-то говорил о Божьем провидении. Потом вспомнили о колдовстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
