Девушка покачала головой.
– Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, – ответила она мягко, но решительно, и Монро-Альфа поспешил сменить тему.
Он был удивлен, заметив, что уже темнеет.
– Думаю, нам стоит поторопиться в охотничий домик, – сказал он.
– Он закрыт.
Клиффорд вспомнил, что так оно и есть. Парк был закрыт, их присутствия здесь не предполагалось. Он начал было расспрашивать девушку, есть ли у нее тут авиетка или же она прибыла туннелем, но сразу прервал себя: любым из этих способов она могла его покинуть. Монро-Альфа не хотел этого, к тому же сам он не торопился – его сорок восемь часов истекали только завтра.
– По дороге сюда я заметил несколько коттеджей, – проговорил он.
Вскоре они нашли эти хижины, укрывшиеся в ложбине. Коттеджи не были меблированы, и ими явно давно никто не пользовался, однако это было вполне приемлемое укрытие от непогоды. Пошарив в стенных шкафах, Клиффорд обнаружил маленький обогреватель с более чем достаточным зарядом, о чем свидетельствовали цифры в окошечке счетчика. Никакой провизии ему найти не удалось, однако водопровод действовал. Впрочем, особого голода Клиффорд и не испытывал. Не было здесь не только постельного белья, но и самих кроватей, однако пол оказался теплым и чистым. Девушка легла, уютно свернувшись клубком, словно зверек, сказала: «Спокойной ночи!» – и закрыла глаза. Монро-Альфе показалось, что уснула она в тот же миг.
Сам он ожидал, что заснуть окажется трудно, но погрузился в сон прежде, чем начал всерьез беспокоиться об этом.
И проснулся с ощущением умиротворения, какого не испытывал уже много дней, если не месяцев. Клиффорд даже не пытался ничего анализировать, а просто смаковал это чувство, купаясь в нем и блаженно потягиваясь, пока душа его, словно кот, умащивалась в привычном месте.
Потом он увидел рядом спящую девушку и понял, почему чувствует себя так радостно. Голова ее покоилась на сгибе руки, а яркое солнце, врываясь сквозь окно, освещало лицо. Монро-Альфа пришел к выводу, что называть его красивым было бы неправильно, хотя он и не нашел никаких изъянов в ее чертах. Очарование этому лицу придавала в первую очередь какая-то детскость, выражение постоянного живого интереса – как если бы девушка приветствовала каждое новое ощущение, всякий раз от души восхищаясь прелестью новизны. В нем не было и следа той желчной меланхолии, которой Монро-Альфа вечно страдал.
Именно – страдал, И сейчас ему вдруг открылось, что энтузиазм девушки заразителен, подхватил его самого – и теперешним своим душевным подъемом он обязан присутствию незнакомки.
Клиффорд решил не будить ее. Как бы то ни было, ему следовало о многом подумать – прежде чем он будет готов говорить с другими. Теперь он понимал, что вчерашнее смятение духа было порождено просто-напросто страхом. Мак-Фи был толковым командиром, и, если он счел нужным убрать Монро-Альфу с линии огня – не следовало ни жаловаться, ни задавать вопросов. Целое больше, чем любая из его частей. Возможно, решение Мак-Фи было инспирировано Феликсом – из самых лучших побуждений.
Добрый старый Феликс! Как бы то ни было, он прекрасный парень – хотя и впавший в заблуждение. Надо будет постараться замолвить за него словечко при реконструкции. Они не должны позволить себе хранить друг на друга обиды – при Новом Порядке не будет места мелочным личным эмоциям. Только логика.
И только наука.
Сделать предстоит еще очень и очень многое, и Гамильтон может пригодиться.
Сегодня пришло время начать новую фазу – собрать дикорожденных и предложить им гуманный выбор – любую из двух возможностей. Кроме того, необходимо собрать правительственных чиновников всех рангов, допросить их и принять решение – годятся ли они по своему темпераменту для продолжения службы при Новом Порядке. Да, сделать предстоит еще очень и очень многое – Клиффорд сам удивился, с чего это вчера ему взбрело в голову, будто для него во всем этом нет места.
Будь он столь же искушен в психологии, как в математике, возможно, он распознал бы истинную сущность своего образа мыслей – религиозный энтузиазм, стремление ощутить себя частицей всеобъемлющего целого, вверить собственные маленькие заботы попечению сверхсущества. Само собой, ему еще в школе объясняли, что революционные политические движения и воинствующие религии являют собой аналогичные процессы – их различают лишь словесные ярлыки и символика, – однако он никогда не испытывал ни того ни другого на собственном опыте и потому не в состоянии был понять, что с ним на самом деле происходит. Что за чушь! – он искренне считал себя трезвомыслящим агностиком.
Девушка открыла глаза и при виде Клиффорда улыбнулась.
– Доброе утро! – не двигаясь, проговорила она.
– С добрым утром, – откликнулся он, – с добрым утром! Вчера я забыл поинтересоваться, как вас зовут…
– Марион. А вас?
– Монро-Альфа Клиффорд.
– Монро-Альфа, – повторила она, – это хорошая линия, Клиффорд. Полагаю, вы… – она не смогла продолжить; на лице ее внезапно отразилось удивление, она сделала два судорожных вдоха, спрятала лицо в ладони и конвульсивно чихнула.
Монро– Альфа резко сел, мгновенно насторожившись; ощущение безмерного счастья разом покинуло его. Она? Невозможно!
Однако он, не дрогнув, встретил первое испытание своей вновь обретенной решимости. Он понимал, что сделать это будет чертовски неприятно, однако долг превыше всего. Целое больше части.
Он даже испытал неосознанное горькое удовлетворение от того, что способен исполнить долг, как бы это ни было больно.
– Вы чихнули, – обвиняюще сказал он.
– Это ничего не значит, – торопливо проговорила Марион. – Просто пыль – пыль и солнце.
– И вы охрипли. У вас заложен нос. Признайтесь, вы дикорожденная, не так ли?
– Вы не понимаете… – запротестовала она, – я… ох!… – Девушка дважды быстро чихнула и молча склонила голову.
Монро– Альфа прикусил губу.
– Мне это так же больно, как и вам, – проговорил он, – однако я должен считать вас дикорожденной, пока вы не докажете, что это неправда.
– Почему?
– Вчера я пытался вам объяснить. Я обязан доставить вас во временный комитет – то, о чем я вчера рассказывал, сегодня стало свершившимся фактом.
Марион не отвечала. Она только смотрела на Монро-Альфу, и от этого он чувствовал себя все неуютнее.
– Пойдемте, – сказал он. – И не надо делать из этого трагедии. Вам вовсе не обязательно уходить в стасис. Легкая, безболезненная операция, которая вас ни в чем не изменит – совершенно не затронет вашего эндокринного баланса. А может, она и вообще не понадобится. Позвольте взглянуть на вашу татуировку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
