мне ничего не говорят. Видимо, тот тип из тройки. — Вы же были единственным свидетелем происшествия?
— Ещё раз тысячу извинений. Уместно ли спросить, с кем имею честь? Если мы сейчас совершаем определённое законом процессуальное действие — это одна ситуация. Как кандидат в граждане я займу одну позицию. — Боковым зрением ловлю крайне озадаченный взгляд Мартинес. — Если же данный разговор не носит никакого юридического функционала…
— Это вы меня извините. — Парняга возраста Эрнесто только что не краснеет. — Моя фамилия Сосохара, офис прокурора. Я недавно на этой службе, ещё раз прошу прощения. Все ваши ответы фиксируются, как и мои вопросы… этап предварительного дознания… получение первичной информации возможно в отсутствии законного представителя несовершеннолетнего, поскольку связано с возможным федеральным преступлением, которое будет квалифицировано…
"Рыжий! Ты меня слышишь?!" — параллельно с такой занимательной беседой во внутренний чат начинает писать Айя.
И что ей сейчас ответить? Насколько я помню предостережения Тики, именно в такой вот атмосфере мне очень настоятельно рекомендовано воздерживаться от любой исходящей нейроактивности.
Говоря по-простому — держать уши и глаза открытыми, а рот — максимально закрытым. Потому что если вдруг натурал начнёт кому-либо отвечать, а эти ребята, как и моя опекуша, вдруг в состоянии видеть абсолютно все чаты в радиусе сотни метров — может получиться очень некрасиво.
"Рыжий, гад, не молчи!" — всплывающие со скоростью пулемёта иконки своих сообщений Айя сопровождает не менее темпераментной жестикуляцией в реале.
Она методически грамотно сместилась к окну, за спину прокуратуре: теперь её видит только пара полицейских. Последние, впрочем, имеют ярко выраженную этническую компоненту во внешности и с Эрнесто Вальдесом общаются по-испански. Насколько понимаю, и в участке работают в том же — значит, условно наши.
— На ваш вопрос: нет, я был не единственным свидетелем случившегося. Кроме меня, в момент нападения бандитов на врача в этом же помещении находилась и другая старшеклассница, правда, из первого лицея. Сата Тераяма.
"+" — однокласснице отправляю максимально короткий ответ.
"Можешь общаться открыто" — тут же приходит от неё. — "Защита и от Хамасаки стоит — Тика расстаралась, и наши продублировали. Если будет кто-то в канале — появится автоматическое уведомление и нас разъединит".
"Ты счт'ешь, счс оч пдхдщий ммнт дл наш рзгвра здесь? ".
"Да я ненадолго. Рыжий, не ведись на всякий случай! Молодой перед тобой, возможно, маска!".
"?"
"Этого типа не знает никто из наших легавых — мне Эрнесто строчит прямо щас. По идее, младшие прокуроры и помощники прокуроров с кем-то из копов хоть как-то, да пересекаются — иначе просто невозможно. А об этом навскидку никто не слышал. Что-то мутное".
"Он гврт, ндвн на раб. Мжт, првое дел?".
"Может и так, но однозначно странновато. Эрнесто говорит, нет аргументов ни за, ни против; просто необычная ситуация. Всегда, когда что-то необычно, не стоит расслабляться".
"Ок".
— Сата Тераяма видела происходящее?
— Понятия не имею, — твёрдо качаю головой. — Она всё время находилась внутри медкапсулы, получала терапию. Я не представляю, какие коммуникации подведены внутрь и что оттуда можно наблюдать — сам там никогда не лежал.
— А как вы думаете? Предположить не возьмётесь?
— Я бы очень хотел удержаться от любых самоуверенных действий на этапе федерального расследования. Тем более что подобное предположение не имеет никакой юридической силы.
— Случившееся очень выбивается за рамки сложившейся практики. Для офиса прокурора может быть ценна любая ниточка информации. Настоятельно прошу ответить на вопрос.
— Слышать она точно всё слышала — мы с ней общались до этого. А насчёт оптического сигнала вам лучше обратиться к ней.
— А если предположить? Ну, полностью глухая капсула, у пациента ещё и нет одного глаза, пока что. Как бы он что увидел? Логично?
— Вы так хотите, чтоб я озвучивал вам ваши собственные предположения? Сата Тераяма находится в нескольких метрах от нас с вами, мне непонятна ваша настойчивость. Спросите её? — указываю взглядом на лицеистку.
Уж ей-то, ещё и с дедом-прокурором, бояться точно нечего. Да и умершего типа бил я.
— Спасибо.
— Если бы предполагать пришлось мне, я бы думал с другой стороны…
— Сделайте одолжение. — Он имеет вид неопытного ботаника, который, однако, настроен всерьёз защищать какую-то конкретную линию.
Интересное сочетание. Неродное?
— Могу только поставить себя на её место. Лежу я в капсуле, болтаю с новым товарищем противоположного пола, который мне симпатичен…
— У вас есть какие-то личные отношения с Сатой Тераяма? — Сосохара даже перебивает, не дослушав.
И что бы это всё значило?
— Я бы предпочёл не отвечать на этот вопрос. Он не имеет отношения к происшедшему.
— Пожалуйста, воздержитесь от собственных процессуальных оценок и предположений! Если вы отказываетесь от ответа, прошу вас это сделать прямо и открыто!
— Ну если вы так ставите вопрос, то я встречно прошу вас перенести эту тему на время официального судебного процесса. Я обязательно отвечу, подробно и развёрнуто — но в федеральном суде и под стенограмму заседания, которую будет вести федеральный судья. Вернее, его искин.
Глаза помощника прокурора (или младшего прокурора, чёрт его знает, кто он по должности. А может даже и не младшего) удивлённо открываются шире:
— Поясните?
— Вы сказали, ведётся досудебное дознание, — поясняю с опорой на неожиданно глубокие и весьма специфические знания из головы Вити Седькова. Настолько специфические, что впору предполагать паранойю предшественника. — Если мне не присвоен статус подозреваемого или обвиняемого, то я по инерции автоматически пользуюсь всеми иммунитетами полноценного члена гражданского общества, так?
Могу назвать ему даже статью, но это было бы слишком. Наверное. Потому просто выжидательно молчу.
Непонятно, нахрена всё это предшественнику было учить на память — но Витю Седькова уже не спросишь.
Сосохара на секунду подвисает, задумчиво соединяет брови на переносице, кивает, затем вопросительно поднимает подбородок.
— Господин прокурор, в отсутствие правовой оценки действий меня, как субъекта процесса, мы с вами — полноправные участники гражданского общества, повторюсь. Как минимум, до этой самой оценки, вы согласны? Да или нет?
— Продолжайте.
— Соответственно, мы можем иметь разные мнения, — поясняю ему подробнее содержание какой-то методички, которая буквально сама лезет из памяти на глазной нерв.
Хорошо, что мысленно.
Теоретически — здесь позиция предшественника колеблется в неуверенности — у негражданина может и не быть равноценного статуса. Но это не точно, Витя Седьков просто не помнит нюансов, потому исхожу из того, что все необходимые права
