движением, типичным для людей, которые постоянно носят очки, а затем ответил, видимо, подбирая более простые слова для посетителей без медицинского образования. — Видите ли, клиническая картина, которую мы с коллегами наблюдаем, характерна для человека, пережившего большой стресс. Подобного рода реакции демонстрируют, как правило, люди, вернувшиеся из зоны боевых действий. Вот эти обрывчатые воспоминания, перескакивание с темы на тему… Но всё равно все рассказы пациента укладываются в какую-то логику из его прошлого. Здесь же миллион вопросов и ни одного ответа. Сотрудники скорой говорили о каких-то замученных девушках, теперь же пациент при упоминании этой темы впадает в истерику. Лёша, про которого он говорит… Я понял только то, что это какой-то его друг детства, но что именно произошло с этим Лёшей…
— Может быть, Лёша — это кто-то из коллег? — поинтересовался Дорохов, но сделал это недостаточно тихо.
— Лёши нет! — забился в истерике Синицын, схватившись руками за край кровати и начиная опасно её раскачивать. — Лёши нет! Я точно знаю! Он не мог появиться!
Доктор стремительно нажал какую-то кнопку на стене и начал вежливо, но настойчиво подталкивать посетителей к выходу.
— Посещение закончено! Вы сейчас всё равно от него ничего не добьётесь! — Доктор широко расставил руки, как будто защищая пациента от оперативников, и параллельно скомандовал вбежавшей в палату медсестре: — Два кубика успокоительного, внутривенно!
Вытеснив посетителей в коридор, психиатр обернулся на боровшуюся с Синицыным медсестру и крикнул куда-то в глубь отделения:
— Двух санитаров, срочно! — Затем обратился к оперативникам: — А вам придется подождать меня здесь!
Врач стремительно вернулся в палату, и посетители остались ждать в коридоре. Женька заглянула через небольшое окошко на двери внутрь палаты, а затем тихо пробормотала, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Уж лучше просто с проломленным черепом оказаться, чем с такой протекающей крышей!
— Сплюнь! — отмахнулся от неё Нифонтов. — И так и так плохо!
— Ну не скажи, — возразила ему Мезенцева. — Мне бы как-то не очень хотелось вот так в углу сидеть и ногти грызть, а санитары при каждом удобном случае в меня иголками тычут. Уж лучше быстро и просто, раз — и всё!
Лечащий врач вышел в коридор буквально через пару минут, но добавить к уже сказанному ему оказалось особенно нечего.
— Вы сами всё видите, — развёл он руками. — Полнейшая нестабильность реакций пациента на внешние раздражители. С ним пока просто невозможно вести конструктивный диалог, и я вообще сомневаюсь, что он осознает реальность, в которой находится.
— Понятно, что ничего не понятно, — пробурчал Нифонтов. Визит к Синицыну не внес никакой ясности в происходящие события, и Николай расстроился, что они просто зря потратили время.
— Доктор, а можно вопрос? — подал голос молчавший до этого Дорохов. — Чисто теоретически. Есть человек, который днем вёл себя абсолютно адекватно, а ночью вызвал скорую и оказался у вас в отделении. Что могло послужить спусковым крючком для такого резкого изменения психического состояния?
— Испуг, — практически без промедления ответил доктор. — Очень сильный испуг! Причем на каком-то глубинном, подсознательном уровне. Я бы предположил испуг за родных или за свою жизнь. Что-то подобное...
— Спасибо, — опередил открывшего рот для благодарности Дорохова Николай. — Это уже кое-что. Вы нам очень помогли, доктор!
— Да не за что, — пожал тот плечами. — Если у вас всё, то я бы откланялся. У меня очень много работы.
— Один вопрос, — остановил доктора Нифонтов. — Как найти кабинет Тамары Петровны? Она у вас вроде бы заместитель главного врача.
— Нет, её в прошлом году повысили, — удивленно поднял брови доктор. — Она уже просто главный врач. Вы чем-то недовольны? Извините, конечно, что вот так настойчиво интересуюсь, но нас в последнее время очень сильно штрафуют за любые жалобы.
— Нет-нет-нет, — поспешил успокоить врача Николай. — Наш начальник просто попросил передать ей привет, ничего больше. Как выяснилось, они давние знакомые...
Успокоенный доктор подробно объяснил, как перейти в другой корпус, и распрощался с оперативниками.
— У Ровнина и здесь нашлись знакомые? — удивленно уточнила у коллеги Мезенцева.
— Представь себе, — развел руки в стороны Николай. — Я сам был удивлен.
— Ну а что здесь такого? — вклинился в их диалог Дорохов. — Тамара Петровна врач известный и заслуженный, к ней даже детишек с другого конца Московской области возят, не говоря про столицу.
Женька, судя по всему, в ответ на эти слова сделала какие-то свои выводы, поэтому только многозначительно хмыкнула, но комментариев, вопреки ожиданиям Нифонтова, никаких не последовало.
— Сергей Михайлович, — уже возле искомого кабинета обратился к Дорохову Николай, — подождёте нас здесь? Мы быстро.
Судя по всему, чекист подобной просьбы не ожидал, потому что воззрился на Николая с немалым удивлением.
— Да мы с Тамарой Петровной вроде как знакомы, — попытался было он настоять на своём присутствии при разговоре, но потом внезапно осёкся, озарённый неожиданной догадкой. — Так она что, тоже из ваших?
— Не совсем понимаю, о чем вы, — изобразил Нифонтов самую милую из доступных ему улыбок. — Просто наш начальник попросил передать Тамаре Петровне кое-что на словах. Если хотите, то мы немного пообщаемся наедине, а затем позовём вас.
— Да не надо. — По лицу безопасника было не очень понятно, обиделся он или нет, но Николай решил на этот счёт сильно не заморачиваться. — Подожду вас на улице, всё равно парочку звонков сделать нужно.
— Ну и хорошо, — ещё шире улыбнулся ему Николай. — Мы правда быстро.
Кабинет Тамары Петровны был обычным. Не самое большое помещение, два стола буквой Т, несколько стульев возле стены да маленький чайный уголок с креслом в дальнем углу возле окна. Чистенько, скромненько, без излишнего пафоса и роскоши.
Да и сидящая за столом женщина средних лет отличалась от многочисленной армии чиновников среднего звена разве что только наличием белого халата, но тут ничего не поделаешь. Специфика работы обязывает.
Поэтому в первый момент Женька даже решила, что они пришли не по адресу. По её детским воспоминаниям руководители больниц жили совсем по-другому.
Когда-то в родном городе ей с мамой довелось побывать в кабинете главного врача городской больницы, и в памяти девушки навсегда застряла стена, густо увешанная разнообразными дипломами и сертификатами. Отдельной частью любовно выстроенной экспозиции оказались фотографии хозяина
