– Понятно. Меня предупреждали, что вы человек информированный… Я хочу попросить вас о помощи, Валентин Константинович…
– Понятно. А почему я должен вам помогать? Чего ради?
– Ради Аглаи Востросаблиной. Если вы не поможете мне, я попаду в руки полиции, и тогда… У госпожи Востросаблиной могут начаться большие неприятности.
– Вот как. А вы не преувеличиваете свои возможности?
– Нет. Особенно в нынешней ситуации.
Ледников помолчал. Надо было вскрыть карты, не все, конечно, но хотя бы часть.
– Мы с вами встречались? – спросил он.
– Ресторан «Бельведер», помните?
– Еще бы! Рафаэль Муромский – ваша работа?
– Смотря что вы имеете в виду. У меня есть информация по нему… Черт, садится телефон. Давайте договариваться о встрече или…
– Что вы хотите?
– Мне нужны деньги, чтобы убраться сначала из Лондона, а потом из Англии. Давайте встретимся на кладбище. Том самом, где вы были… С могилой Керенского… Подходите к крематорию, я вас окликну. И поймите: полиция не нужна ни мне, ни вам, ни госпоже Востросаблиной.
– Кладбище, крематорий… Нельзя найти местечко повеселее? И потом, я знаю это место. Я там буду выглядеть как ходячая мишень.
– С моей стороны вам ничто не угрожает. Стрелять я не собираюсь. Вы моя последняя надежда. Просто мне трудно передвигаться, Валентин Константинович, я ранен…
Вот так, подумал Ледников. Наверное, Вудгейта это известие обрадовало бы – значит, его коллеги поутру палили не совсем в небеса.
– Я буду часа через полтора.
– Я жду.
Положив трубку, Ледников подумал, что разговор был, конечно, странный. Но, судя по всему, это был Леня. Значит, он в своих умозаключениях был прав, и Вудгейт теперь может по достоинству его оценить. Как он понял из короткой беседы, знают они с Леней друг о друге немало. Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы в какой-то мере представлять ответные реакции друг друга. Но мчаться на кладбище к крематорию, чтобы выручать раненого человека, который, возможно, прикончил собственного отца, отравил несчастного английского журналиста, похитил родного брата, вступил в перестрелку с полицией… Это, конечно, полное безумие.
Тем не менее, придя к такому выводу, Ледников позвонил Модесту, договорился с ним, что тот даст ему денег в долг. По дороге он снял все, что можно, со своей карточки. Модест смотрел озабоченно, все-таки он был русский, и вся эта полониевая истерика и ему действовала на нервы. Уверив его, что все в полном порядке, Ледников поймал такси и приказал ехать к Ричмонд-парку. Когда по дороге мелькнула аптека, он попросил водителя притормозить и купил бинты и йод. Вышел он у супермаркета и до кладбища дошел пешком.
Ледников шел по знакомой уже аллее к крематорию и думал, что совершает чудовищную глупость. Кладбище было совершенно пустынным. Пространство перед крематорием хорошо просматривалось со всех сторон, и любая цель, появившаяся там, стала бы прекрасной мишенью для стрельбы из засады. Не потому ли и встречу ему назначили именно там? Конечно, не очень понятно, зачем Лене Горегляду его убирать, но когда за человеком уже есть несколько трупов, трудно понять, что у него в голове.
Он остановился в паре шагов от карликового деревца перед входом в часовню, быстро осмотрелся. Никого вокруг не было. Надо было ждать. Скорее всего, Леня тоже какое-то время будет выжидать, чтобы установить, нет ли за Ледниковым «хвоста». Все-таки он в прошлом опер. Ну, пусть понаблюдает. Ледников повернулся к часовне спиной. Между тяжелых фиолетовых туч вдруг пробилось и засияло ослепительное солнце, и все вокруг стало нереально четким и ясным, словно на рекламном слайде.
– Валентин Константинович, я здесь!
Русская речь на лондонском кладбище прозвучала неожиданно и как-то неуместно.
Глава 20
Death pays all debts
Смерть оплатит все долги
Ледников обернулся. Из-за могучего одинокого дерева справа от часовни кто-то махал ему рукой. Приглядевшись, Ледников увидел молодого человека, ничуть не похожего на беловолосого разбойника с внешностью рок-музыканта. Он был во всем темном, в черной вязаной шапочке, надвинутой на глаза.
– Извините, мне тяжело идти! – прокричал молодой человек, заметив, что Ледников колеблется.
Ледников пожал плечами и двинулся в его сторону, думая о том, что нет никакой уверенности, что перед ним именно Леня Горегляд… Когда до дерева оставалось пара метров, Ледников остановился. От пули, конечно, это не убережет, а вот внезапно на таком расстоянии напасть не удастся. Теперь ему стало заметно, что у молодого человека бледное осунувшееся лицо, а стоит он, стараясь опираться только на одну ногу.
– Ну, будем знакомы, – выдавив из себя какое-то подобие улыбки, сказал он. – Я – Леонид Горегляд.
– Об этом я догадался, – холодновато сказал Ледников. – Что с вами?
– Ранен… В ногу… Кость не задета, но крови потерял много, – поморщился Горегляд. – Давайте отойдем в лес, а то торчим тут, как на параде.
– А где ваши белые волосы и ковбойские сапоги? – поинтересовался Ледников, чтобы сразу отбросить все сомнения.
– Все осталось на квартире. И вообще это была маскировка. Пойдемте?
– Давайте, – согласился Ледников. – Вам помочь?
– Ничего, сам доковыляю…
Они прошли мимо часовни и башни крематория, и Горегляд направился прямо в чащу уже за границей кладбища. Шел он медленно, сильно хромая, и Ледников, который двигался следом за ним, время от времени оглядываясь, подумал, что долго он так передвигаться не сможет.
– В вас утром попал полицейский? Которому вы сбросили на голову кресло?
– И это вам известно! – не оборачиваясь пробормотал Горегляд. – Попал, зараза! Главное, я, когда мимо пробегал, мог его вырубить, да пожалел… А он очнулся и тут же начал палить из своей пушки!
– У них теперь приказ такой – не церемониться с террористами.
Горегляд доковылял до крохотной поляны и тяжело опустился на поваленное дерево. Стянул с головы шапку. У него оказались коротко стриженные темные волосы. Дышал он тяжело.
– Вы рану-то перевязали? – спросил Ледников.
– Да, перетянул, чем мог, – сжав зубы, нехотя сказал Горегляд.
– Давайте тогда перебинтуем, – приказал Ледников. – Вот бинты, антисептик, пластырь…
Горегляд удивленно посмотрел на него, но возражать не стал.
– Сам справишься? Или помочь? – перешел на «ты» Ледников.
– Не… Я сам. Нас в разведроте учили.
– Ну, сам так сам, – не стал спорить Ледников.
Пока Горегляд бинтовал бедро, Ледников внимательно разглядел его. Выглядит даже моложе своих лет. Смуглое лицо южного красавца. Но без нагловатости и самодовольства.
– Пуля в ноге? – спросил Ледников.
– Не… К счастью, насквозь. Крови вытекло только много.
Толя Троицкий, кажется, разгадал и описал его совершенно верно. На бандита не похож. Даже с учетом тех университетов, что он прошел среди шпаны и уркаганов поселка Майский, в армии и милиции…
Сомнения Ледникова в том, что Горегляд в одиночку не мог провернуть всю эту операцию с Муромскими и Гланькой, переросли в уверенность. И теперь самое главное – выведать, кто за ним стоит. Потому что сам он из игры явно выпадает, а вот тот, кто за ним, остается. А значит, процесс не закончен.
Когда Горегляд со стоном вытянул ногу, Ледников приступил к собеседованию, именно в таком жанре он собирался для начала построить разговор. А там видно будет, может, придется и сменить пластинку.
– Что с Муромским? – резко спросил он.
– С каким?
– С Рафой. Что со старшим, я знаю.
– А-а… Не знаю я.
– Что значит – не знаю? – повысил голос Ледников.
– То и значит! – нахохлился Горегляд. – Сбежал он. Ночью. Куда делся, понятия не имею.
Ничего себе поворот сюжета! Ледников с сомнением посмотрел на понурого Горегляда.
– А может, это ты его убрал, а? Придушил, спрятал, а теперь рассказываешь мне сказки!
– Да не сказки!.. На кой мне его душить? Он в таком состоянии был… Может, жив, а может, и нет уже.
– Что же ты с ним делал? Наркотики, что ли, колол?
– Да нет, таблетки в еду добавлял. Аналог азалептина. Он от них как в затмении все время был.
Значит, азалептин. Применяют при шизофрении, маниакальном синдроме и маниакально-депрессивном психозе, вспомнил Ледников. При лечении могут наблюдаться мышечная слабость, сонливость, спутанность сознания… В последнее время именно азалептин очень часто используется при криминальных отравлениях. Почему-то именно им промышляющие девицы вводят в состояние затмения своих клиентов. Его просто добавляют в водку, в пиво, в вино, и «пациент» вырубается. Через сутки приходит в себя. Правда, тут все зависит от дозы. Азалептин стал даже популярнее клофелина. А клофелином сейчас чаще всего пользуются при суициде, то есть его теперь предпочитают в основном самоубийцы.
Теперь пора его несколько оглоушить, решил Ледников. Дать понять, что у нас такие длинные руки и мы так много знаем, что темнить не стоит.
