Фадеевой оплату примите, – вдруг резко дергается и возвращается тот, что чуть помладше на вид.
Девушка быстро кивает и, когда мужчины окончательно освобождают место у стойки регистрации, я юркаю к ней поближе и открываю рот. Вот только вопрос про Саида застревает у меня в горле. Боюсь, что меня услышат они.
– А Фадеева в какой палате? – судорожно достаю паспорт и протягиваю ей, – я ее родственница Рита Измайлова.
– В двести третьей, – недовольно отвечает и что-то записывает с моего документа девушка.
Фыркаю еле слышно. Вон как дерзко заговорила. А на мужиков дышать боялась. Забираю паспорт и мышкой юркаю мимо переговаривающихся между собой братьев Саида. Поглубже натягиваю капюшон, один из них, Игнат, может меня узнать. Как только подхожу к нужной палате, оттуда выходит врач.
– Девушка, Вы куда? – спрашивает строго, – к Фадеевой? Отрицательных эмоций не вызывать. Я Вас предупредил.
Киваю, как болванчик, и он уходит. Несколько минут я стараюсь дышать размеренно, возвращаю себе былую энергию воли и радости. Не могу так подвести подругу. И захожу в больничную палату.
– Юлька, зараза такая, – подлетаю к ней поближе.
Она птичкой беспомощно лежит на кровати. Глаза испуганные, лицо бледное, волосы растрепанные.
– Напугала меня вусмерть, сучка, – присаживаюсь и беру ее руку, – слава богу, жива, маме твоей звонить пока не стала, не хочу ее пугать.
Честно говоря, об этом я вообще не думала, ведь о том, что в аварии пострадала Юля, узнала только сейчас.
– Игорь с тобой пришел? – задает неожиданно вопрос, – мне так никто и не объяснил, что произошло.
– Юль, – заминаюсь, не зная, как сказать, – ты в ДТП попала, вас внедорожник протаранил на скорости.
До сих пор у меня стоят перед глазами кадры видео, что я так опрометчиво посмотрела в дороге сюда. Зря. Это было морально тяжело.
– Игорь, – голос охрипший, – погиб?
Ее вопрос ставит меня в тупик.
– Чего? – всплеснула руками и вся подобралась, – эта крыса живее всех живых, такие не умирают, ты не с ним в машине была, с Саидом.
– С каким еще Саидом? – делает она непонимающее и удивленное лицо.
– В смысле, с каким? С Игната братцем, чокнутый на всю бошку тип, не помнишь что ли? – чувствую, как краснею, отвожу взгляд.
– Ничего не понимаю, – трет Юлька виски, – если в машине не с мужем была, то он сам-то где?
– Мать, ты меня пугаешь, – качаю головой и выразительно приподнимаю бровь.
– Да я сама себя пугаю, – откидывается на подушку и смотрит мне в глаза, – последний год подчистую не помню, так что все эти люди, о которых ты говоришь мне, они для меня незнакомцы, Рит.
Замираю в ступоре и шоке.
– Во дела, – протягиваю удивленно и стучу по лбу пальцами, это успокаивает, – не знаю даже, как тебе сказать.
Знала бы заранее, как-то подготовилась бы сообщить новость об их разводе.
– Ты меня пугаешь, – жалобно говорит она.
И я, не давая себе много времени на раздумья, вываливаю на нее новости.
– Вы с Игорьком на развод подали, у тебя мужик уже другой, – пожимаю плечами, – ну, это если вкратце.
Глаза у нее становятся стеклянные, она беспомощно ложится на кровать и смотрит в потолок. Я пару минут сижу возле нее, вижу, как ее клонит в сон и ухожу, когда она не отзывается на мой голос. Выхожу и иду в ту сторону, где должен быть Саид. Все это время меня потряхивает от страха за его жизнь, и боли, что в тот момент не я была рядом. Молюсь изо всех сил, чтобы мужчина мой выжил. Трогаю ладонями живот. Ведь теперь нас трое, и он обязательно должен узнать, что станет отцом.
Глава 18
Я прихожу в больницу каждый день в надежде услышать хорошие новости, но они неутешительны. И в один из дней подслушиваю невольно разговор братьев Саида и его лечащего врача.
– Мы не можем спрогнозировать, – доносится до меня голос доктора, – как долго он пробудет в коме. А если выйдет из нее…
– Не если, а когда, – рычит стоящий рядом здоровяк, дергая за бейджик на мужском халате, – Костян, ты не догоняешь мальца, случись что с моим братом, отвечать будешь ты.
Врач делает шаг назад. На лице его отражается испуг. Будь я на его месте, реагировала бы также. Но сейчас я благодарна брату отца своего ребенка. Страх – хорошее чувство, гарантирует мне, что он выживет. Как же хочется надеяться.
– Усёк? – для наглядности Шамиль проводит пальцем по шее, намекает на последствия.
– С вашей стороны, – поправляет очки мужчина, – это неэтично, я квалифицированный специалист с многолетним стажем и требую…
– Слышь ты, специалист, – хватает того за ворот рубахи, – я дважды повторять не люблю, первое сказал тебе, а второе слушай, ноги не сохранишь ему, я тебе череп проломлю, а кишки своим псам скормлю. Они у меня это дело любят.
Вижу сзади них Юлю, но обозначить свое присутствие не могу.
– Я уже говорил вашему брату, – брыкается лекарь, – мы собрали ногу практически по осколкам, шанс минимальный…
– Я не слышу, – рычит мужчина, и врач вздыхает, тяжело так, обреченно, – надеюсь, мы поняли друг друга?
Прикрываю глаза, тру виски. Не представляю Саида покалеченным. Он ведь боец, пусть борется, а я помогу, чем смогу. Стискиваю кулаки от того, что ничего не могу путного сделать. Лишь сама создаю ему проблемы и прячусь, словно трусиха.
Скрываюсь за поворотом, жду, когда все уйдут, а затем юркаю в палату двести шесть. Ту самую, заветную, где лежит он, мой любимый.
– Прости меня, – присаживаюсь рядом и беру его за руку.
Она лежит безвольно, практически холодная, что болью отзывается в моем сердце. Целую его ладонь, прислоняюсь головой к его телу, стараясь не тревожить раны понапрасну. Не могу поднять простыню и посмотреть на ноги, боюсь расплакаться, хотя по щекам итак текут соленые слезы. Слышала, что ногу ему сохранили, но нужен долгий реабилитационный период.
– У нас малыш будет, Саид, – шепчу в мужское ухо.
Так, будто кто-то может услышать, и чуда не случится. Счастье любит тишину, а с этим у нас проблемы. Всем наше счастье не по душе, поперек горла.
– Приди в себя, не умирай, – целую его в висок, слышу усиливающийся шум в коридоре.
Вылетаю из палаты на всех парах, чтобы никто не видел меня, и еду домой, к маме.
Ее дома нет, а я настолько вымотана, что дергаюсь при каждом шорохе. И когда раздается резкий звук дверного звонка, вздрагиваю. Он не повторяется, что кажется мне подозрительным. Смотрю в глазок – никого. Спустя
