– Я не должна была тебе все это рассказывать, – всхлипнула она, держась за голову. – Валя, у меня голова просто раскалывается. У тебя нет чего-нибудь от боли?
– Ты мне только скажи, что нужно, я схожу в аптеку и куплю.
– Тебе в аптеке посоветуют, попроси сильнодействующее, не могу больше терпеть эту адскую боль.
– Хорошо. – Валентин склонился над ней и поцеловал в лоб. Ее от этого прикосновения передернуло, ей едва удалось скрыть свое отвращение к этому переполненному желанием парню. Зачем, зачем она позволила ему приблизиться к ней, к ее семье? К детям? И что он себе напридумывал в отношении ее? Какие фантазии бродят в его молодой горячей голове? И сколько еще ошибок она совершит, прежде чем закончится ее кошмар, если вообще закончится?
Почему, ну почему она не рассказала все Леве, как только увидела Рыбина и узнала его? Они бы вместе подумали, что можно сделать, как наказать его. И как она могла ошибиться в Леве, почему в круг ее предположений относительно его поведения, его реакции вошло только все самое гадкое, худшее, почему она решила, что Лева отвернется от нее? А сейчас, когда она вот так сбежала из дома в неизвестность, а теперь и вовсе живет в квартире влюбленного в нее Валентина, нет ли у него повода разочароваться в ней?
Она выбрала квартиру Валентина как единственное нейтральное место в городе, где она сможет жить, не привлекая к себе внимания и обдумывая, как помочь Леве выпутаться. В ее планах было найти хорошего адвоката для Левы. Она понимала, что адвокат у него наверняка есть, все-таки у Левы есть Дина Робертовна, которая уж точно не будет сидеть сложа руки, она активна, умна, у нее связи, наконец! Гера же намеревалась найти адвоката с целью быть в курсе всего, что происходит с Левой, и при этом не светиться.
Она добралась до Валентина с помощью Захара.
Захар, обрадовавшись ее звонку, приехал сразу же, она вышла к нему ранним утром, уже собранная, села в машину и сказала, что ей нужна его помощь. Вернула ему обрез, сказала, что не собирается уже никого убивать. Захар вздохнул с облегчением. Стал расспрашивать, что же с ней произошло, чем он может помочь. Гера рассказала ему, что Лева попал в беду, что ему нужна помощь и что она скрывается. Попросила его найти адвоката, призналась, что у нее маловато денег, но она попробует где-нибудь найти нужную сумму, обратится к подруге. Захар сказал, что деньгами он поможет. Обещал перезвонить, когда будут результаты. Они договорились связаться в определенный час, когда она включит телефон. Тогда Захар предложил ей свой телефон, у него их было два, и она с радостью согласилась.
– Захар, я буду жить вот по этому адресу. – Она продиктовала адрес Валентина. – Там живет один мой друг, художник, он очень привязан к моим детям… Это не то, что ты подумал. Это другое. Я очень люблю Леву, ты знаешь. Но у Валентина меня никто не станет искать, понимаешь?
– Зачем тебе какой-то Валентин?! Я бы мог снять тебе квартиру… – возмутился Захар. – Знаешь, вот смотрю я на тебя, слушаю, что ты несешь, и понимаю, что ты явно не в себе. Ты бы рассказала, Гера, мне все по порядку, и тогда я бы точно помог тебе.
– Но я не могу! Не могу! – закричала она истерично, размахивая руками, понимая, что ее правдивый рассказ об изнасиловании нарисовал бы в воображении Захара жуткие картины оргии, чего невозможно было допустить. Пусть Валентин знает, пусть представляет себе все что угодно, но только не Захар, друг детства, человек, который, быть может, проживет свою жизнь параллельно ее жизни и который (почему бы и нет!) когда-нибудь привезет в их дом свою семью, что положит начало семейной дружбе. Жалко, что ей раньше не пришло в голову познакомить их поближе с Левой. Такие люди, как Захар, из родного Маркса, особенно ценны, им можно доверять, их можно любить, на них можно положиться в трудную минуту, хотя, конечно, они разделят не только трудности, но и радость событий, и радость эта будет ярче, полнее.
Захар передал ее, что называется, из рук в руки удивленному, потрясенному ее появлением Валентину.
– Вы отвечаете за нее, молодой человек, – сказал Захар сурово. И, обращаясь к Гере: – Я тебе позвоню, как мы договаривались.
Поначалу Валентин, усадив Геру на диван и устроившись возле ее ног, долго смотрел на нее, протирал глаза, словно она была привидением, потом задал очень странный вопрос:
– Так все же вроде должно было пройти без тебя… Или я чего-то не понял?
Конечно, она, находясь в крайнем нервном возбуждении, не придала значения его словам. Отнесла их на счет его состояния полного удивления.
– Я поживу у тебя, никому ни слова. Расскажу все, как есть, а ты должен молчать, все понял?
Зачем, зачем она ему все рассказала? Могла бы просто дождаться звонка Захара, а потом бы они решили с квартирой, на самом деле!
Возможно, она просто чувствовала себя физически отвратительно, ей постоянно хотелось спать, и мысль о том, сколько времени может занять поиск квартиры, приводила ее в ужас.
Валентин вернулся, принес ей таблетки, она приняла их и в ожидании, когда боль поутихнет, прилегла. Ее укрыли одеялом, и она закрыла глаза. Как бы ей хотелось открыть их и увидеть себя в собственной квартире с Левой, с детьми… Слезы потекли на подушку. Подушка была синяя, шелковая, засаленная, как и все в этой квартире, и пропитанная запахом скипидара, от которого ее просто воротило. Одеяло тоже было далеко не свежим, шерстяным, темно-красным в синюю клетку. Можно представить себе, сколько обнаженных женских тел (натурщиц, любовниц, подружек) было укрыто этим одеялом.
У Эммы она спала на чистых простынях, пахнущих лавандой, и укрывалась теплым пуховым одеялом с белым кружевным пододеяльником. Эмма, несмотря на свою занятость, содержала дом в чистоте. Валентин же, оправдывая свою неряшливость и нечистоплотность творчеством и нехваткой времени, становился ей все неприятнее и неприятнее. И почему только она раньше не замечала этого бардака?
Сквозь прозрачные слои сна, наполненные тревогой и страхами, Гера почувствовала вторжение непонятного и неприятного вкуса и запаха, замешанного на мятных леденцах, и чужое горячее дыхание, открыла глаза, поняла, что ее целуют в губы. Она резко оттолкнула от себя впившегося в нее Валентина, поднялась и швырнула в него подушкой.
– Что ты делаешь?! Не подходи ко мне!
– Тише-тише, Герочка, успокойся… – Он решительно подсел к ней и попытался повалить ее на диван. – Что страшного случится, если я поцелую тебя?
– Не смей! – Она отталкивала его ногами, руками, извиваясь всем телом. – Прекрати! Возьми себя в руки! Господи, и зачем я к тебе пришла, как могла тебе довериться?! Ты – такой же, как и все, урод!
– Я? Урод? Я просто мужчина. – Он схватил ее за плечи и прижал к дивану. – Вот только никто как-то не замечал меня, не видел во мне мужчину. Валя, принеси, отнеси, погуляй с девочками, купи то, это…
– Ужас! Валя, прошу тебя, не говори больше ничего! Ты меня не знаешь… Я уничтожу тебя, понимаешь? Мне стоит только сказать кое-кому…
– Этому мужику, который тебя привез? Он твой любовник? И сколько у тебя их? Где ты провела все эти дни, пока тебя разыскивали?
– Замолчи!
– Ты расслабься, ты же женщина, тебе не привыкать. Насколько я понимаю, у тебя в этом деле богатый опыт!
Гера вывернулась и наотмашь ударила его по лицу, чем сильно разозлила его, он навалился на нее всем телом, она застонала:
– Я же беременна, урод! Гад! Отпусти меня немедленно! Я убью тебя!
– Говорю же, успокойся, расслабься…
По его резким движениям, которые он производил со своей одеждой, она вдруг поняла, что он расстегивает джинсы. Она закричала так, что сама испугалась этого крика:
– Нет!
Он обеими руками закрыл ей рот.
Вот тебе и художник Валентин, нежный красивый мальчик, который служил ей бескорыстным пажом. Будет ей наука, как доверяться мужчине, пусть даже и такому тщедушному, незаметному, с восторженным взглядом блудливых глаз…
Он резко встал и теперь стоял, широко расставив ноги и глядя на нее потемневшими глазами:
– Я тебе противен?
– Не то слово… – Она уже поднялась с дивана и теперь приводила в порядок одежду. Лицо ее было красным и мокрым от слез.
Бежать! Бежать! Но сначала позвонить Захару, чтобы он приехал и забрал ее отсюда! А еще она скажет, что ее чуть не изнасиловали!
Она бросилась в ванную комнату, заперлась там, достала из кармана телефон, и когда ее взгляд упал случайно на полочку под забрызганным, в мутных потеках зеркалом, волосы на ее голове зашевелились: она увидела свою расческу, заколки, крем в баночке и даже флакон своих духов! Ошибки быть не могло!
– Извращенец, – прошипела она, глядя на дверь, за которой жил и дышал ставший ей теперь ненавистным Валентин. Значит, он подворовывал ее вещи…
На веревке над ванной она увидела и еще кое-что, отчего ей стало дурно. Розовые трусики. Ее трусики.
