— Ах вот оно что! — сказал он. — Значит, люди запада уже добрались до этой страны? Мы не знали об этом.
Эверард взглянул на него. Ростом этот человек превосходил любого из монголов, а его лицо и руки выделялись своими изяществом и белизной. Одет он был, как и все остальные, но не носил никакого оружия. Выглядел он старше нойона — ему можно было дать лет пятьдесят. Не сходя с лошади, Эверард поклонился и заговорил на северокитайском:
— Достопочтенный Ли Тай-цзун, как ни печально, что мне, недостойному, приходится противоречить вашей учености, но мы родом из великого царства, лежащего далеко на юге.
— До нас доходили слухи о нем, — сказал ученый, который так и не смог скрыть своего удивления. — Даже здесь, на севере, можно услышать рассказы об этой богатой и чудесной стране. Мы ищем ее, чтобы передать вашему хану приветствие кагана Хубилая, сына Тули, сына Чингиса — весь свет припадает к его стопам.
— Мы знаем о Великом Хане, — ответил Эверард, — но мы знаем и о Калифе, и о Папе, и об Императоре, а также о прочих, не столь могущественных владыках. — Он тщательно подбирал слова, чтобы, не оскорбляя правителя Катая открыто, тем не менее деликатно указать ему его истинное место. — О нас же, напротив, известно немногим, ибо наш государь ничего не ищет во внешнем мире и не хочет, чтобы другие искали что-либо в его царстве. Позвольте мне, недостойному, представиться. Имя мое Эверард, и, хотя мой облик может ввести вас в заблуждение, я вовсе не русич и не из земель Запада. Я принадлежу к стражам границы.
Пусть погадают, что это означает.
— Ты пришел без большого отряда, — вступил в разговор Тохтай.
— А он нам и не понадобился, — вкрадчиво ответил Эверард.
— И вы далеко от дома, — добавил Ли.
— Не дальше, чем были бы вы, досточтимые господа, в степях Киргизии.
Тохтай взялся за рукоять сабли. В его глазах застыло подозрение.
— Пойдемте, — сказал он. — Посол всегда желанный гость. Разобьем лагерь и выслушаем слово вашего царя.
Глава 3
Солнце уже низко стояло над западными вершинами, и их снежные шапки отливали тусклым серебром. Тени в долине удлинились, лес потемнел, но луг казался еще светлее. Первозданная тишина оттеняла каждый звук: торопливый говор горного потока, гулкие удары топора, пофыркивание лошадей, пасущихся в высокой траве. Пахло дымом.
Монголы были явно выбиты из колеи и появлением незнакомцев, и столь ранним привалом. Их лица оставались непроницаемыми, но они то и дело косились на Эверарда с Сандовалем и принимались шептать молитвы — в основном, языческие, но слышались и буддийские, и мусульманские, и несторианские. Тем не менее, это не мешало им с обычной сноровкой разбить лагерь, расставить сторожевые посты, осмотреть лошадей, приготовить ужин. И все же Эверарду показалось, что они ведут себя сдержанней обычного. Под гипнозом он усвоил, что монголы, как правило, люди веселые и разговорчивые.
Он сидел в шатре, скрестив ноги. Рядом с ним полукругом расположились Сандоваль, Тохтай и Ли. Пол устилали ковры, на жаровне стоял котелок с горячим чаем. В лагере это был единственный шатер — возможно, у монголов он был всего один и возили его с собой для таких торжественных событий, как сегодняшнее. Тохтай собственноручно налил кумыс в чашу и протянул ее Эверарду; тот шумно отхлебнул из нее (так требовал этикет) и передал чашу соседу. Ему доводилось пробовать напитки и похуже, чем перебродившее кобылье молоко, но он обрадовался, когда по окончании ритуала все стали пить чай.
Заговорил начальник монголов. В отличие от китайца-советника он не умел сдерживаться, и в его голосе непроизвольно прорывалось раздражение: что это за чужеземцы, которые посмели не пасть ниц перед слугой Великого Хана? Но слова оставались вежливыми:
— А теперь пусть наши гости расскажут о поручении своего царя. Не назовете ли вы нам сначала его имя?
— Его имя произносить нельзя, — ответил Эверард, — а о его царстве до вас дошли лишь смутные слухи. Ты можешь судить о его могуществе, нойон, по тому, что в такой дальний путь он отправил только нас двоих и что проделали этот путь мы без запасных лошадей.
Тохтай ухмыльнулся:
— Кони, на которых вы приехали, красивы, но еще не известно, как они побегут по степи. И долго вы добирались сюда?
— Меньше дня, нойон. Мы многое умеем.
Эверард полез в карман куртки и достал два небольших свертка в яркой упаковке.
— Наш господин повелел преподнести высокочтимым гостям из Катая эти знаки его расположения.
Пока разворачивались обертки, Сандоваль наклонился к Эверарду и шепнул по-английски:
— Понаблюдай за их реакцией, Мэнс. Мы сваляли дурака.
— Почему?
— Этим пестрым целлофаном и прочими штучками можно поразить варвара вроде Тохтая. Но взгляни на Ли. Его цивилизация уже создала искусство каллиграфии, когда предки Бонуита Теллера еще разрисовывали себя голубой краской. Теперь его мнение о нашем вкусе резко упало.
Эверард еле заметно пожал плечами.
— Что ж, он прав, разве не так?
Их разговор не остался незамеченным. Тохтай взглянул на них с подозрением, но затем снова вернулся к своему подарку — электрическому фонарику; демонстрация его действия сопровождалась почтительными восклицаниями. Вначале нойон отнесся к дару с опаской и даже пробормотал заклинание, но, вспомнив, что монголу непозволительно бояться чего-либо, кроме грома, он овладел собой и вскоре радовался фонарику как ребенок.
Патрульные посчитали, что лучшим подарком для такого ученого конфуцианца, как Ли, будет книга — альбом «Человеческий род», который мог произвести на него впечатление разнообразием содержания и незнакомой изобразительной техникой. Китаец рассыпался в благодарностях, но Эверард усомнился в искренности его восторгов. В Патруле быстро узнаешь, что изощренное мастерство существует при любом уровне технического развития.
По обычаю, были преподнесены ответные подарки: изящный китайский меч и связка шкурок калана. Прошло довольно много времени, прежде чем прерванный разговор возобновился. Сандоваль ловко перевел его на путешествие их хозяев.
— Раз вы так много знаете, — начал Тохтай, — то вам должно быть известно, что наше вторжение в Японию потерпело неудачу.
— Такова была воля Неба, — по-придворному учтиво сказал Ли.
— Бред сивой кобылы! — рявкнул Тохтай. — Такова была людская тупость, хочешь ты сказать. Мы были слишком малочисленны, слишком мало знали, а море было слишком бурным, да и забрались мы слишком далеко. Ну, так что же? Когда-нибудь мы туда вернемся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
