— Довольно! Тяните меня назад!
Ашота быстро подняли и поставили на ноги. Глаза у него налились кровью, а на шее и на лбу вздулись вены.
— Снег, сброшенный нами, скопился на выступе над елкой, — сказал он. — Саркис провалился в него. Может быть, и жив. Саркис, Саркис!
Ответа не было.
Бойнах беспокойно лаял и тоже не отрываясь смотрел вниз. Пес хорошо понял, что произошло, и по запаху чувствовал, где находится пропавший мальчик.
— Ну, молчать! — рассердился на него Асо. — Дай послушать!
Но Бойнах не умолкал, и Асо принужден был затянуть ему морду поясом.
— Э — гей, где ты, куро,[19] где?… — закричал он, подойдя к краю тропинки.
Никакого ответа.
В горестном бессилии опустились ребята на камни. Над пропастью парили орлы, зловеще кричали коршуны. Карр, карр, карр! — пронеслись невысоко две черные вороны. Голоса птиц заставляли ребят вздрагивать. Они робко поглядывали друг на друга и боялись спросить, отчего так оживились вдруг хищники. Ведь каждый знал, что означает их появление…
Прилетели два крупных ягнятника, сели недалеко от елки и злыми глазами поглядывали снизу вверх, на ребят.
Асо отогнал их камнями, но они вернулись. Прилетели и закружили над утесами и другие.
Один из ягнятников, наиболее смелый или просто одуревший от голода, опустился прямо у елки и, вероятно, либо когтями вцепился в Саркиса, либо ударил его клювом, потому что снизу донесся стон, а за ним и слабый, жалобный голос:
— Ой, ой!.. Умираю!
Должно быть, орел привел мальчика в чувство. Ребята вскочили и стали ожесточенно швырять в птиц камнями.
— Саркис! — кричали они. — Не бойся, Саркис!
— Здесь мы, Саркис!
— Держись крепче! Крепче!..
Шушик опять плакала, но на этот раз от радости.
— Жив он, жив, правда? — повторяла она.
— Раз говорит «умираю», — значит, жив, — заключил Гагик.
— Погодите, дайте сообразить, что делать, — заворчал на них Ашот. — «Жив, жив»! Мало, что жив! А вот как его оттуда вытащить?
Ашот задумался, и серьезность его передалась товарищам, которые в порыве шумной радости забыли о главном.
В самом деле: останься Саркис хоть на одну ночь там, в снегу, он неминуемо погибнет.
— Ну, не впадайте в отчаяние, держите меня за ноги, — распорядился Ашот.
И по его голосу все поняли, что в тяжелую минуту человек должен действовать, а не разводить руками. А действовать надо уверенно и твердо.
Ашот снова свесился над пропастью и крикнул:
— Старайся встать на ноги, не бойся!
— Умираю, умер, — слабым стоном донеслось снизу, словно из бездонного колодца.
— Довольно скулить! — заорал Ашот. — Вылезай из снега! Сюда, сюда. В эту сторону. К этому краю. Ближе к скале. Эй, да зачем ты к елке ползешь? За елкой пропасть!
По выкрикам Ашота ребята ясно представляли себе, происходит внизу.
— Сюда, сюда! Как это «нет»? Там, под стенкой, не может не быть сухого места! Там должен быть навес. Есть? Ну, влезь под него, на сухое место. Скорее! Эй, вытяните меня, голова лопается, — крикнул Ашот товарищам.
Когда его вытащили наверх, на него нельзя было смотреть без жалости: лицо его было похоже на вареную свеклу. Немного отдышавшись, он снова крикнул вниз:
— Ну как, нашел сухое место?
— Да… Умер, умер я… нога, плечо…
— Нога и плечо — пустяки, была бы голова цела. Сухая площадка, большая? Уместишься?
— Впадина в стене… Ой, умер!..
— Не скули, не умрешь! — снова грозно прикрикнул на него Ашот. — На, возьми эту дубинку. Если орлы прилетят, прислонись к стене и отбивайся. — Он наклонился и сбросил вниз палку.
— Что мы будем делать? Ведь его заклюют, — застонала Шушик.
— Да не скулите вы! Что делать? Сложим руки и сядем. Гагик, Асо, отправляйтесь-ка снова за ягодами, а мы с Шушик пойдем за топливом и огнем.
— Не парень, а огонь! — засмеялся Гагик.
Но и он понимал, что, если дать Саркису ягоды и топливо, он сможет какое — то время продержаться в той впадине, куда толкнула его судьба.
Полчаса спустя Гагик с Асо уже нашли кусты шиповника и собирали ягоды, а Ашот спускал с тропинки вниз хворост и кричал Саркису:
— Эй, онемел ты, что ли?… Подай голос! Куда хворост кидать, отсюда не видно.
— Влево, влево кидай… ох!..»
— Застревает то, что я бросаю, или в пропасть падает?
— Остается… Ой, умру я… мамочка! — доносились снизу стоны Саркиса.
Увидев позади елки пропасть, он только теперь понял, каким безнадежным было его положение, и стал еще громче плакать и, умолять:
— Милые мои, спасите меня, спасите!
— Не плачь и не хнычь! — разозлился Ашот. — Пере стань вопить, а не то бросим тебя и уйдем — станешь поживой орлов!
Шушик поглядела на него неодобрительно:
— Какой ты злой, Ашот!
— Я не злой. Наоборот, я его подбодрить хочу. Послушай, замолчал ведь? Саркис, втащи ветки во впадину и разведи огонь. На, лови огонь, кидаю. — И Ашот кинул ему пылающими концами вверх несколько дымящихся головешек, принесенных из пещеры. — Хватай скорее. Соедини их концы и дуй, чтобы разгорелись.
Воцарилось молчание. Через несколько минут Ашот снова крикнул:
— Эй, Саркис, что ты там делаешь? Вместо ответа снизу поднялась струйка дыма.
— Раздувает! — засмеялся Ашот. — Видела, как моя угроза помогла? — обратился он к Шушик.
— Способ хороший, что и говорить, — недовольным голосом отозвалась она.
С тех пор как Саркис упал в пропасть, он стал казаться ей вовсе неплохим, пожалуй, просто даже приятным парнем.
Но Ашот тоном старшего продолжал читать свои наставления:
— В тяжелом положении всегда нужно быть суровым, а порой и жестоким. Самый добрый полководец в минуты боя бывает суров. Вырастешь — поймешь. Как думаешь, Шушик, сколько воробьев надо дать Саркису?
— Всех! — твердо ответила девочка. Ашот засмеялся:
— Я знал, что ты так скажешь. Ну, пойди принеси. Да не жарь — пусть сам пожарит.
— Так можно всех? — воскликнула Шушик и, поняв по выражению лица Ашота, что он согласен, готова была, кажется, поцеловать его. Но, конечно, постеснялась.
Пока Гагик и Асо бродили в кустах, Шушик принесла несколько воробьев — весь их запас! Хорошо, что хоть «завхоза» не было.
— Вот все, что осталось, — разочарованно сказала она Ашоту.
— Почему? Кажется, должно было остаться больше. Ну ладно! — И, подойдя к краю тропы, Ашот крикнул: — Получай свою долю, Саркис!..
Солнце уже зашло, когда вернулись Гагик и Асо. Их шапки были полны ягод.
— Высыпать ему все? — простодушно спросил Асо.
