– Вы можете отказать мне, – сказал маркиз. – Я не хочу ни убеждать, ни принуждать вас.
Но если уж быть честной с самой собой, то придется признать, что она уже не сможет победить эту жажду. Она испытывала ее и прошлой ночью, по этой же причине она не легла спать сегодня. И с этим демоном ей предстоит бороться в будущем. Сегодня у нее есть возможность снова испытать наслаждение, вкусить его, чтобы потом вспоминать долгие годы, которые ей придется провести в одиночестве.
– Позвольте, я открою вам дверь, сударыня, – произнес голос за ее спиной. – Это не входит в наше соглашение. Вы не должны чувствовать себя обязанной принять мое предложение. Я больше не буду беспокоить вас.
– Мне хотелось бы спать с вами, – сказала маркиза Стаунтон.
Он коснулся ее плеча одной рукой, а другой открыл дверь в спальню.
– Если не возражаете, я приглашаю вас в мою постель, – сказал маркиз.
– Нет, не возражаю, – согласилась маркиза.
Их спальни были одинакового размера, но здесь царила другая атмосфера. Комната маркиза была выдержана в вишнево-красном цвете с отделкой в кремовых и золотых тонах. И запах здесь был мужской – запах кожи и одеколона, вина и мужчины.
Имеет ли какое-нибудь значение, что это не по любви? И даже не по супружеской обязанности? Что это всего лишь физическая потребность, неутолимая жажда? Аморально ли, если это происходит не по любви или из чувства долга? Но ведь он – ее муж. Чарити обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Он – ее временный муж. О морали она подумает потом, когда он уже не будет ее мужем. Когда она снова будет одна. Одна со своей семьей. Одна.
Глава 12
Это был день его окончательного триумфа. День, когда он, наконец, завоевал безоговорочную независимость и заставил своего отца публично признать это. Он вернулся домой, встретился с призраками прошлого и даже заключил с ними мир. Теперь он сможет бывать дома и встречаться со своими родными. Сможет, как прежде, дружить с Уильямом. Он мог бы радоваться. Мог бы планировать возвращение к своей прежней жизни. Мог бы поручить своему адвокату уладить дело со своей женой.
Но он не радовался, а волновался. Лег и попытался уснуть, но сон не шел. Ему нужно остаться в Инфилд-Парке, наконец признался он себе. Отец смертельно болен, он умирает. Его охватила паника. Им необходимо поговорить, поговорить откровенно. Нужно убедить отца передать управление поместьем, чтобы он мог отдохнуть и, возможно, продлить себе жизнь. Это означало, что он, Стаунтон, должен взять на себя дела. Ему придется остаться в Инфилд-Парке на неопределенное время. Он не может, не хочет оставить умирающего отца.
Он не может держать здесь жену все это время. Он стоял у окна, глядя в темноту. Наверное, небо закрыли тучи: луны не было видно. На самом деле нет необходимости задерживать ее здесь надолго. Как только Тилден с семьей покинут Инфилд, она тоже может уезжать. Кроме того, он не обманул отца относительно истинной причины своей женитьбы, да у него и не было такого желания или такой необходимости. Важно, что брак настоящий и расторгнуть его невозможно. Отец, будучи реалистом, признал это. Она выполнила свою задачу. Теперь ей можно разрешить уехать.
Маркиз крепче оперся руками о подоконник и тяжело вздохнул. Придется признаться себе – он хочет ее. Немедленно. Не именно ее, поправил он себя, а просто женщину. Ему нужна женщина сейчас, потому что неизвестно, как долго ему придется обходиться без женщины, если он останется в Инфилд-Парке.
Его светлость строго запрещал связь своих сыновей с местными девицами. И его старший сын в этом согласен с ним. Существуют другие места, где можно утолить самую жгучую жажду. Но супружеская спальня, конечно, к таким местам не относится. А свою жену он хочет только потому, что она рядом – в соседней спальне. Она скоро уедет, а он останется без женщины. Маркиз тихо засмеялся над самим собой.
Интересно, как она отнеслась бы к его появлению в.ее спальне с требованием выполнить супружеские обязанности? Возможно, согласилась бы без возражений. Он возбужденно вздохнул. Нет, он пойдет в свой кабинет, решил маркиз, и найдет там себе какое-нибудь занятие. Там его любимые книги. Если как следует подумать, то можно вспомнить, кому он должен написать письмо. А если не это, то можно переодеться и отправиться на прогулку в темноте.
Но, подходя к своему кабинету, маркиз увидел свет под дверью гостиной. И вот он вошел и напросился посидеть со своей женой, писавшей письмо. «Почему же она все еще не ложится спать?» – подумал он. На ней был очень простой и удобный белый ситцевый халат. Распущенные волосы блестящими волнами падали на спину.
Он все еще хотел ее. И сейчас был вынужден признать, что хотел он не просто какую-нибудь женщину. Он хотел именно ее с ее неопытностью и здравым смыслом. Две ночи назад эти качества показались ему очень привлекательными. "Она хорошо играла свою роль, – подумал маркиз, наблюдая за тем, как Чарити пишет письмо, сидя очень прямо. – Даже очень хорошо. Ее сердечность, очарование и грация покорили всех, за исключением, пожалуй, только Марианны. Даже у Чарлза было удивленное лицо, когда, он наблюдал, как она сидит на низенькой скамеечке у ног отца.
Она держалась отлично. Энтони ощутил гордость за нее, такую хорошенькую и полную достоинства в своем жутком сером шелковом платье, но потом понял, что гордость – это не то чувство в данных обстоятельствах. Во всяком случае, не теплая гордость.
Ему было интересно узнать, кому это она пишет, почему письмо дается ей с таким трудом. Это кто-нибудь, кому она просто обязана написать? Или это кто-то, к кому она так привязана, что чувствует себя скованно в присутствии «мужа»? Но у него нет никакого права проявлять любопытство. Да и желания такого нет. Ему хотелось бы забыть о ее существовании, как только она покинет поместье.
Но сегодня он хотел ее. Ему хотелось ощутить ее под собой. Хотелось спрятать свое лицо в ее волосах. Чем скорее она исчезнет из его жизни, тем лучше будет для него.
Он поддался слабости и теперь надеялся, что жена откажет ему. Будет хорошо, если она ему откажет, неизвестно только, что ему тогда делать, чтобы уснуть. Но она ему не отказала.
– Я хочу спать с вами, – сказала она, когда он открыл перед ней дверь гостиной.
Его жена не жеманилась. И он поддался еще одной слабости. Ему хотелось иметь се в своей собственной постели. Он хотел, чтобы здесь осталась память о ней, хотя эта неожиданная мысль заставила его нахмуриться.
Его жена не робкого десятка. Теперь ему самому было смешно: как он мог принять ее за серую тихую мышку всего несколько дней назад? В его гардеробной она обернулась и. посмотрела ему прямо в глаза. Ее глаза были огромные и ясные, как всегда. Хорошо, если она не окажется слишком ранимой. И пусть никто никогда не обидит ее.
