— Пустишь? — Подъезжаю ближе, чтобы он смог меня разглядеть, и слышу удивленное.
— Мать честная! Ты что ли, Фрязин⁈ — Грозное выражение лица тут же меняется на радостную улыбку, и повернувшись, он орет куда вглубь двора.
— А ну живо все сюда! У нас гость дорогой!
Ворота тут же распахиваются во всю ширь, как и улыбка на лице Горяты.
— Вот удружил! Рад видеть тебя, консул, в своем доме! Проезжай, располагайся!
Как только дворовые приняли у нас лошадей, я тут же попал в медвежьи объятия хозяина. Помяв меня как следует, Горята потащил в дом.
— Пошли! Напою, накормлю! Устали поди с дороги⁈
Вопросы сыпятся один за другим. Я не успеваю отвечать, но никто и не ждет моих ответов. Горята куда-то тянет, дворовые заполошно бегают, собаки на цепи брешут, как бешенные. В общем, бедлам еще тот, и эта гостеприимно-радостная суета вокруг меня закончилась, только когда я уселся на лавку за уставленным яствами столом.
Расслаблено откидываюсь спиной на стену и встречаю иронично-насмешливый взгляд.
— Неужто и ты, Фрязин, приехал за Новгород воевать⁈
Разлив по кубкам медовуху, Горята подвинул один из них мне.
— Или ты здесь по другим делам⁈
Взяв кубок, я отвечаю ему в той же чуть насмешливой манере.
— По этой, Горята Нездинич, по этой!
Опрокинув в себя свою чашу, он утер рот тыльной стороной ладони и рассмеялся.
— Удивил! Вот уж не думал, что ты за Новгород вступишься! — В его глазах вспыхнуло любопытство, перемешанное с недоверием.
Выдерживаю его прощупывающий взгляд и пожимаю плечами, как ни в чем ни бывало.
— А что тебя удивляет⁈ Чай не чужие люди, отчего ж не помочь!
Горята все еще недоверчиво косится на меня, а я держу его взгляд с совершенно невозмутимым выражением лица. Мне это совсем не трудно, поскольку я действительно привел своих бойцов на помощь, ну а то, что это не единственная моя цель, так всех моих планов никому знать не обязательно.
Не углядев никакого подвоха, Горята наливает по новой и, звонко чокнувшись со мной, выпивает.
Я такими лошадиными порциями эту сладковатую брагу пить не могу и налегаю на еду. Отломив куриную ногу, гладу себе на тарелку, а Горята, прожевав кусок мяса, вдруг наклоняется ко мне.
— Коли так, тогда вот что! Со мной пойдешь!
Оставив куриный окорочок, поднимаю взгляд на хозяина.
— Куда это?
Тот поначалу округляет удивленно глаза, а потом машет рукой.
— А! Ты ж токмо приехал, еще ничего не знаешь. — Он довольно осклабился. — Седни Ярославич собирает вядших людей новгородских на совет. Будем решать, как немчуру поганую с нашей земли выгонять.
* * *
В большой горнице княжьего терема собрался весь цвет новгородской знати. Александр сидит в торце залы, а представители первых родов на лавках по обеим стенам. Те, что попроще, или вторые сыновья, как Горята, стоят у входа общей толпой.
Я среди них зажат у самых дверей, и только благодаря тому, что моя голова возвышается над всеми, мне видно все, что происходит.
Ярославич сидит мрачный, а хорошо знакомый мне Афоня Михалчич вещает, обращаясь то к князю, то к своим сотоварищам.
— Ныне зима ранняя, и Волхов вон уже льдом сковало. Считаю, что тянуть боле не стоит и надо выступать прямо на Псков. Всей силой разом! И княжей дружиной и войском Новогородским.
С противоположной скамью тут же подал голос старший брат моего хлебосольного хозяина, Богдан Нездинич.
— Ежели мы всей ратью на Псков ударим, то как же с Копорьем быть?
— Да что нам глушь та! — Афоня рьяно кинулся отстаивать свою правду. — Крепостишка худая у черта на рогах! Успеем с ней разобраться! Сейчас куда важнее ливонцев из Пскова выкинуть!
Собрание одобрительно загудело, соглашаясь с тем, что Псков, конечно, важнее. Народ вокруг меня тоже закивал головами, а я вдруг вспомнил второе послание моему датскому командиру роты от его родственника из Ревеля. В нем тот хвастался, что ныне получил место оруженосца при самом ярле Густаве Харреманде и что вместе с ландмейстером Ливонии Андреасом фон Венвель они выдвигаются на восток, на Русские земли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тогда я понял это так. Та невероятная легкость, с какой войско Дерптского епископа овладело Псковом, пробудила нездоровую жадность и в Риге. Как я знал еще с университетской скамьи, Андреас фон Венвель в это время исполнял обязанности Ливонского ландмейстера Дитриха фон Гронингена, отбывшего на выборы магистра Тевтонского ордена. По всей видимости, этот Андреас решил, что Русь после нашествия монгол настолько ослабла, что уже не способна достойно обороняться. Раз так, то значит сама судьба посылает ему шанс отличиться, и надо ловить птицу удачи за хвост. Если промедлить, то все лавры и добыча достанутся Дерптскому епископу. Делиться славой с епископом Германом он не собирался, но и больших сил в столь короткий срок собрать тоже не мог. Поэтому сговорившись с датчанами, он двинулся на Новгород с севера и первой крепостью, которую они взяли, была Копорье.
Никаких подробностей об этом в отечественной истории больше нет, но зато в последнем письме из Ревеля Эрику сообщалось, что родственник его погиб под русской крепостью Копорье и что ярл Харреманд, рассорившись с фон Венвель, вернулся в Ревель, где и сообщил о гибели своего оруженосца.
Все это мгновенно прокрутилось у меня в голове, не мешая мне слышать все то, что творится в зале. В это время Афоня уже закончил свою речь и степенно уселся на свое место.
Бояре притихли, а Александр все с тем же мрачным видом обвел их взглядом.
— Есть еще у кого какие мысли⁈ — Его голос прошелся по боярским рядам, но никто не ответил.
Князь еще помолчал, и за всех резюмировал с места старший Нездинич.
— Да что тут решать! Прав Афоня, надо всем войском на Псков идти, а потом уж и за Копорье возьмемся.
Благородное собрание одобрительно зашумело, и я понимаю, что сейчас они это решение утвердят, а должно быть совсем не так. Я точно знаю, что в летописи написано по-другому. В памяти услужливо всплыло когда-то прочитанная строчка.
«Сначала пошел князь Александр на Копорье и, взяв крепость, сжег ее…»
«Как же так! — У меня в голове закрутилась тревожная мысль. — А вдруг это последствие моего вмешательства!»
Ёжусь как от озноба при одной только мысли об этом. О таком не хочется даже думать, ведь если история начнет меняться, то может измениться все что угодно, и результаты войны в том числе.
«Э нет! Мне такой поворот ни к чему!» — Сходу понимаю всю опасность, казалось бы, незначительного события.
Подумаешь, ни на Копорье сначала пошли, а на Псков. Это сейчас подумаешь, а дальше что! Эффект бабочки будет нарастать, и глядишь не ливонцев на Чудском озере разобьют, а наших, и так далее. А самое печальное, что в таком случае я лишаюсь одного из главных своих преимуществ — знания будущего.
«Я тогда буду не всезнающим попаданцем, а простым современником со всеми вытекающими проблемами! Ну уж нет! Надо срочно все вернуть к летописному варианту».
Решившись, протискиваюсь вперед. Еще не знаю, что скажу, но мозг лихорадочно ищет выход и строит одну логическую цепочку за другой. Неожиданно в памяти всплывает еще парочка строк из летописи, и вот тут меня буквально осеняет.
Начинаю пробираться еще энергичней, а народ вокруг недовольно косится и норовит ткнуть локтем побольнее. Лезу, не обращая внимания, и сходу буквально вываливаюсь на открытое пространство.
Головы всех собравшихся поворачиваются на шум, и я предстаю пред почтенной публикой непочтительным нарушителем спокойствия.
«Плевать!» — Бормочу про себя и кланяюсь до земли сидящему вдали князю.
Наступившую тишину первым нарушает крик Афони.
— Ты⁈ Ты что здесь делаешь⁈
Он еще не забыл про свой позор на Волжском льду, да и мой рудник на Новгородской земле тоже, наверное, не дает ему спать спокойно.
Смотрю на красное, злющее лицо большого новгородского боярина, и в голове появляется уверенность, что если бы не епископ Герман со своей затеей присвоить Псков, то сейчас эти господа решали бы, как отобрать у меня Медное.
