Он откинулся на стуле, давая нам время осознать его откровение.
— Значит, отличается, — подтолкнул я его к продолжению.
— Лишь в том, что с помощью нашего основателя и проводника мы учимся складывать и направлять нашу энергию в более физическом смысле, и, конечно, мы действуем вместе с Божественным Духом.
— Простите, — сказал я, — но я не совсем вас понял. Этот, хм, «Божественный Дух» — что это?
— Вы, я, наши мысли. — Он экспансивно взмахнул руками. — Сам окружающий нас воздух. И сама земля, производимая ею энергия.
Он понизил голос, и я обнаружил, что даже у меня захватило дух. Воодушевление Кинселлы словно зарядило атмосферу.
Казалось, никто не хотел прерывать возникшую паузу, и я заметил, что в кухне стало совсем темно. И вместе с вечером пришел холод.
Мидж подняла бутылку кока-колы, чтобы отпить, ее глаза не отрывались от Кинселлы.
— И много... много вас живет в сером доме? — спросила она, поднеся бутылку к губам.
— Наверное, человек от сорока до пятидесяти. Кстати, мы называем дом своим святилищем; это наше убежище, так же как и храм. И наше число постоянно растет. — Он подался вперед и облокотился на стол. — Знаете, вы обязательно должны прийти к нам. Мне действительно кажется, что этот опыт заинтересует вас.
Не дав Мидж ответить, я заговорил сам:
— Мы все еще довольно заняты по дому...
Он рассмеялся и похлопал меня по руке.
— Не волнуйтесь, Майк, мы не собираемся обращать вас в свою веру. Нет, мы действуем совсем не так.
Я вспомнил слова Хоггса утром, утверждающие обратное.
— Вы познакомитесь с очень интересными людьми, — горячо продолжал Кинселла, — и со всех концов света. Может быть, вам даже удастся повидаться с Майкрофтом.
Я поднял стакан, и немного вина пролилось.
— Майкрофтом?
— Да Элдричем П. Майкрофтом, нашим основателем, это поистине уникальный человек. — До того Кинселла едва пригубил вино, но теперь сделал большой глоток. — Неплохое вино, а? Мы немного зарабатываем, продавая этот напиток. Видите ли, чтобы не просить пожертвований, мы продаем самодельные товары.
— И этого хватает для потребностей вашей организации? — спросила Мидж.
— Храма, Мидж, мы называем ее Храмом. Ответ на ваш вопрос — нет, не совсем. Впрочем, у нас есть частные фонды. Становится прохладно, вам не кажется? — На этот раз он обеими ладонями потер плечи. На лбу у него почему-то выступил пот. — Да, холодает. — Кинселла снова отхлебнул вина, его глаза обежали комнату.
— Пожалуй, я закрою дверь, — предложила Мидж, уже готовая встать.
— Нет-нет, все в порядке, — быстро проговорил американец, взглянув в дверной проем, и продолжил, каким-то странным, чересчур оживленным тоном: — Приятно, когда из сада доносится этот аромат. Цветы там просто радуют, Мидж. Да, Майк, девушки могли бы здорово помочь вам. В коттедже все в порядке? Пока нет больших трудностей? Кроме летучих мышей. Вас они еще беспокоят?
Мы с Мидж переглянулись. Неужели этот парень опьянел от одного стакана вина?
— Нет, пока не беспокоят, — ответил я.
Я попробовал еще вина, оно вроде бы не забирало.
— Вы всегда можете рассчитывать на любую нашу помощь, помните об этом. — Его пальцы снова обхватили стакан на столе. — Здесь, на этой просеке, рано темнеет, — сказал он и рассмеялся, и этот звук резко контрастировал с вечерним затишьем.
— Как перед грозой, — заметил я.
— Перед грозой? Да, правда, приближается гроза. — На лице у Кинселлы замерла бессмысленная улыбка, но казалось, что ему не по себе, словно его загнали в угол. Он начинал действовать мне на нервы.
Я подумал, что Мидж пытается успокоить его, когда она спросила:
— И все люди в Храме примерно вашего возраста, Хьюб?
— О нет. У нас есть все возрастные группы. Среди наших питомцев есть один-два, кому за шестьдесят. Вы знаете, мы так зовем наших последователей: питомцы.
Боже, подумал я, и спросил:
— И вы питомец?
— Нет, Майк. Я первый служитель.
— Звучит как «большая шишка».
— Ну, в Храме много народу, и они несут тяжелую ношу. Надеюсь, не будет большой грозы. Вы чувствуете в воздухе напряжение?
Я чувствовал. Оно было почти осязаемо. Я чувствовал, что, если щелкну пальцами, полетят искры.
Кинселла одним глотком допил вино, и я хотел налить еще, но он махнул рукой, отказываясь.
— Мне действительно пора уходить, уже поздно.
— На дорожку? — предложил я.
— Спасибо, но нужно выехать, пока не началась гроза.
Он встал, и его стул громко скрипнул по плиткам. Мы с Мидж тоже поднялись, но не успели толком встать на ноги, как Кинселла уже оказался в дверях.
— Помните, что я вам сказал. — Левая сторона его улыбающегося лица судорожно дернулась. — Заходите в любое время, мы устроим вам грандиозный прием.
Как только мы приблизились, он выскользнул за дверь и поспешно проговорил:
— Не провожайте меня до калитки, вы можете промокнуть, если хлынет дождь.
Хотя теперь уже совсем стемнело, я увидел, что Кинселла весь в поту, и тем не менее он передернулся, словно по спине его пробежал холод.
Кинселла поспешил по дорожке, как будто опаздывал еще на какую-то встречу. Мы с Мидж удивленно переглянулись.
— Как тебе кажется, с ним все в порядке? — проговорила Мидж, искренне встревоженная.
— Я подумал то же самое. Может быть, мы что-то не то сказали?
Она поежилась — несомненно, жертва того же сквозняка.
— Странно, Майк. Странно. Ты бы сходил за ним, убедился, что он сможет ехать.
— Эй, Хьюб! — позвал я, но он, наверное, не услышал. Машина, должно быть, оставила на обочине глубокие следы — так быстро он тронулся с места. Пока я шел к калитке, «эскорт» уже скрылся из вида.
— Счастливо! — сказал я пустой дороге.
Закрыв калитку, я повернулся к Грэмери и теперь заметил, что никаких грозовых туч нет. Я остановился и оглядел небо. На горизонте виднелась темная полоса облаков, застилающая последние лучи заходящего солнца, концы лучей приобрели красный оттенок, но небо наверху было относительно чистым. Растения на клумбах шевелил ветерок, и приглушенные в сумерках разноцветные пятна неторопливо колыхались. От крыши коттеджа отделился маленький темный силуэт — летучая мышь вылетела на вечернюю охоту, — а я стоял, картинно скребя затылок и удивляясь, с чего это все мы решили, что собирается гроза.
И тут этот холодный сквозняк коснулся и меня.
Я поежился и сгорбил плечи. Мой взгляд привлекло что-то за пределами сада. Ничто не шевелилось. Ничто не производило ни малейшего звука. Однако снова на краю леса стояла какая-то фигура, и лицо ее виделось как темное размытое пятно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
