– Помню, – хохотнул Саныч. – Как ты в подвал провалился, да крыс потом гонял; надеюсь, не воображаемых.
Вижу буквально название рок-фестиваля: «Наркотики против табака».
– Прям как «Хищник против Чужого», – сказал Аркаша.
– Ну, да. Это предыдущий фестиваль, – кивнул Саныч и вышел с сигаретой на кухню, закрыв за собой дверь.
Они пили до утра. Наливали неспешно и, не чокаясь, опрокидывали рюмки. То шумно выдыхали, то крякали с удовольствия, а то и молча хлебушком занюхивали. Закусывали и много разговаривали. Хорошо захмелели, да на этой волне и замерли, с гребня не соскальзывая.
– А Макс, инвалид, ты о нем чего-нибудь слышал? – спросил Саныч Трескачёва.
– Нет, – ответил тот. – Я как в Мурманск перебрался, так и не слышал о нём ничего. Да и друзья мы были такие, привет – пока – наливай.
– Макс-то от взрыва пострадал. Дело случайное, – сказал Саныч. – А сколько по синьке да наркоте загнулось… Жуть! Как на войне.
– Война – дело молодых, – сказал Серёга.
– А если её для них не придумывают – молодёжь сама находит способ, как убиться, – высказал Саныч.
– Ерунда это, – сказал Серёга. – Война для каждого поколения находится. Просто юность безрассудна, и это становится ясно и самому, когда она проходит. Ну, типа как сумасшедший никогда не поверит в своё безумие, пока он болен.
– Чего-то вы совсем краски сгустили, – проговорил Аркаша. – А алкоголь-то причём? Все пьют и ничего.
– Угу, – мотнул распущенной шевелюрой Саныч, принимаясь разливать по рюмкам. – И ничего.
Выпив и закусив, Сергей сказал:
– Меня не оставляет извечный русский вопрос.
– Кто виноват? Что делать? – Аркаша говорил, занюхивая огурчиком.
– Меня интересует: на хрена козе баян? – пояснил Сергей.
– Ну, может, это очень музыкальная коза, – сказал Саныч. – Ты не о Ленке с музучилища?
– Я о Терминаторах, – заявил Сергей.
Аркаша, поперхнувшись колбасой, закашлялся, а Саныч, устроившись в кресле поудобнее, кивнул.
– Очень интересно. Право, я заинтригован.
– Нахрена Терминаторы с людьми войну устроили? Чего нам делить?
– Терминатор пока только Калифорнию захватил, – сказал Саныч.
– Вообще-то, на мой взгляд, борьба видов налицо, – заметил Аркаша.
– А из-за чего нам с ними бороться? – удивился Серёга. – Терминаторы могут улететь жить на Марс. И вообще – заселяться где угодно по всей вселенной, они ж железные! А людям, как родителям своим, обеспечить достойную жизнь. На хрена им крохотная Земля, из которой всю нефть выкачали и немцам продали. Терминаторам скоро тут и смазаться нечем будет.
– А за это и стали убивать. Всем разумным существам нужен повод и враг, – сказал Аркаша.
– После потомки Терминаторов конечно же будут скрипеть: какие же бесчеловечные были первобытные Терминаторы, – засмеялся Саныч.
– За Терминаторов! – воскликнул тянущийся к бутылке Аркаша.
Всё же время и градус взяли своё. Накрыло всех утром. Правда, Саныч выглядел почти молодцом на фоне еле ворочающих языками товарищей. Его не шатало, движения были чёткими, точными. Только вот глаза… Они остекленели. Плавающий взгляд сделался бессмысленным и тяжёлым. Словно Саныч, находясь в глубоком нокауте, пытался продолжать смотреть на мир как ни в чём не бывало.
Серёга взял из пачки Саныча, что на столике средь закуски, сигарету. Сказал: «Алилуйя!» и пошёл в другую комнату, звучно открывая дверь лбом. Через минуту раздался храп.
– Ух, ты, – вроде как удивился Аркаша, сидящий на диване и глядящий в пол. Его пальцы самостоятельно нащупали на столике пустую рюмку, подняли и опрокинули её в рот. Проглотив воздух, Аркаша зажмурил один глаз и выдохнул, повторяя: – Ух, ты.
Саныч поднялся из кресла и прошёл в комнату, куда ушёл Серёга. Тот лежал на кровати, и торчащая изо рта неприкуренная сигарета трепетала от мощного храпа.
Саныч вернулся к столику. Аркаша уже спал, лёжа на диване.
– Ух, ты, – теперь сказал Саныч и, налив себе рюмку, выпил.
– Домой надо идти, – пробурчал Аркаша и перевернулся на другой бок.
– Ты прав, дружище, – проговорил Саныч и пошёл одеваться.
В автобусе Североморск-Мурманск его убаюкало, и та сила, что управляла телом даже в алкогольном нокауте, уснула. Саныч, проспав свою остановку, был разбужен водителем на конечной. И, видать, опасаясь, что вновь уснёт в автобусе, и теперь будет разбужен обратно в Мурманске, решил (то был краткий миг просвета сознания) пойти до дома пешком. И топать бы ему через весь город, да ещё в горку, кабы не милицейский наряд.
Медвытрезвитель был недалеко от его дома. И, проснувшись ночью, Саныч удивился, что он в своей квартире, а не на казённой койке. Очень смутно, но он помнил милицейский «УАЗ-ик» в котором его везли.
– Чего только не бывает, – пробормотал о наряде, развозящем по домам алкашей, Саныч и, поднявшись в темноте на слабые, онемевшие в ступнях ноги, потащился в туалет. Блевать.
Трескачёв зашёл в арку на Пяти Углах, туалет, слава Богу, был открыт. Спустившись по ступенькам в его тусклое нутро, Серёга отметил, что сегодня тут не воняет. Ни дерьмом, ни хлоркой. Озон! Как при грозе в чистом поле.
Трескачёв, еле сдерживая мочевой пузырь, шмыгнул в первую же полу-кабинку и принялся расстегивать ширинку. Но молнию заело. Он и так, и сяк тянул её – никак! А сзади уж начала создаваться очередь.
– Ну, что там, в самом деле?! – возмущался пожилой мужчина.
– Бу-бу-бу, – поддержала его очередь.
А молния – ну ни как!
– Давай уже, в штаны дуй! – выкрикнула какая-то барышня. – Не задерживай.
– Бу-бу-бу! – соглашалась очередь.
Серёга рывком оторвал голову от подушки и сел на кровати. К губе что-то прилипло. Он взял это что-то – сигарета. Сунул её за ухо. Надо было срочно бежать в туалет.
Смыв воду, Трескачёв, пошатываясь, пошёл в комнату к оставленному застолью. За окном был день. На диване спал сосед. Саныча не было. Серёга заглянул в коридор. Вещи Саныча отсутствовали. Точно, ушёл. Трескачёв убедился, что входная дверь захлопнута и, вернувшись к столику, уселся в кресло.
– Аркаш, – тихонько позвал Серёга. Гость не реагировал, продолжая сопеть.
Голова шумела, плохо соображала. Трескачёв налил себе полную рюмку. Выпил махом. Сморщился. И, прослезившись, быстренько закусил капусткой с брусникой, что квасила жена.
Повеселело. Он поднял с пола пульт и тихонько включил телевизор. Поклацав по программам, оставил музыкальный альтернативный канал, где сейчас крутился клип RAMMSTEIN. Музыка воодушевляла.
«Вечно марширующие немцы, – подумал Трескачёв и, налив ещё водки, залпом выпил. – А мы вот вам!»
Сергей нащупал за ухом сигарету. Достав, покрутил её в пальцах. Пошарил глазами по столу. Зажигалки не было. Он поднялся и пошёл на кухню, шатаясь – водка вновь накатила. Склонившись и раскачиваясь над плитой, захотел прикурить. Жал на кнопку поджига, слышались щелчки, но газ почему-то не воспламенялся. Трескачёв выплюнул на так и не загоревшуюся конфорку сигарету.
«Я выплюнул курить, а остальные бросают. Я опять некурящий», – подумал, усмехнувшись, Сергей и, вконец опьяневший, поковылял к кровати.
Аркаша услышал далёкий, из-за многих световых лет, шёпот Звезды. Как его это уж достало. Хотелось кинуть в Звезду тапком. Он так удобно улёгся на диванчик. А она нудит, чтоб он шёл домой. Зачем? Кто его там ждёт? – Домой надо идти, – пробурчал Аркаша, перевернувшись на другой бок. И тут же по-настоящему провалился в чёрный колодец пьяного сна.
Газовая плита у Трескачёва не была снабжена контролем за пламенем. И из так и не загоревшейся, не выключенной конфорки продолжал идти газ, распространяясь по всей квартире. Форточки были закрыты. И, когда концентрация газа перевалила за критическую, Аркаша с Сергеем умерли. Тихо, легко и просто.
КРИСТИНА
Сам решаю за себя,
Ведь глаза мои открыты.
Понукать мною нельзя,
Покуда сердцем не забыты
Вольный ветер, пыль дорог,
Впереди – ширь горизонта,
Неба высь, да пыль от ног,
Позади печаль о чём-то…
1
10-го мая 2010 года, сбылась давняя мечта Кристины. Она купила двухкомнатную квартиру в Североморске. Дворик, по сравнению с общей картиной аккуратного городка, не ахти. Зато дом – «сталинка». Квартиры просторные, с высоченными потолками. Не то, что в «хрущёвках» поблизости. А ведь именно в соседней «хрущёвке» она и жила до девятого класса. Тогда родители, потерявшие последнюю возможность переносить друг друга, развелись. Квартиру разменяли на однокомнатную, для отца. Доплату же получила мама и, забрав дочь, уехала жить в Нижний Новгород к своей матери, бабушке Кристины, схоронившей деда два года назад.
Так они там и жили, втроём. И Кристина всегда хотела вернуться в Североморск. Причём, на ту же улицу. Вот не понравился ей Нижний, и всё тут! Казалось бы, большой город. В центре России. И зима тут – зима. И лето – лето. Нет, тянуло к сопкам. С макушек которых постоянно сползающие тяжёлые тучи утюжат крыши домов и, распарывая о них брюхо, проливаются холодным дождём на горожан.
