— Давайте зайдем сюда, — сказал Джейсон, крепко взяв д’Амакура за руку. — Я думаю, нам надо поговорить.
— Я абсолютно ничего не знаю. Я только выполнял инструкции. Я тут ни при чем.
— Сожалею. Когда я разговаривал с вами в первый раз, вы сказали, что не можете подтвердить по телефону совершение трансакции. Что вы не хотели бы говорить о делах с незнакомым лицом. А уже через двадцать минут сообщили, что все для меня приготовлено. Разве это не подтверждение? Давайте войдем.
Кафе было в каком-то смысле миниатюрным подобием цюрихского ресторана «Три альпийские хижины». Глубокие кабины, высокие перегородки между ними, неяркий свет. На этом, однако, сходство кончалось: кафе на улице Мадлен было вполне французским, вместо пивных кружек тут стояли графины с вином. Борн попросил кабину в углу. Официант провел их.
— Выпейте чего-нибудь, — предложил Джейсон, — вам это понадобится.
— Вы полагаете? — холодно ответил банкир. — Я выпью виски.
Напитки не заставили себя ждать, тем временем д’Амакур нервно вытащил пачку сигарет из кармана своего ладного пальто. Борн зажег спичку и поднес ее к лицу банкира. К самому лицу.
— Merci. — Д’Амакур затянулся, отложил сигарету и проглотил половину стаканчика виски. — Я не тот, с кем вам надо говорить.
— А кто тот?
— Возможно, владелец банка. Не знаю, но наверняка не я.
— Объясните.
— Были даны распоряжения. У частного банка более гибкие правила, чем у акционерного учреждения.
— В чем?
— Более широкий, скажем так, маневр в отношении запросов некоторых клиентов и родственных банков. Менее строгий контроль, чем тот, что применяется в отношении банков, зарегистрированных на бирже. «Гемайншафтбанк» в Цюрихе — тоже частное учреждение.
— Требования исходили от «Гемайншафтбанка»?
— Запросы… требования… да.
— Кто владеет банком Валуа?
— Кто? Многие — консорциум. Десять — двенадцать человек и их семьи.
— Тогда мне надо поговорить с вами. Согласитесь, глупо было бы бегать по всему Парижу, разыскивая владельцев.
— Я только служащий. Чиновник. — Д’Амакур проглотил оставшееся виски, смял сигарету, достал другую и спички.
— Какие были распоряжения?
— Мсье, я могу лишиться места!
— Вы можете лишиться жизни, — сказал Джейсон и тут же испугался того, что эти слова так легко пришли ему на ум.
— Я не так информирован, как вы думаете.
— Но и не так несведущи, как хотели бы представиться, — сказал Борн, внимательно разглядывая банкира через стол. — Я вижу вас насквозь, д’Амакур. По вашей одежде, по прическе, даже по походке. Вы слишком пыжитесь. Человек вроде вас не становится вице-президентом банка Валуа, не задавая вопросов. Вы себя прикрываете. Вы не сделаете ни одного сомнительного шага, если не придется спасать свою шкуру. А теперь говорите, какие были распоряжения. Вы сами меня не интересуете, я ясно выразился?
Д’Амакур зажег спичку и поднес ее к сигарете, не сводя глаз с Джейсона.
— Не стоит запугивать меня, мсье. Вы очень богатый человек. Почему бы не заплатить мне? — Банкир нервно улыбнулся. — Случайно вы оказались правы. Я задал один-два вопроса. Париж не Цюрих. Человек моего положения должен услышать если не ответы, то хоть намеки.
Борн откинулся на спинку кресла, вертя в руках стакан. Постукивание кубиков льда явно раздражало д’Амакура. Наконец он сказал:
— Назовите разумную цену, и мы ее обсудим.
— Я человек разумный. Пусть решение будет основано на ценности информации, и примете его вы. Банкиры по всему миру получают от благодарных клиентов вознаграждение за свои советы. Мне бы хотелось думать о вас как о клиенте.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Борн, — так мы переходим от подкупа к благодарности. Вознаграждение за совет и услуги.
— Я принимаю ваше определение, — сказал д’Амакур, пожав плечами, — итак, повторите, что бы вы хотели знать.
— Распоряжения.
— Перевод фондов из Цюриха сопровождался une fiche confidentielle.[46]
— Une fiche? — перебил его Джейсон, вспомнив разговор Апфеля и Кёнига в «Гемайншафтбанке». — Где-то слышал это прежде. Что это такое?
— Вообще говоря, отмеченный срок. Практикуется с середины прошлого века. Тогда это использовали все крупные банкирские дома, прежде всего Ротшильды, чтобы можно было следить за движением денег между странами.
— Благодарю. А что это значит в данном случае?
— Отдельно запечатанные инструкции, которые надлежит вскрыть и выполнить, когда данный счет будет востребован.
— Востребован?
— Фонды сняты или переведены.
— А если я просто подойду к кассиру, предъявлю свою банковскую книжку и запрошу деньги?
— На банковском компьютере появятся две звездочки. Вас направят ко мне.
— Меня и так к вам направили. Оператор соединил меня с вашим кабинетом.
— Чистая случайность. В отделе иностранных служб еще двое служащих. Если бы вас соединили с одним из них, согласно карточке, вас все равно направили бы ко мне. Я старший служащий.
— Ясно. — Но Борн не был уверен, что ему ясно. Тут оставался какой-то пробел, его надлежало заполнить. — Минутку. Вы ничего не знали об этой карточке, когда счет принесли к вам в кабинет.
— Почему я его запросил? — перебил его д’Амакур, предупреждая вопрос. — Мсье, рассудите сами. Поставьте себя на мое место. Человек звонит и называется, потом говорит, что дело касается четырех с лишним миллионов франков. Четыре миллиона. Как тут не озаботиться, чтобы оказать услугу? Слегка обойти правила?
Глядя на элегантного банкира, Джейсон понял, что тот сказал ему нечто вполне само собой разумеющееся.
— Инструкции. В чем они состоят?
— Начнем с номера телефона, в справочнике, разумеется, не записанного. Надо было позвонить и передать всю информацию.
— Вы помните этот номер?
— Я поставил себе за правило запоминать такие вещи.
— Не сомневаюсь. Так что это за номер?
— Я должен подстраховаться, мсье. Где еще могли бы вы его узнать? Я ставлю такой вопрос… как бы это сказать… риторически.
— Из чего следует, что у вас есть ответ. Так где я его узнал? Если до этого когда-нибудь дойдет дело.
— В Цюрихе. Вы заплатили очень высокую цену кому-то, чтобы он нарушил не только строжайшие правила, действующие на Банхофштрассе, но и законы Швейцарии.
— У меня есть подходящий человек, — сказал Борн, вспомнив лицо Кёнига, — он уже совершил это преступление.
— В «Гемайншафтбанке»? Вы шутите?
— Нисколько. Его зовут Кёниг, он сидит на третьем этаже.
— Я это запомню.
— Не сомневаюсь. Номер.
Д’Амакур назвал номер, и Джейсон записал его на салфетке.
— Как я могу быть уверенным, что тут нет ошибки?
— У вас есть неплохая гарантия. Мне пока что не заплачено.
— Этого достаточно.
— А поскольку существо нашего разговора имеет свою цену, я должен сказать вам, что это второй телефонный номер. Первый был отменен.
— Объясните.
Д’Амакур наклонился вперед:
— Фотостат оригинала карточки прибыл вместе с курьерским переводом. Он был запечатан в черный кейс, зарегистрирован и подписан старшим регистратором. Карта была завизирована одним из партнеров «Гемайншафтбанка» и заверена у обычного швейцарского нотариуса. Инструкция проста и совершенно ясна. По любому вопросу, касающемуся счета Джейсона Борна, следовало немедленно позвонить в Соединенные Штаты и сообщить все подробности… Здесь карта была изменена, номер в Нью-Йорке устранен, а вместо него вписан парижский.
— Нью-Йорк? — перебил его Борн. — Откуда вы знаете, что это Нью-Йорк?
— Телефонный код был помещен в скобках перед номером, он остался нетронутым. Код 212. Как вице-президент, ведающий иностранными службами, я набираю его каждый день.
— Довольно небрежно поработали.
— Возможно. Замену могли сделать в спешке или недостаточно внимательно. С другой стороны, невозможно изъять что-либо из инструкций без повторного обращения к нотариусу. Принимая во внимание число телефонов в Нью-Йорке, рисковали не сильно. Во всяком случае, я получил возможность задать один-два вопроса. Всякое изменение для банкира — проклятье. — Д’Амакур допил свой стакан.
— Хотите повторить? — спросил Джейсон.
— Нет, спасибо. Это затянуло бы наш разговор.
— Но вы замолчали.
— Я думаю, мсье. Быть может, прежде чем я продолжу, вам следует вообразить некую приблизительную цифру.
Борн посмотрел на него изучающе.
— Допустим, пять, — сказал он.
— Пять чего?
— Пятизначное число.
— Продолжаю. Я разговаривал с женщиной…
— С женщиной? С чего вы начали?
— С правды. Я вице-президент банка Валуа и следую инструкциям, полученным из банка «Гемайншафт» в Цюрихе. Что еще тут было говорить?
