вытащить из его хватки клинок, который разрезал ему ладонь.
Но тот этого будто бы и не заметил. Взмахнул топором, едва не снеся мне голову и ринулся вперёд, чуть не разрубив меня на две равные половинки.
Я вновь отошёл назад.
Бой складывался… никак. Чисто на равных. Он слишком силён, чтобы его можно было зарубить, а я слишком быстр. Вот и мечемся между собой, пытаясь друг друга достать.
На его удар я делал пять ударов, на его взмах пять взмахов, но на нём разве что оставались несерьёзные порезы, которые были как для слона дробина.
Гром вновь пошёл в атаку, размахивая топором, но я каждый раз просто уклонялся, даже не пытаясь парировать такую дуру. Вот топор прошёл у меня над головой, а я ткнул ему в пресс, вот опустился, оставив в земле трещину, а я попытался достать его шею. А вот он взмахнул так, что едва не обезглавил меня под одобрительные крики зрителей, а я попытался ткнуть его в лицо, но тот просто поймал рукой клинок.
Мне удалось вырвать меч, однако я чуть не прохватил топором, и чувствую, в следующий раз мне уже так не повезёт. Я даже не представлял, как такую дуру можно завалить, учитывая что его кожа была как камень.
И ладно бы техники были бы разрешены, но без них я хрен смогу нанести урон. Хотя в каком-то плане это и к лучшему: как знать, какие у него техники есть, если он даже без них практически не убиваем.
Так как же тебя завалить, жертва инцеста великанов?
Забавно, но решение пришло само собой и с неожиданной стороны, когда, уворачиваясь от очередного выпада, я подумал: а что если у них принято жрать яйца проигравших? Ну мало ли, он просто с таким голодом сказал это, что здесь был серьёзный повод задуматься, а потом…
А потом я неожиданно понял, что у каждого есть своё слабо место. И так как в бою не бывает бесчестных приёмов…
Я резко отступил, и вновь бросился на шкаф, который с усмешкой, обнажив свои кривые звериные зубы, шагнул мне навстречу. Однако, когда нас разделяло не больше пары метров, я неожиданно сменил тактику и просто швырнул в него что было сил меч.
Дикарь отреагировал на опасность очень быстро, отбив, словно в бейсболе мой клинок к хренам собачим.
Однако прозевал меня.
Резко присев, я просто проскользил под ним между ног на коленях, и когда оказался прямо под тушей дикаря, размахнулся и со всей дури, вложив в удар все свои силы, зарядил ему прямо по яйцам.
Я остановился уже за его спиной, и резко вскочил, обернувшись, однако, дикарь был сейчас занят более важным делом. Упав на колени, он явно пытался нащупать собственные яйца, из которых можно было теперь делать глазунью. Чтобы не дать ему шансов очухаться, я вновь бросился к нему, подпрыгнул, развернулся в воздухе и обрушил ему пятку прямо на затылок, просто вмяв его лицо по уши в землю.
От такого удара у меня даже тапок сломался, однако я этого и не заметил, просто для удобства сбросив их пинком, и вновь бросился на дикаря. Замахнулся ногой и…
Тот схватил её ладонью, когда она уже была практически готова врезаться ему в висок.
Дикарь Гром поднял голову, и я встретился с ним взглядом. Его лицо было таким красным и напряжённым, что казалось, сейчас его черепушка лопнет от внутреннего давления. Из нос текла кровь, а глаза были мокрыми от боли и унижения.
Он был готов разорвать меня одним взглядом, однако я не растерялся. Подпрыгнул и со всей дури вломил ему второй ногой прямо в нос пяткой. От такого удара тот сел на задницу отпустив ногу, но тут же встал и бросился на меня уже с кулаками.
Здесь… здесь дела обстояли проще.
Его удары были быстрыми, но слишком размашистыми, и я спокойно уклонялся от них, иногда даже не двигаясь с места. В такие моменты я старался его контратаковать и… неизменно бил его в пах, заставляя того всё сильнее и сильнее скрючиваться.
Иногда мои удары пробивали ему по челюсти или сломанному носу, но больше всего эффекта было всё же от первого приёма. И как бы дикарь не махал кулаками, он просто не мог попасть в меня.
Я двигался, как волна, был практически везде одновременно, легко уворачиваясь от его громадных кулаков, которые, иногда попадая по земле, оставляли глубокие кратеры и крошили камень. Вот удар правой, и я подныриваю под неё, пробивая между ног. Отскакиваю, когда он пытается меня схватить, и с ноги бью в челюсть. Уворачиваюсь от левой и вновь бью в челюсть, после чего отхожу назад.
Надо было отдать должное, стальные яйца — это, наверное, его второе имя, так как как долго так можно переживать удары, я ваще хрен знает. Я бы уже сдох от боли, а он продолжал упорно двигаться.
Но не долго.
В конечном итоге, я взял своё и верзила рухнул на колени, не в силах даже вздохнуть нормально. Весь красный, со слезящимися глазами, униженный, он держался за своё достоинство, уже не в силах сопротивляться под гробовую тишину окружающих.
Оставалось лишь завершить начатое и для этого, я воспользовался его топором. Схватился за рукоять и не без проблем поднял махину на плечо, подойдя к поверженному противнику. Замахнулся, ударил…
И он поймал собственный топор своей ручищей, буквально заблокировав удар ладонью.
И тут же словил в челюсть прямой пинок — я чего-то подобного и ожидал. Всё же было бы странно, если он бы вот так просто сдался. Но это не могло спасти его от расправы. Я выдернул топор из его ослабевшей хватки, замахнулся и нанёс удар снизу, словно забивал в дальнюю лунку клюшкой мяч.
Удар пришёлся в челюсть, заставив его челюсти сомкнуться с громким щелчком. Дикарь покачнулся… и завалился на спину, после чего, я сделал ещё один взмах и воткнул топор рядом с его головой.
Да, я его не убил. И нет, это была не жалость. У меня нет жалости к противникам, по крайней мере, я не даю ей волю во время драки. Потом — пожалуйста, но не во время. Мой поступок был продиктован выгодой. Я рассчитывал на определённую благосклонность за милосердие и то, что не убил его воина в переговорах, которые, судя по всему, должны будут пройти.
А ведь мог бы.
Я стоял над телом поверженного, но ещё живого врага.
Признаться честно, с ним-то и драться было не так чтобы прямо сложно. Он был воином, варваром, который широко и больно махал мечом, но не более. Ни о каких техниках, которым обучала
