Эш наклонился вперед, чтобы лучше видеть, только для того, чтобы увидеть, как она исчезает за дверью в задней части магазина. Похоже, она вела в общую кладовую модистки по соседству, потому что в следующий момент Брайс последовал за ней в тусклый свет соседнего магазина. Что, черт возьми, происходит? Теперь Брайс заговорил, и впервые с тех пор, как он встретил этого человека, Эш поймал себя на том, что хочет, чтобы его друг заговорил. Его обычно громкий голос был приглушен стеной из окон между ними. Глаза Эша расширились, когда леди запустила шляпой в голову Брайса, попав ему по уху.
“Ты это видел?” Сказал Стэплтон с водительского сиденья, его голос эхом разнесся по пустой улице.
Но прежде чем Эш успел что-то сказать в ответ, леди начала стаскивать шляпы с полок магазина и швырять их в тело Брайса. Для такого крупного мужчины он не слишком сопротивлялся, просто использовал тыльную сторону руки, чтобы шляпы не попадали ему в глаза, пока фонарь раскачивался в его руке. Эш поморщился. Этот фонарь нужно было поставить на стол или…
Он вылетел из руки Брайса и приземлился среди большой корзины с лентами в витрине магазина.
Пламя мгновенно охватило стены, но ни Брайс, ни леди-близняшка, казалось, не заметили этого, слишком увлеченные своим спором. Эш положил руку на дверцу экипажа, готовый выскочить на улицу и крикнуть предупреждение, когда внутри здания что-то грохнуло, и его экипаж дернулся вперед. Стэплтон, как всегда, увозил их в целости и сохранности до прибытия властей. Но на этот раз Эш не мог сбежать. Он должен был помочь ... не так ли? Он не мог оставить их умирать в дыму.
“Остановись! Подожди! Стэплтон!”
Когда экипаж внезапно остановился, Эш распахнул дверцу. Но прежде чем он успел приступить к действиям, он увидел, как в переднее окно с грохотом влетел стул. Какими бы пустыми ни были улицы минуту назад, теперь собрались люди, торговцы потоком выходили из магазинов.
“Клобейн, мы уходим сейчас”, - крикнул ему Стэплтон. “Из вмешательства ничего хорошего не выйдет”.
Эш мгновение поколебался, затем, не говоря ни слова, снова уселся в карету.
Он уставился в темную бархатную подушку напротив своего сиденья, пока экипаж грохотал по улице. Уйти — вот что он всегда делал, когда обстановка накалялась. В данном случае накал был буквальным. Брайс и леди спасутся от огня. Окно уже было разбито, и поблизости было достаточно людей, чтобы предложить им помощь.
Тем не менее, он не видел их на прогулке снаружи. Он не мог быть уверен, что они выбрались невредимыми. Эта мысль не давала ему покоя. Он поднял руку, чтобы постучать по крыше, готовый потребовать, чтобы Стэплтон развернулся и вернулся на Бонд-стрит. Его кулак был занесен в воздух. Его пальцы сжались так, что кожа на костяшках пальцев натянулась, но он не постучал по крыше. Не вмешивайся. Не оставайся. Его собственные правила держали его, как тиски.
И все же, когда карета потащила его вперед, он понял. Когда дело касалось Брайса и Запасных Наследников — и, черт бы все побрал, Эви — его единственные незыблемые правила нужно было нарушать.
Может ли он принять участие и остаться немного дольше обычного? Или правила, которые он с такой готовностью нарушил, чтобы удовлетворить свои потребности, наконец, сработают и ударят по нему с силой, достаточной, чтобы покончить с ним?
* * *
Эванджелина проскользнула сквозь толпу, собравшуюся у входа в бальный зал, стремясь найти Розалин — если бедняжка вообще была здесь сегодня вечером. Когда Эванджелина услышала, что ее мать остановилась, чтобы поприветствовать кого-то позади себя, она только ускорила шаг. Этот небольшой шаг дал бы ей по крайней мере десять минут покоя, а также двадцать минут словесной перепалки позже этим вечером, но цена того стоила.
Оглянувшись только один раз, чтобы убедиться, что ей удалось сбежать, она увидела, что ее мать теперь окружена группой дам, которых она задержала, чтобы поприветствовать. Веера затрепетали, поскольку было решено, что будет завтра. Розалин упомянула, что ее брат называл их "стервятниками", и Эванджелина полностью согласилась.
К сожалению, ее подруга стала предметом сплетен, основанных на их порочных предположениях о ее прошлом. Роузлин не была виновата в том, как все закончилось для ее жениха до начала сезона, даже если у Эванджелины и были опасения по поводу деталей истории Роузлин. Но таинственная история вряд ли была достаточной причиной, чтобы испортить первый сезон юной леди. Однако такова непостоянная природа Лондона.
Эванджелина обернулась, окидывая взглядом комнату. Она сказала себе, что ищет Розалин, но знала, что это был не единственный человек, которого она искала.
День, который она провела с Эшем в парке, был самым счастливым в ее жизни. Тепло солнечного света на ее лице, возможность пошевелить пальцами без связывающих перчаток — все, что было связано со вчерашним днем, приносило ей свободу, но в том, что она наслаждалась этим днем, было нечто большее, чем просто неуловимый вкус свободы, который большинство леди считают само собой разумеющимся. Ее пальцы дрогнули при мысли о своей обнаженной руке на руке Эша. Теплый взгляд в его глазах, когда он одарил ее своей неприятной усмешкой.… Она взяла себя в руки, обходя группу джентльменов.
Сегодня вечером она еще не видела Эша. Однако она заметила Розалин, стоявшую возле дверей на террасу в задней части зала. Матери потребовалась бы нюхательная соль, если бы она увидела, что та общается с Розлин, в то время как ее подруга была текущим источником болтовни в противоположном конце комнаты. Эванджелина ускорила шаг, чтобы присоединиться к Розлин, прежде чем мать успела ее остановить.
Розалин благодарно вздохнула, когда увидела ее. “ Я думала, ты бросила меня.
“Никогда”, - пообещала Эванджелина. Она надеялась, что ее улыбка была обнадеживающей, даже если в ней и была нотка беспокойства, которое она не могла скрыть. “Виктория и Изабель еще не приехали?”
“Они сказали, что придут на это мероприятие — во всяком случае, я в это верю. Я должен был встретиться с Викторией на Бонд-стрит сегодня днем, но потом меня отвлекло крушение моих надежд и мечтаний ”.
“Конечно, все не так плохо, как кажется”, - предположила Эванджелина, зная, что все определенно настолько плохо. Ее мать потчевала ее разговорами во время их поездки сюда в экипаже. Казалось, она была очень рада сообщить о социальном падении подруги своей дочери. Все, что Эванджелина могла делать, это слушать.
“Я использую новости как предлог, чтобы надеть свое любимое платье”, - сказала Розлин, слегка приподнимая юбки. “Может быть, я и не гожусь в мужья, но я не стану вступать в свой упадок в нищете”.
Эванджелина не могла представить, чтобы Розлин Грей делала что-то нехорошее. Она не интересовалась модой так, как Розлин, но знала о ней достаточно, чтобы понять, что ее подруга была самой хорошо одетой леди в этом сезоне. Даже сегодня вечером она была воплощением элегантности в ярких тонах, с простым ожерельем на шее и замысловатыми косами, уложенными высоко на голове, чтобы укротить ее темные, растрепанные кудри.
“Разговоры о твоем присутствии при кончине лорда Эйтона не будут длиться вечно, Розалин”, - заверила ее Эванджелина. “Скоро стервятники набросятся на какую-нибудь другую ничего не подозревающую душу, и ты будешь свободна танцевать с любым джентльменом, которого выберешь”.
“Ты знаешь, что твоя мать среди тех, кого ты называешь стервятниками, не так ли?”
“Факт, который только доказывает правдивость моего заявления”, - тихо сказала Эванджелина, заставив Розалин усмехнуться.
“Кстати, о стервятниках, они летят в этом направлении”.
Эванджелина в темно-изумрудном платье выпрямила спину, защищаясь от надвигающейся бури, которая становилась все ближе. “Я избавлю тебя от неудобного приветствия и покину”.
“Весьма признательна”, - сказала Розалин с легкой улыбкой. “Я буду здесь, одна, но потрясающе выглядящая в своем новом платье”.
