— Было бы странно, если бы я не знал епископальную службу, сэр, — ответил юноша скромно, — ибо я принадлежу к этому вероисповеданию и никогда не посещал иных церквей. Всякая другая служба показалась бы мне столь же странной и непривычной, как была непривычна наша для тех, кто сегодня присутствовал здесь.
— Я счастлив слышать это, мой дорогой сэр! — воскликнул священник, сердечно пожимая ему руку. — Вы сейчас пойдете ко мне. И, пожалуйста, не отказывайтесь — моя дочь еще должна поблагодарить вас за спасение ее отца. Я не принимаю никаких отговорок. Этот почтенный индеец и ваш друг пойдут с нами. Подумать только, человек вырос в этих краях и ни разу не бывал на молитвенных собраниях сектантов!..
— Нет, нет, — перебил его Кожаный Чулок, — мне пора возвращаться в наш вигвам; там меня ждет работа поважнее молитв и всяких праздников. А малый пусть идет с вами, он умеет водить компанию со служителями божьими и говорить с ними о разных разностях. Да и Джон тоже — он ведь крестился у моравских братьев во время той войны. Ну, а я человек простой, неученый и хоть послужил в свое время королю и родине против французов и краснокожих, но в книги никогда не заглядывал и даже ни единой буковки не знаю. И что толку сидеть над книгами в четырех стенах? Этого я никак понять не могу, хоть давно уже облысел и, бывало, за один сезон убивал по двести бобров, не считая всякой другой дичи. А коли вы мне не верите, то спросите Чингачгука: я ведь охотился в стране делаваров, и старик может подтвердить каждое мое слово.
— Я не сомневаюсь, друг мой, что в молодые годы вы были и храбрым солдатом, и искусным охотником, — сказал священник, — но этого мало теперь, когда вам пора подумать о том, что конец ваш близок. Быть может, вы слышали изречение: «Молодой человек может умереть, но старик умрет обязательно».
— Я никогда не был так глуп, чтобы надеяться жить вечно, — сказал Натти, рассмеявшись своим беззвучным смехом. — Такие мысли не приходят в голову тем, кто выслеживает индейцев в лесу или проводит самые жаркие месяцы на озерных протоках. У меня здоровье крепкое, я знаю, что говорю: разве я не пил сотни раз воду из Онондаги, поджидая оленей у солончаков? В ней полным-полно было семян лихорадки, словно гремучих змей на Крамхорне. А я пил — ведь все равно когда-нибудь помирать придется. Правда, и посейчас живы люди, которые еще помнят лес на Немецких равнинах, да к тому же люди ученые и понимающие в религии. А теперь там неделю ищи — ни одного пня не найдешь, хоть они еще по сто лет стоят, когда само дерево уже давно сгнило.
— Вы говорите о нашем земном времени, друг мой, — сказал мистер Грант, который начал тревожиться за душу своего нового знакомого, — а я хотел бы, чтобы вы приготовились к вечности. Вам следует аккуратно посещать церковь, и мне очень приятно, что сегодня вы исполнили свой долг перед богом. Разве пошли бы вы на охоту, оставив дома шомпол и кремень? И так же тщательно должны вы готовиться к переходу в мир иной.
— Ну, только желторотый птенец не сумеет вырезать себе шомпол из молоденького вяза или отыскать в горах «огненный камень», — ответил Натти, снова засмеявшись. — Да-да, я не собираюсь жить вечно, но эти горы сильно изменились за последние тридцать лет, а особенно за последние десять. Но кто силен, тот и прав, и закон всегда возобладает над стариком, учен ли он или такой же бедняк, как я. А мне теперь куда легче поджидать в засаде на тропе, чем гнаться за оленем вместе с собаками, как бывало. Ох-хо-хо! Я уж знаю: когда в поселке начинаются проповеди, дичь исчезает, а порох дорожает; а вот порох-то не так просто изготовить, как шомпол или индейский кремень.
Священник, заметив, что его неудачное сравнение обратилось против него самого, благоразумно не стал спорить, хотя в то же время принял твердое решение вернуться к этому разговору при удобном случае. Он снова начал убеждать молодого охотника, и тот в конце концов сдался на его просьбы и согласился вместе с индейцем проводить священника и мисс Грант до скромного домика, который временно предоставил ему заботливый мистер Джонс. Кожаный Чулок не отказался от своего намерения вернуться в хижину и расстался с ними у дверей «академии».
Миновав несколько домов, мистер Грант, который шел первым, свернул в поле и, пройдя через калитку, оказался на узкой тропке, где можно было двигаться только гуськом. Луна уже достигла зенита, лучи ее падали в долину почти совсем вертикально, и черные тени наших путников скользили по серебристому снегу, словно бесплотные духи, спешащие к месту своего ночного сборища. Мороз все не ослабевал, но в неподвижном воздухе не чувствовалось ни малейшего дыхания ветерка. Извилистая тропинка была так плотно утоптана, что юная девушка ступала по ней без всякого труда, но снег скрипел даже под ее легкими шагами.
Во главе этой странной процессии шел священник, одетый в черный суконный сюртук; время от времени он оглядывался на своих спутников, и на его кротком ласковом лице снова можно было подметить выражение тайной грусти. За ним шагал индеец, кутавшийся в одеяло; голова его была непокрыта, и длинные черные волосы свободно падали на плечи. Пока лунные лучи освещали его смуглое, непроницаемо спокойное лицо сбоку, он казался воплощением смирившейся старости, которая выдерживала бури чуть ли не целого столетия, но стоило ему повернуть голову так, чтобы свет луны упал прямо на его темные гордые глаза — и в них можно было прочесть повесть безудержных страстей и мыслей, вольных, как ветер.
Тоненькая фигурка мисс Грант, слишком легко одетой для такой суровой зимы, являла собой резкий контраст живописному одеянию и угрюмому лицу делаварского вождя, и замыкавший шествие молодой охотник, тоже не отличавшийся заурядной внешностью, во время пути не раз задумывался о многообразии человеческого облика, невольно сравнивая лицо индейца и нежное личико мисс Грант, чьи глаза соперничали цветом с голубизной небес, когда шедшие впереди него оборачивались, чтобы полюбоваться ярким светилом, которое освещало тропу, бежавшую по полю в некотором отдалении от окраины поселка. Они коротали путь разговором, то стихавшим, то вновь оживлявшимся.
Первым молчание нарушил священник.
— Поистине, — начал он, — трудно представить себе юношу вашего возраста, который хотя бы из любопытства не зашел на молитвенное собрание людей другого вероисповедания, и я с большим удовольствием послушал бы историю жизни, свидетельствующей о такой твердости в вере. Судя по вашим манерам и речи, вы, должно быть, получили превосходное образование. Скажите мне, мистер Эдвардс, — если не ошибаюсь, вы так назвались судье Темплу, — какого штата вы уроженец?
