Заглавие недурное, хотя слово «Одиночество» мне тут не очень понятно.
О Вере Николаевне Вы уже, верно, знаете. Книгу о Чехове приняли — и предложили ей всего 750 долларов! Просто не понимаю, почему наследникам платят вдвое меньше, чем еще живым авторам. Я ей советую поторговаться и попросить Кодрянских[439] написать убедительно Мрс. Плант, с которой они в очень добрых отношениях. Она Вам сама все расскажет. Мне за нее очень больно. Не знаю, как она вообще будет жить. Легко понять, что она нервничает.
Нет, Маковский ошибается: мой отказ участвовать в съезде окончателен и бесповоротен. Однако ни малейшей враждебности к съезду или к Американскому комитету у меня нет. По-моему, Вы объясняете эту затею совершенно правильно. Вероятно, Вы колеблетесь? (так я заключил из Вашего письма). Можно и участвовать. Лучше было бы для них самих (американцев), если б они заменили съезд, который займет только три-четыре скучных дня, каким-нибудь постоянным «духовным центром», как кто-то им предлагает. Знаю это не от Набокова: он мне не только ни разу не написал после нашей ниццской беседы (кроме того приглашения за подписью его, Зайцева и Пача), но даже не поблагодарил за «Ульмскую ночь», посланную ему мною. Кто же из русских душа этого дела? Маковский? Как европеец, прекрасно говорящий по-французски, да и вообще, он, по-моему, очень подходящий человек для роли председателя съезда или духовного центра. Вера Николаевна сегодня мне сообщила, что Американский комитет ассигновал на это дело десять миллионов франков! Если они окончательно остановятся именно на съезде, то не могу понять, на что будет тратиться эта огромная сумма. Если же духовный центр, то это понятнее. Я не буду участвовать в обоих случаях. А какое-либо постоянное дело, — не на три дня, — при подходящем председателе, при американском хорошем секретаре, как Гольдштейн или Пач, многим могло бы быть полезно или интересно.
А вот при чем тут масоны, я совершенно не понимаю. Это им только могло бы помешать.
Меня чрезвычайно огорчила кончина Бориса Сергеевича <Миркина-Гецевича>. Я знал его сорок лет. Прокоповича знал гораздо меньше. Я ведь и переписывался только с Екатериной Дмитриевной <Кусковой>, а с ним очень редко, лишь обменивались приветами.
Пригласил ли Американский комитет русских писателей из Америки? Не знаю, чем он вообще руководится в выборе? Ремизова пригласили, хотя у него советский паспорт. Были ли еще отказы от писателей? Но моя айзолэшен[440], в отличие от Англии 19-го века, никак не будет «сплендид»[441]: ведь политические деятели наши все рассорились (в отличие от меня) с Американским комитетом, — теперь и Мельгунов.
Татьяна Марковна и я шлем Вам самый сердечный привет. Не поленитесь, напишите поскорее обо всех новостях.
98. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 30 апреля 1955 г. Манчестер
104, Ladybarn Road Manchester 14 30/IV-55
Дорогой Марк Александрович
Я оставил в Париже Ваше последнее письмо, собрался сейчас писать Вам, — но не помню, были ли с Вашей стороны какие-либо вопросы. Простите, если были и если остаются они без ответа.
О Париже я, кажется, писал Вам. У меня, в общем, впечатление такое, что съезда не будет. Но основано оно на разговорах ни в какой мере не «официальных». Ни Зайцева, ни Набокова я не видел. Зато видел несколько раз Маковского, который и хочет, чтобы съезд был, и боится, что будет он жалким и серым.
Писали ли Вам Ивановы, он или она, о необходимости их перевода из южного дома в дом около Парижа? Спрашиваю об этом потому, что пишут они всем, кто может «повлиять» (на Долгополова, Кровопускова[442] и др.). К сожалению, их не хотят, и вовсе не из-за политических причин, как они думают, а из-за боязни всяких историй и капризов. По-моему, они изменились и присмирели, а она пишет мне, что на юге ей жить категорически запрещено[443]. Не знаю, удастся ли их imposer[444]. Старается В.В. Вырубов, да и не только он.
У Любовь Александровны <Полонской> был несколько раз. В последний раз — вечером 24-го — она была взволнована болезнью своего beau-frere’a[445]. Не знаю, поправился ли он и насколько припадок был серьезен.
А как Ваше здоровье, дорогой Марк Александрович? Как Татьяна Марковна? С удовольствием думаю, что лето уже совсем недалеко. Крепко жму Вашу руку.
Ваш Г. Адамович
99. М.А. АЛДАНОВ — ГВ. АДАМОВИЧУ 8 мая 1955 г. Ницца 8 мая 1955
Дорогой Георгий Викторович.
Вы спрашиваете, не было ли вопросов в моем последнем письме. Для верности я его перечел. Вопрос был разве в том, как Вы окончательно отнеслись к идее съезда и к суждениям Маковского (мне, кстати, показалось по копии, что я что-то «докторально» высказал Вам об этом свое мнение; если это так, то извините, — Вы знаете, что мне докторальный тон не свойствен). Участвовать же в съезде или в его «духовных центрах» я ни в каком случае не буду.
По делу Одоевцевой я писал ряду лиц: Долгополову и Кровопускову с просьбой принять Ивановых в свои дома, а Буниной и Маклакову с просьбой повлиять на Долгополова и Кровопускова. Сделал что мог один Маклаков, но я вижу, что надежды немного. Ирине Владимировне, которая мне писала, я, не называя имен, сообщал полученные мною сведения, по возможности смягчая. Вы, конечно, правы.
Здоровьем похвастать не могу. Недели через две мне предстоит в Ницце операция простаты. Она считается неопасной, но все может быть. Если исход будет «неблагоприятный» — «The sixties are very dangerous[446]», — говорит Сомерсет Мохэм[447], — то сообщите через кого-нибудь из сотрудников в лондонскую какую-либо газету, — моим близким все же «утешение», хотя и небольшое. Однако надеюсь на благоприятный исход и даже на «оздоровление и омоложение всего организма», которое мне обещают. Сделает операцию доктор Клерг[448], его хвалят. К собственному моему удивлению, я не очень волнуюсь. А все-таки еще один роман хотел бы написать. Как Вы знаете, «Бред» я давно кончил и уже отослал последние два отрывка «Новому журналу». Полный же текст, как и полный текст «Повести о смерти», давно находятся у Вредена, который по сей день мне ничего об этом не написал!!
О состоянии своего здоровья Вы не пишете упорно. Между тем я слышал, что Вы жалуетесь.
У нас сейчас гостит Вера Марковна. Скоро вернется в Лондон.
Когда же точно Вы приедете в Ниццу? Я в клинике буду лежать, верно, три или четыре недели, — во всяком случае, пропадает самый прекрасный месяц года.
Оба шлем Вам самый сердечный дружеский привет. Очень кланяется и Вера Марковна.
О Чеховском издательстве новых сведений не получал. Верно, и Вы тоже нет?
100. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 10 мая 1955 г. Манчестер
104, Ladybarn Road Manchester 14 10/V-55
Дорогой Марк Александрович
Получил сегодня Ваше письмо с известием, что Вам предстоит операция. Меня это взволновало, хотя операция эта действительно не опасна, и я уверен, что все пройдет хорошо. Мой здешний патрон, Добрин, подвергся такой операции прошлой весной, притом у него болезнь была очень запущена, и он действительно — как Вы и пишете — помолодел и окреп после нее (ему уже за 70 лет). Имени д-ра Клерга я не знаю, — кажется, Вы прежде лечились у Гайяра[449], ниццской звезды. Но, верно, Вы выбрали врача хорошего и умелого.
Я очень бы хотел быть au courant[450] Вашего состояния после операции, но думаю, что Татьяне Марковне будет не до того! Попрошу поэтому Любовь Александровну <Полонскую> меня осведомлять, как только узнает что-либо она сама. А если все-таки Татьяна Марковна будет так добра и напишет мне два-три слова, буду ей очень, очень благодарен.
Спасибо, дорогой Марк Александрович, что спрашиваете о моем здоровье. Ничего, более или менее все пришло в норму, жаловаться нечего.
