голову. Прилетело по тому же самому месту, куда несколько дней назад попало внезапным бейсбольным мячом. Шишка выросла размером с Милуоки.
– Что случилось? – спросил он хрипло.
– Тебя ударило по голове бутылкой, – сказала негритянка.
– А почему одежда мокрая?
– Мы окатили тебя водой, чтобы разбудить.
Эрл пошарил в кармане в поисках ножа. Пропал. Тут он заметил рукоятку ножа, торчащую из кулака пуэрто-риканского великана с рожей страшной, как у трупа. Ножик, осознал Эрл, этому охренительному латиноамериканскому шкафу – что перышко, только пощекочет. Эрл снова нервно оглядел перрон. Совершенно пусто.
– А где все? – спросил он.
– В документах из твоего кармана мы прочитали, что ты с Гейтс-авеню в Бед-Стее, – сказала негритянка. – Так что сажаем тебя на поезд в ту сторону.
Эрл начал было материться, но глянул на великана, который в ответ безотрывно буравил его взглядом.
– Кажется мне, – начала негритянка, – ты смахиваешь на проповедника из Бед-Стея, которого я одно время знала. Преподобный Харрис из баптистской церкви Авен-Езера. Славный человек, тот преподобный. Умер несколько лет назад. Ты с ним, часом, не в родстве?
Эрл промолчал.
– Добрый человек, этот преподобный Харрис, – повторила она. – Всю жизнь трудился. Если не путаю, работал уборщиком в Университете Лонг-Айленда. Припоминаю, когда моя церковь навещала авен-езерскую, у преподобного Харриса подрастал сын твоей наружности. Конечно, это когда все было. Мне уже сорок восемь. Ничего толком не помню.
Эрл продолжал молчать.
– Что ж, приношу извинения за любые недоразумения, что приключились с тобой в Козе, – сказала она. – Мы увидели по твоим документам, откуда ты, и, будучи богобоязненными людьми, принесли тебя сюда, чтобы отправить домой без хлопот с полицией. В Козе мы присматриваем за гостями. – Она недолго помолчала, потом добавила: – И за своими тоже присматриваем.
Она позволила Эрлу осмыслить сказанное, потом встала. Кивнула великану. Эрл с трепетом наблюдал, как поднимался хладнокровный амбал в опрятном костюме, галстуке-бабочке и свежей беленькой рубашке – член грозной и уважаемой «Нации ислама», как теперь стало ясно. Он все поднимался и поднимался, раскладываясь, словно живая гармошка, по-прежнему сжимая в великанском кулаке ножик. Когда он выпрямился во весь рост, макушка едва ли не задевала лампы станции. Великан разомкнул ладонь и двумя мясистыми пальцами бережно переложил ножик на скамейку рядом с Эрлом.
– Ну что ж, желаем тебе доброго пути, сынок, – сказала негритянка. – Благослови тебя Господь.
Эрл, все еще сидя на скамейке, услышал рокот подходящего поезда и повернулся к путям, чтобы встретить глазами покрытый граффити поезд линии G, поворачивающий из туннеля. Когда тот остановился, Эрл как можно быстрее вскочил, благодарно шмыгнул в вагон и следил из окна, как женщина и великан – единственные живые души на платформе – задержались на лестнице и проводили поезд взглядом.
Он был единственным пассажиром. И заметил, что ни единого пассажира не было на всей станции. Все это казалось странным. Только когда поезд тронулся, двое на лестнице отвернулись.
* * *
Сестра Го и Суп спустились по лестнице с платформы, потом съехали на эскалаторе на улицу и к кассе в будке. Там сестра Го увидела толпу в пятнадцать нетерпеливых пассажиров, изготовившихся к старту у всех трех входных турникетов. Турникеты были закрыты и загорожены оранжевыми конусами. Она бросила взгляд на будку, и Кельвин, работник транспорта, быстро вышел, убрал конусы, не говоря ни слова, а потом вернулся. Пассажиры бросились через турникеты на эскалатор вверх.
Сестра Го наблюдала, как они торопливо поднимаются на перрон. Когда все скрылись из виду, не повернулась, а только тихо сказала стоявшему позади Супу: «Подожди меня снаружи, ладно?» Здоровяк потопал на выход, а сестра Го быстро подошла к будке, где с непреклонным видом стоял Кельвин.
– С меня должок, Кельвин, – произнесла она тихо.
– Брось. Что было, когда все разошлись?
– Ничего. Мы примчались сюда дворами. Бам-Бам спрятала лотерейные ставки в лифчике. Мисс Изи сказала полицейским, что они с Хоакином опять сцепились. Все хорошо. Хоакин вернулся к делу. Копы уехали. Не знаю, как тебя и благодарить.
– Если сегодня поставишь за меня у Хоакина два доллара, то мы квиты, – сказал Кельвин.
– На какое число ставить?
– Сто сорок три.
– Звучит неплохо. Что это значит?
– Спроси Супа, – сказал он. – Это число Супа.
Она вышла со станции Сильвер-стрит и следовала за Супом по дороге обратно в Коз-Хаусес.
– Думаю, будь твоя мама жива, она бы не обрадовалась, что я подвергаю ее сынишку такой опасности, пока прибираю чужой бардак. Не знаю, правильно я поступила или неправильно. Но самой мне этого мужика до поезда было не дотащить.
Суп пожал плечами.
– Конечно, он затевал что-то нехорошее, – продолжила она. – Думаю, он приехал обидеть старину Пиджака. До чего докатился мир, если простой верующий народ не может постоять за своего? – Она задумалась. – Пожалуй, я поступила правильно. С другой стороны, Пиджак, как по мне, влип слишком крепко. Этим наркодилерам палец в рот не клади, Суп. Мотай себе на ус.
Суп робко улыбнулся. Он был такой высокий, что ей пришлось щуриться, чтобы разглядеть его лицо на солнце.
– Наркотики – это не про меня, сестра Го, – сказал он.
– Почему Кельвин ставит на твое число? Он тоже в этой твоей новой религии?
– В «Нации ислама»? Вовсе нет, – ответил Суп. – Он дружил с моей мамкой. Мы жили в одном доме. Он иногда к нам заглядывал и смотрел со мной передачу. И цифры – оттудова.
– Это какую же передачу?
– «Мистер Роджерс».
– Ты говоришь про того доброго белого, который поет песни? С куклами?
– Это адрес Мистера Роджерса. Сто сорок три. Знаете, что значит сто сорок три?
– Нет, Суп.
На его хладнокровном лице прорезалась улыбка.
– Я бы сказал, да не хочу портить вам удовольствие[29].
11. Фитолакка
В четырех кварталах от станции Сильвер-стрит за кухонным столом матушки сидел Слон и бухтел из-за трав.
– Фитолакка, – говорил он матушке. – Ты разве сама не говорила, что она ядовитая?
Его мать – крошечная женщина с кожей оливкового цвета и всклокоченными седыми волосами – стояла за столешницей и резала растения, которые он нарвал этим утром в ее саду: папоротники, корнеягодный цвет и скунсову капусту.
– Не ядовитая, – сказала она. – Только корень. Побеги есть можно. Полезно для крови.
– Купи антикоагулянт, – сказал он.
– Лекарства врачей – деньги на ветер, – хмыкнула она. – Фитолакка чистит сосуды – причем бесплатно. А растет рядом с гаванью.
– Даже не думай, что я сегодня буду рыться в грязи рядом с гаванью, – проворчал Слон. – Мне надо в Бронкс. – Он собирался встретиться с Губернатором.
– Ну и езжай, – вызывающе ответила мать. – Ко мне сегодня придет цветной из церкви.
– Что еще за цветной?
– Дьякон.
– Этот старый прохвост? Он столько пьет, что еда в
