После чего она воспользовалась всеми средствами, которыми владеет любящая женщина, и преуспела там, где советники, маркиз д`О и даже Сюллн, провалились [52].
[53]
17 май Генрих IV сообщил своему окружению, что желает перейти в католичество.
Немедленно были начаты переговоры между представителем короля Плесси Морне и высокопоставленными прелатами. Эти переговоры длились два месяца, которые для Генриха IV, искренне привязанного к своей религии, были тяжким временем. Но Габриэль была так убедительна, так нежна, так ласкова, что он поехал в Сен-Дени и оттуда написал ей 23 июля свое знаменитое письмо:
«Я приехал сюда рано вечером, и Дьегар надоедал мне до самого отхода ко сну. Мы надеемся на перемирие и на то, что оно будет заключено сегодня. Что касается меня, я нахожусь в стане лигистов, у монахов ордена Св. Фомы. Сегодня с утра я начинаю переговоры с епископами. Помимо эскорта, о котором я сообщил вам вчера, я направляю к вам пятьдесят стрелков, из пищали, которые вполне стоят кирасиров. Надежда увидеть вас завтра удерживает меня от более длинных рассуждений. Именно в воскресенье мне предстоит совершить опасный „прыжок“. Сейчас, когда я вам пишу, за моей спиной толпится добрая сотня раздражающих меня людей, которые добьются того, что я возненавижу Сен-Дени, как вы ненавидите Мант [54]. Прощайте, душа моя, приезжайте завтра пораньше, потому что мне уже начинает казаться, что я не видел вас целый год. Миллион раз целую очаровательные ручки моего ангела и уста моей дорогой госпожи. 23 июля».
Во второй половине дня состоялась очень важное совещание, на котором король задал богословам множество вопросов, касающихся церковных догм, Пресвятой Девы и чистилища. После пятичасовых дебатов, бледный и несколько запыхавшийся, он сдался и заявил, что его достаточно просветили, чтобы он мог стать католиком окрепла в сознании этой дамы, и в то же время ей дали понять, что все министры, вместе взятые, не смогли бы аннулировать его первый брак и что только папа способен разрубить этот узел, она прислушалась к настойчивым уверениям тех, кто, сменив свои убеждения, бахвалился, что расправится с нею; и тогда она употребила всю свою красоту и все время, как днем, так и ночью, чтобы убедить короля сменить религию».
— Сегодня я вручаю вам свою душу, — произнес он, крайне взволнованный, — и предупреждаю, берегитесь, потому что оттуда, куда вы меня ввели, я выйду только со смертью, в чем клянусь вам и торжественно заверяю.
«И когда он говорил это, — добавляет Л`Этуаль, — сообщивший его слова, у него на глазах выступили слезы».
Узнав о решении короля, сотни парижан прибыли в Сен-Дени, желая его поздравить и поприветствовать. Но он никого не принял, а просто заперся в комнате, со своей Габриэль, которая только что приехала…
* * *
Церемония отречения произошла в воскресенье 25 июля. С раннего утра парижане заполнили все улицы, богато украшенные гобеленами и цветами. К восьми часам утра, предшествуемый полком швейцарцев и двенадцатью трубачами, появился Генрих IV, облаченный в белый атлас. Голову его украшала черная шляпа. И тогда воздух взорвался мощным криком, криком, разрушившим все надежды лигистов, испанцев и лотарингцев:
— Да здравствует король!
При входе в церковь Генриха IV ждал архиепископ Буржский:
— Кто вы? — спросил он.
— Я король!
— О чем вы просите?
— Я прошу принять меня в лоно католической, апостольской и римской церкви.
— Желаете ли вы этого искренне?
— Да, я этого хочу и желаю.
На ступенях церкви толпились люди. В первом ряду король заметил Габриэль и улыбнулся ей с нежностью. Потом он преклонил колени и произнес слова обета:
Как видите, нет и речи о знаменитой фразе «Париж стоит мессы», которую так часто ставят в упрек Генриху IV. Слова эти, однако, были сказаны, но не королем, а Сюлли. Доказательство этого найдено в сатирическом сборнике, опубликованном в 1622 году и озаглавленном «Причитания роженицы»: «Оно, конечно, верно, говорит одна кумушка, веревка на виселице всегда пахнет хворостом; и как однажды герцог де Росин сказал королю Генриху Великому, которому Господь дал отпущение грехов, когда спрашивал, почему последний не ходит к мессе: „Сир, сир, корона стоит мессы“.
«Перед лицом Всемогущего я торжественно обещаю и клянусь жить и умереть в лоне католической, апостольской и римской религии, охранять и защищать ее от всех ценой собственной жизни, а также отказаться от всякой ереси, враждебной этой церкви».
После этих слов ему было позволено войти в церковь, где он исповедался и прослушал мессу.
Когда он вышел, народ в порыве энтузиазма встретил его кликами восторга и стал забрасывать цветами.
В ответ на это он приказал разбросать в толпе содержимое громадного денежного кошелька.
Тут началась невообразимая свалка, которой он воспользовался, чтобы вместе с Габриэль возвратиться в свое жилище. Габриэль, довольная тем, что добилась своего, была обворожительна, нежна, по обыкновению, чуточку порочна, и оставшуюся часть дня король провел в ее объятиях. Лигисты, плохое настроение которых можно было понять, естественно, возмущались поведением короля. Вечером того же дня монах Жан Буше оскорблял короля с кафедры в церкви Сен-Мерря и неистовствовал «против наглости человека, который спит с женщиной, чья репутация хорошо известна в монастыре Сен-Дени, вещь, категорически запрещенная на тайных заседаниях церковных Соборов. Это значит, что король вместе с указанной женщин-ом совершает публично, на глазах у всех, обычное и двойное прелюбодеяние, потому что сам женат и она замужем».
Но Генрих IV мог позволить себе задержаться и объятиях Габриэль и понаслаждаться ее ласками без особых угрызений. Предоставляя фаворитке самое серьезное из всех доказательств своей любви, он спасал Францию от испанской опеки!..
Узнав об обращении короля, парижане были потрясены. В Сен-Дени из-за этого собралась такая толпа, рассказывает Сюлли, «что на улицах нельзя было повернуться», а студенты воспользовались давкой и стали предаваться «непристойным забавам с молоденькими девушками, многие из которых возвратились домой с прибавлением»…
Простой народ, вполне естественно, желал видеть короля с близкого расстояния, но чрезмерное любопытство толпы причиняло множество хлопот. Однажды вечером несколько десятков парижан собрались толпой у дверей дома, в котором обедал Генрих IV. Все толкались я лезли друг на друга, надеясь увидеть короля в маленькое окошко, как вдруг оконная рама подалась. Целая куча народу, потеряв равновесие, влетела в комнату, точно громадная морская волна, и опрокинула стол со всей снедью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
