— Случилось что? — спросила Огнедара, бросая на Вейю короткий сосредоточенный взгляд.
— Нет, — качнула головой, тоже принялась сворачивать покрывало, чтобы хоть чем-то занять себя и отвлечься.
Молчание прервал Тугуркан, который громко кашлянул за порогом, заглянув внутрь, принеся приготовленную снедь, Вейя приняла деревянные миски с горячим варевом, избегая взгляда хазарина от неловкости лютой.
— Спасибо, — только и обронила, а тот бросил взгляд на Огнедару, вышел.
Расположились на подстилке. Столы у хазар и не водились, только низкие подставки с короткими ножками, которую поставила Огнедара для удобства.
— Вижу, не передумала идти? — начала разговор она, черпая ложкой наваристой мясную похлёбку, Вейя головой мотнула, поводив ложкой в густоте пар поднимая.
— Не передумала и не передумаю.
— Сколько же отчаяния нужно иметь, чтобы выпрыгнуть из гнёздышка...
— Столько, сколько и у тебя.
Лицо Огнедары мгновенно изменилось.
— Я не по своей воле к хазарам попала... — Огнедара смолкла, видно, говорить о том, что позади осталось, ещё тяжело ей, но всё же, успокоившись малость, продолжила: — Был у меня муж, только не заладилось у нас… Боги детей не дали, он, конечно, ждать не стал. Гулять начал. А потом и вовсе ушёл от меня. Вскоре... — Огнедара вдохнула глубоко, опустив взгляд в миску, ненадолго задумываясь, только и сошлись разлёты бровей на переносице, делая её молодое лицо хмурым, — …деток у него теперь много и жена молода, здорова. А мне одной пришлось… Ушла я, да в руки к татям попала… Они увезли меня в степь. Зиму у них была, пока продать не надумали. Попала бы в другие руки, если бы не наскочил на логово их Тамир со своей ватагой. Сделал снова вольной.
Горечь так и встала в горле, Вейя сглотнула. Тяжела доля — ничего не скажешь. Но в голове другое крутилось — кто те тати, что увезли её? Кангалы? Хотела спросить, но сдержалась, видя, как Огнедара даже побледнела, вспоминая всё.
— Ладно, — выдохнула Огнедара, дёрнув уголками губ в короткой растерянной улыбке. — Ты ешь. Собираться уж нужно. Покинем скоро полесье.
И от этих слов Вейя очнулась разом. Внутри струной натянулось предчувствие нелёгкого грядущего пути, который окончится только боги ведают чем.
Поутренничав в молчании, слыша, как всё шумней становилось снаружи, принялись собираться. Вейя хоть и знала, как что складывать и куда — приноровилась малость — да Огнедара управлялась со всем быстрее и ловчее — привычная уже, не один день она вот так в пути пробыла. Вейя всё сдерживала себя, чтобы не спросить, где была всё это время и почему не осталась в Каручае, впрочем, как и Миронега, но ей это знать не нужно, коли сама она не рассказывает.
Не успели вынести скрутки шкур да одеял, вернулась и Миронега. Вейя всё приглядывалась к ней, да полянка выглядела как и прежде, будто ничего не случилось, но отчего-то всё в платок куталась. Только потом Вейя заметила потемневшие пятна на левой щеке. Огнедару Миронега, конечно, была рада видеть и говорила с той охотно ни в чём не таясь, нежели с Вейей, которую толком не знала ещё, чтобы откровенничать. Вейя не обижалась нисколько, дабы не смущать её излишне, осталась расправляться с оставшейся поклажей, наблюдая как сновали, едва не сталкиваясь друг с другом воины в сборах уже спешных: галдели на своём, подгоняя друг друга.
После, как палатки были сложены, Вейя поднялась в повозку, в которой ей отвели место. Теперь и выдохнуть можно свободнее, смотря на ослепительное око, что уже выглядывало из-за утопавшего ещё в холодном мареве леса и на поднимавшихся в сёдла воинов на вытоптанной за ночь прогалине. Да ненароком вцепилась пальцами за ось, увидев и Тамира среди своих ближников, что собрались гурьбой ратной чуть впереди, поднимаясь в седла.
Тамир, взявшись за луку поднялся, отрываясь от земли быстро и ловко, как и положено воину, чья жизнь всё время в пути бушует. Держась расслабленно и в то же время статно — взгляд только к себе приковывая — расправил плечи в жёстких латах из кожи и сукна, поверх которой кольчуга: правда, вместо колец, как у княжеских гридней, защитная броня, скреплённая из сотни дисков железа. На спине, как и на груди, Дажбожичьим оком поблёскивал диск, на котором знак племенной выбит — летящий в небе ястреб. Вейя явственно до лёгкого головокружения ощутила на себе вновь горячие руки хазарича, вздымавшуюся в глубоком и слегка неровном дыхании сильную тугую грудь, когда вёз её обратно на стойбище.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Тамир почуял неладное, повернул голову, и Вейя на миг выхватила резкое и красивое, как у изваяния, вырезанное умелым кудесником очертание лица хазарича. Он, прочертив острым, как лезвие, взглядом отряд, сперва не нашёл кто же смотрит на него, да всё ж заметил, обжёг взглядом, что в груди Вейи ощутимо тесно и душно стало.
Тугуркан подъехал неожиданно, Вейя даже вздрогнула, не заметив его сразу. Ближник загородил своей медвежьей удалью всех. Вейя растеряно заморгала, сбрасывая оцепенение, будто дурман. Тугуркан натянул повод, привычно рядом держась, равняя своего крупного — под стать хозяину — жеребца с повозкой, на которую уже взбирался на козлы коренастый возничий. Вейя, минув его цепкий взгляд, отвернуться поспешила, да напоролась на другой. Ощупывал Вейю, по-видимому, уже давно.
— Тугуркан, — позвала хазарина Вейя, облизав пересохшие губы. Тот, переговорив с возничим на своём наречии, повернулся к ней, приготавливаясь внимать речь чужую, как и в прошлый раз у костра. — Скажи, кто этот воин? — она даже поворачиваться не стала, Тугуркан сразу понял, о ком спрашивает.
— Это… — глянув в сторону хазарина, — это Арвай, один из внуков бека Байгаля из Таматарха.
Вейя не всё поняла, что сказал он и что за чин назвал — ничего не смыслила, но, наверное, всё же занимал важность. Явно ведь, что простой воин такие дерзкие слова не станет пускать, а этот и язык руси знал. Вейя вспомнила ненароком его слова резкие, грубые, щёки вновь загорались стыдом. Но если отбросить всё, Арвай прямо говорил то, что слышать она не хотела и до последнего не возжелает. Ведь не из жалости же взял её с собой Тамир, хоть в том выгоды не видел и об этом он истолковал ей ясно. Да и не похож он на того, кто добротой сердечной промышляет, помнила она, как он изрубил тех татей, не успели бедолаги и понять хоть что-то — головы с плеч.
Послышались зычные оклики ближников, и Вейя, вздрогнув, очнувшись от раздумий, нырнула в сумрак повозки, пропахшей мехом и деревом. Оставалось дожидаться, когда в путь тронутся. И, как оказалось — недолго. Подоспели и Огнедара с Миронегой, верно, наговориться успели уж обо всём.
Едва повозка тронулась, как сердце подскочило в груди, забилось быстро и туго.
— Как ты? — остановила Огнедара, озаботившись, когда Вейя поднялась со своего места.
— Ночью плоха спала… — ответила Вейя, глянув на сидевшую напротив Миронегу, заметно посветлевшую от радости, что вернулась её наперсница.
В сумраке повозке синяк уродливым пятном виделся. Проследив за взглядом Вейи, Миронега поспешила платок на щёку натянуть, закрываясь. Вейя оставив девушек, вперёд повозки длинной прошла, так похожей изнутри на невеликую, но уютную клеть. Нашла местечко свободное, села, удобно устроившись на лавке, что тянулись по обе стороны и сейчас были заполнены поклажей. Вжимаясь в застеленной шкурой сиденье, Вейя, стянув с головы намитку, в которой душно внутри повозки становилось, прикрыла веки, отгораживаясь от всего, отметая зыбкое волнение, что прокатывалось по телу лёгкой дрожью непонятно отчего — внутри такая сумятица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Скоро полесье, Протока и сам Каручай, и острог родной останется далеко позади. Выдохнула судорожно, надеясь на то, что князь Годуяр недолго будет лютовать. И Далебору теперь спокойнее — больше не будет на его пути попадаться. А там и забудет скоро свою спесь, вернётся к Любице своей. Хотя лучше бы и про неё тоже забыл…
Размеренно покачивалась на ставшей совсем ровной дороге повозка. Разговор тихий Огнедары и Миронеги неспешный сон навеивал, но Вейя всё елозила на лавке, хоть и удобно было. Перед глазами взгляд хазарича мелькал, разлёт резких чёрных бровей, глаза жгучие, как угли в обрамлении тёмных ресниц, твёрдая линия губ, всё же полных, сухих... Вейя головой стряхнула, разозлившись на себя страшно. Думать должна, как выведать хоть что-то о разбитой у хребта Каменного Кута ватаге отца, а поделать ничего не могла, мысли воедино собрать не могла. Возвращалась к хазаричу и дыхание задерживала от невольного ощутимого укола, когда вспоминала, как ласково касалась его Огнедара, которая для Тамира — тут уж без сомнения — имела особое место.
