Так что две недели подряд я со своим триста вторым батальоном занимался разведкой и контрпартизанской борьбой, выискивая в заснеженных лесах мобильные суомские лыжные роты и батальоны, обеспечивал проводку к фронту тяжелой артиллерии и обозов. А заодно мы сделали шесть налетов на два основных суомских оружейных завода. Та еще кстати оказалась задачка – тут вам не Дакия. Раздолбать-то мы их раздолбали, но я в итоге потерял еще двоих убитыми и шестерых магов ранеными, несмотря на все предосторожности. Бронированные ангары цехов сверху издалека особенно-то и не пробьёшь, а вблизи там такая ПВО – мама не горюй. Пришлось сделать несколько выматывающих ночных налетов под плотным вражеским огнем, опустошая каждый раз запасы маны до дна и прибегая к самой горячей молитве Всевышнему вместе с заклинаниями, чтобы пробить бетонные защитные сооружения. И по результатам Ребров дальнейшие бомбардировки суомских заводов все равно отменил, сказав, что Пиррова победа ему нахрен не сдалась и невосполнимых магов он на этом терять не будет. Проще охотиться за колоннами снабжения, те не так прикрыты. Хотя и это не выход – ты их поди найди и поймай. Магам когда-то еще и отдыхать нужно, если ночью мои орлы летали бомбить заводы – значит днем выполнять боевые задачи некому – выдохлись все.
Несмотря на все проблемы две недели затишья дали свои результаты. Мы как следует разведали оборону противника, тыловые службы, пользуясь затишьем, наладили, наконец, полноценное снабжение, питание и обогрев наших войск на передовой, отряды русских лыжников из охотников-сибиряков, которым я иногда придавал в усиление по паре магов из своего батальона начали успешно противодействовать суомских егерям. К фронту подтянули тяжелую артиллерию. Суомы пытались нам помешать артобстрелами и действиями диверсионных групп, но на собственное наступление не решались – сил у них для этого не хватало. А двадцать восьмого февраля российские войска начали генеральное наступление.
После трехчасовой артподготовки по всему фронту войска взломали суомскую оборону и начали медленно, но верно двигаться вперед. Проходя по десять – двенадцать километров в день, все время вводя в бой новые резервы взамен измотанных частей, активно используя артиллерию и не давая оборонявшимся суомским войскам время на отдых и перегруппировку. И уже к исходу первой недели наступления поставили суомское командование в очень тяжелое положение.
Город Ваборг попал к исходу пятых уток нашего наступления в оперативное окружение, а на седьмые сутки суомы вывели из него войска, опасаясь их окончательного уничтожения. К вечеру того же дня в него вошли передовые части второй сибирской дивизии. Подразделения двадцать второй и двадцать четвертой дивизий достигли значительных успехов на Ковском полуострове, продвинувшись на сотню километров вглубь вражеской территории. Флот высадил морской десант на суомском побережье Питерского залива и рвавшиеся к суомской столице войска Толошина совместно с моряками и морскими десантниками готовили операцию по окружению всей южной группировки суомов, одновременно с продолжением наступления на северные промышленные районы страны. Резервы суомского командования несмотря на объявленную мобилизацию были почти исчерпаны. А вот наши – далеко нет. Россия велика и ее военная машина только начала как следует раскручиваться.
В конце первой недели наступления отдельный магический батальон вывели с фронта приказом Толошина на четырехдневный отдых. По правде говоря – давно пора, острой необходимости в магах уже не было, а отдых бойцам требовался. Кроме пары затяжных тяжелых ночных вылетов на стратегические бомбардировки целей внутри Суомии мы делали еще по три-четыре боевых вылета в день. Люди устали, в конце концов у меня служили по большей части совсем молодые парни, почти дети. Участились контузии, пробития защитных полей и легкие ранения и, хотя больше смертей не было, но уже почти два десятка моих бойцов лежали на больничных койках. Я сам чувствовал, что детское Танечкино тело сильно устало, его в последних вылетах аж шатало в полете, а глаза все время слипались. Однажды между вылетами я даже заснул, присев на лавку рядом с Юлькой в оружейной палатке и на секунду закрыв глаза. А очнулся там же лишь через пару часов, лежа головой на Юлином бедре вместо подушки… Стыд – то какой для "железной Тани", хоть в глаза бойцам потом не смотри. И ведь никто не разбудил, хотя все видели, что командир бессовестным образом дрыхнет средь бела дня!
Были и другие неприятности. Валера Нилин, тяжело раненный при первой атаке суомской батареи все же умер в госпитале. И пришлось мне, как его командиру, писать матери похоронку, как и семьям двух других погибших магов. А это очень непростое и муторное занятие… Получается, это ведь я виноват в его смерти. Да война, да противник, да без потерь не бывает, все понятно. Но не уберегла парня от смерти командовавшая им подполковник Дергачева, не сумела защитить и спасти подчиненного, хотя должна была… И этот грех до конца жизни мне теперь не смыть, он навсегда на моей совести. Кому теперь нужны мои соболезнования, похвалы мужеству и доблести бойца, посмертные награды и похороны за счет государства, если вместо молодого, не дожившего и до двадцати лет парня в семью приедет гроб с его телом? Никому…
В полной мере я осознал это в больнице, когда, проспав первые сутки отдыха после вывода батальона с передовой, поехал проведать Пашку в госпитале. Парень был ранен не очень тяжело, но еще с месяц он в больнице полежит, пулевое ранение и хирургическая операция – вещи не из приятных, по себе знаю. Накупил своему любимому комэску по дороге разных вкусностей и прибыл в госпиталь заодно с подарочком – за последний бой и ранение штабс-капитан Никифоров получил свой первый в жизни офицерский георгиевский крест, который я и хотел вручить лично, как друг и командир. Я, кстати, за пленение Сагдеева тоже получил такую же награду, уже вторую. До комплекта немного осталось.
Пашка мне явно обрадовался. Бедняга даже порозовел и довольно разулыбался, присев в постели, когда одетая в великоватый для нее медицинский халат поверх мундира моя Танечка вошла в общую офицерскую палату.
– Боец Никифоров как жизнь, как здоровье? Доктора еще вконец не залечили? Это хорошо, это радует. Принимай довольствие, а то знаю я этих коновалов – поди одной пустой баландой кормят. Я вытащил из вещмешка на тумбочку кусок домашнего сала, копченую колбасу, сыр, апельсины, пирожки.
Паша с жадностью посмотрел на все это богатство и сглотнул голодную слюну.
– Тань, спасибо, конечно… но нельзя мне. Как я рад тебя видеть…
– Что это нельзя? Маг должен быть накормлен для скорейшего восстановления. Я тебе не только как командир, я тебе как друг говорю.
– Он же пулевое в живот получил, – отозвался с соседней кровати усатый казачий есаул с загипсованной ногой на перевязи. Его мундир зачем-то висел на стуле рядом с кроватью и погоны были прекрасно видны. – Доктора пулю из кишок доставали, зашивали там все. Ему еще с месяц можно кушать только жидкую кашку и бульончики. А то нутро воспалится и амбец.
– Правда, что ли? – Я даже покраснел от стыда. Хорош командир… О ранении Пашки я знал только то, что парень благополучно доставлен в госпиталь, ему сделана операция, жизнь вне опасности и друг идет на поправку. Ну не до того мне было – война, ежедневные боевые вылеты и схватки, другие раненые, сотни проблем, которые надо решать немедленно. Вот и лопухнулся.
– Правда, – со вздохом подтвердил Пашка. – Диета номер семь. Нельзя мне ничего вкусного, только полезное.
– Да ты оставляй свой гостинец здесь на тумбочке, нам можно, – продолжил есаул. – Мы все съедим за его здоровье. Кстати очень рад знакомству с легендарным магом. Подполковник Дергачева если я не ошибаюсь? Разрешите представиться: есаул Терентьев, первый кубанский казачий полк, к вашим услугам. Очень наслышан.
