Глиша, не этому. То есть вскрывать замки, но вовсе не заржавленные чудовища, да еще прямо над фекальными стоками. Уж как я ни изворачивался, не вязал платок на морду, но дважды чуть не проблевался. Пролил замок и петли маслом, ковырялся, наверное, минут двадцать, изматерился про себя, но отпер.
И сразу же мимо скользнул Бошко, а за ним два десятка добровольцев, в ответвлении остался только связист, крутнувший ручку полевого телефона:
— Все готово!
Не успел добрести на полусогнутых до подвала банка, как за спиной пару раз мигнул фонарик, снова прожужжал телефон, и вдруг бахнул заряд. От неожиданности я стукнулся головой о низкий свод, так и вылез на люди — весь в дерьме и с шишкой.
Но людям было совсем не до меня, люди атаковали гимназию. Снайперы и пулеметчики одновременно со взрывом ударили по колокольне, окнам и щелям, и тут же артиллеристы выкатили из дворов орудия.
Двести метров — хрен промахнешься, можно по стволу целиться.
Ну они и врезали, здание аж вздрогнуло!
Но привычная картина боя, с клубами дыма, огнем и взрывами меня не пойми чем раздражала. Цвиркнула рядом пуля, я вжался в нишу стены и вдруг понял — запах! Вместо честных запахов пороха и тротила все забивала вонь канализации!
У гимназии снова загрохотало — первый отряд бомбашей пробился сквозь ограду и закидывал в окна гранаты. А я с отвращением сдирал с себя куртку и оглядывался в поисках водопровода. У него меня и застали Душко с Уяком, когда я отмывал ботинки. Мокрые штаны и куртка висели рядом и я прыгал вокруг в исподнем, будто сбежал из госпиталя.
— Пошли пленных принимать, — спрятал ухмылку Душко.
Во дворе гимназии партизаны деловито подгоняли к стенке носителей тропической формы. Часть казаков угрюмо молчала, некоторые изрыгали забористую ругань, двое крестились и шептали молитвы. Сбоку, зажимая бинт на левой руке, встал натуральный рязанский Ваня — невысокий, курносый, с круглым простодушным лицом. Во мне зашевелилась жалость, но тут он взглянул на меня с такой ненавистью, что мой порыв мгновенно угас.
— Строй се! — скомандовал взводный и партизаны встали в неровную шеренгу. — Нишани! Пали!
Бахнул залп, казаки повалились, тут же прислонили следующий десяток и все закончилось.
Вблизи «Ваня» оказался сильно старше, чем издалека. Морщины, погоны штабс-фельдфебеля, над левым карманом планка «За ближний бой», под ним, на кармане, знак «За борьбу с бандитами». Значит, истово фашикам служил, крови не боялся, туда ему и дорога.
В здании, на усыпанном гильзами и мусором полу, вповалку лежали раненые, сотни три, не меньше. Стоны, смрад, кровавые тряпки, горячечный бред…
— Что с ранеными делать? — Душко оглядел этот филиал ада. — Не с собой же тащить.
— Перебить и дело с концом, — Марко не разделял «пленных» и «усташей».
— Нельзя, — отрезал Уяк.
Маленький, но повод для радости: в сорок первом, небось, расстреляли без зазрения совести, да еще с подачи комиссара. Меняется что-то в мозгах, меняется.
— Когда из города уходить будете? — остановился я у входа.
— Ночью немцы в бой не полезут, — снял, встряхнул и одел обратно пилотку Дешко. — Как раз до утра что сможем взорвем и подходы заминируем.
— Ну так и оставьте раненых немцам, пусть они возятся.
— Многие до утра не дотянут.
— Собрать немецких врачей и медперсонал, дать им в помощь пленных человек пятьдесят, пусть занимаются.
— Правильно, мы им не няньки, — поддержал комиссар.
Душко распорядился, мы еще раз обошли посеченные пулями и развороченные снарядами классы и через парадный вход оказались на улице, где готовили к перевозке уже наших раненых.
— Владо! — окликнули меня из ряда носилок.
Я шагнул на голос — Буха!
— Эх, Бошко, что же ты не уберегся?
— Да я-то ладно, в подвале спрятаться негде, а тут гранаты, — виновато улыбнулся бомбаш. — Вот подарок твой не уберег…
Он правой рукой поднял перевязанную левую и показал мне запястье, где на ремешке чудом держались поцарапанный корпус, вдавленный циферблат и обломанные стрелки.
Мои часы как-то сами оказались в руке Бошко:
— Держи! Не Брейтлинг, но тоже неплохие.
Он закрыл глаза, чтобы спрятать предательские слезы:
— Спасибо!
Уж не знаю, что помогло больше, диверсии славонских бригад или непрерывные налеты русского авиакорпуса или, может, обстановка на других фронтах, но армия Дапчевича успешно прорвала оборону в Среме и двинулась в сторону Загреба.
Ситуация поменялась на обратную: теперь наше снабжение повисло на полуразрушенной железнодорожной ветке. Но северней Дуная Красная армия уже заняла Печ и Сигетвар, южнее Савы партизаны освободили Баня-Луку и потому командование выход нашло быстро.
От самого Белграда и до фронта мобилизовали пароходы, баржи и все пригодные суденышки. Снабжение по рекам ничуть не хуже снабжения по железной дороге — только прикрывать с воздуха надо порты, а не станции.
В сентябре НОАЮ посчиталась со своими самыми упертыми врагами. Первыми к Саве у Стара-Градишки прижали остатки казачьей дивизии и без сантиментов порезали пулеметами, добивая тех, кто пытался переплыть на боснийский берег.
Чуть позже Мославинский, Загребский и Славонский корпуса блокировали у Копривницы остатки дивизии «Ханджар» — бошняки, кто поумнее, давно уже утек к партизанам и в строю остались самые упертые, кому терять нечего. Их тоже не жалели и выкосили почти под ноль.
Последними, под Сисаком, попались недобитки из «Принца Ойгена» — сперва отходившие на Загреб колонны проутюжили советские штурмовики, затем настигли Сараевский, Далматинский и Хорватский ударный корпуса. Всех эсэсовцев закопать не удалось, примерно полтора полка все-таки вырвались и отступили в Словению.
Еще круче разворачивались события в Италии — в страну вернулся товарищ Эрколе и сразу же действия партизан-гарибальдийцев приобрели системный характер. Под новое командование перешли все четыре «итальянские» дивизии НОАЮ, освобожденные территории затопили Ломбардию, Венето и Пьемонт. Ну и союзники наконец-то прорвали оборону немцев и вошли в Рим.
В Греции же началась всеобщая забастовка при попытке англичан посадить в Афины «правительство в изгнании» без участия коммунистов. За последние полгода ЭЛАС без малого начисто выбила коллаборационистов из «батальонов безопасности» и в нескольких успешных акциях почти полностью ликвидировала «Организацию Хи», секретное формирование монархистов и попутно еще несколько групп помельче. Перевес сложился настолько очевидный, что командующий небольшими экспедиционными силами Великобритании не рискнул влезать в греческие разборки и сделал вид, что все идет по плану. А ЭЛАС заключила мирное соглашение с правительством и теперь у премьера Папандреу из двадцати
