Несметные толпы идут на восток.
С группой военнослужащих минуем разбомбленные сожженные села. Кое-где догорают дома. Закопченными скорбными обелисками высятся на пепелищах несгоревшие кирпичные печи. Согбенные старухи, скрестив руки, провожают нас печальными взглядами: то ли жалеют, то ли осуждают…
Гонят скот. Столб сизой густой пыли висит над морем животных — ржущих, хрюкающих, мычащих, блеющих. На обочинах дорог — разлагающиеся и уже вздувшиеся трупы лошадей, свиней, коров, расстрелянных фашистами с воздуха.
Часто раздается команда: «Воздух!» Бойцы спрыгивают с машин и из кюветов открывают беспорядочную стрельбу по немецким самолетам. «Мессершмиты» и «Хейнкели» группами по десять — пятнадцать машин, на бреющем полете поливают все вокруг свинцовым дождем.
Потом в небе воцаряется тишина, а на земле стонут раненые, слышны душераздирающие вопли женщин, детей. На дорогах, в придорожных кюветах, в кукурузных полях остаются тела погибших.
Вижу какую-то военную машину. Грузовую. Забрался в нее. В кузове четыре бойца, узнал, что их командир лейтенант Петров, он в кабине шофера.
…Мы в пути. Под колесами хорошая грунтовая дорога. Крутом пустынные поля. Ни одной встречной машины. Едем час, два, петляем по балкам. Откуда-то издалека доносится орудийная стрельба, глухие взрывы. Вскоре машина останавливается в селе у дома, в котором находится штаб дивизии. Петров уходит. Маскируем машину и располагаемся в саду. Здесь несколько дальнобойных орудий. Время от времени они ведут огонь.
— Фронт далеко? — спрашивает один из бойцов.
— Не так чтобы очень. — Усатый артиллерист, видимо, толком сам не знает.
Устраиваемся неподалеку в окопе, надо подкрепиться. Возвращается Петров.
— Как дела?
— Хреново! — бросает он. — Штаба нашего нет. Куда уехал — никто не знает.
Ночь коротаем тут же возле окопа, на траве.
…Новое фронтовое утро. В лучах поднимающегося солнца поблескивают капельки росы. Яблоневый сад дремлет… Завтракаем. Появляется Петров. Он хмур. Садится на бревно, задумчиво курит.
Лейтенант и бойцы оставляют меня у себя.
Садимся на машину и вскоре вклиниваемся в колонну наших отходящих войск. Едем в сторону города Николаева.
Движемся медленно, задерживают пробки. Нас обгоняет пехота. Строй шагает в облаке пыли. В глазах бойцов тревога и усталость. Жарко, душно.
— Подвезите, братки! — просит раненый. Он опирается на палку.
— Лезь, пехота! — Помогаем раненому забраться в кузов грузовика.
Едем и едем…
— Подвезите! — отчаянно кричит красноармеец с перевязанной головой.
— Лезь!
Проходит еще час. Наша машина уже переполнена ранеными. Выбираемся на проселочную дорогу, переваливаем через бугор. Перед нами — огромное поле, на нем значительное скопление войск, повозки, лошади, пушки, машины. Копнами сена бойцы маскируют боевую технику.
Добираемся до середины поля. Неожиданно в небе появляется «рама» — вражеский воздушный разведчик. Петров куда-то уходит. Ждем час, два… Как сквозь землю провалился… Иду его искать и вскоре нахожу: он лежит под грузовой машиной и о чем-то разговаривает с командирами разных родов войск, подсевших к нему. Их шестеро. Старший по званию — с тремя кубиками на петлицах — артиллерист. На траве расстелена карта.
— Надо разведать обстановку в этом селе, — предлагает артиллерист, тыча пальцем в карту. — Кто пойдет?
Петров замечает меня.
— Сможешь разведать?
— Смогу.
— На, держи, — говорит лейтенант и передает мне пистолет ТТ. — Да переоденься в штатское, — добавляет он.
Поручено выяснить — нет ли в селе немцев. До села километра три. Приказано вернуться не позднее семи часов вечера…
…Немцев в селе не оказалось. В сумерках возвращаюсь обратно. С разных сторон доносится стрельба. Переваливаю через бугор, и — о, ужас! — поле совершенно пусто. Лишь несколько грузовых машин догорают вдали, вокруг валяется множество лошадиных трупов.
Неожиданно появляется какой-то грузовик и на полном ходу пересекает поле. Вслед за ним из-за молодого леска вынырнул еще один. Бегу наперерез. Машина резко тормозит на ухабах, и я успеваю прыгнуть на подножку кабины, сильно ударившись плечом о кузов. Откуда-то из-за бугра через все поле тянутся огненные стрелы трассирующих пуль. Но не видно пи цели, пи того, кто стреляет.
Мы проскакиваем зону огня. Стемнело. Въезжаем в село. Накрапывает дождь. Ищу Петрова и его бойцов, но их нигде нет. Уже в полной темноте подхожу к незнакомой походной кухне и получаю гороховый суп со свининой, хлеб и пачку папирос «Звездочка». Поужинав, пробираюсь среди машин и останавливаюсь возле группы командиров. Со стороны слушаю разговор. Пожилой человек в кожаном реглане и хромовых сапогах, по-видимому старший, отдает какое-то распоряжение и, обернувшись, вдруг замечает меня.
— Кто такой?
— Рядовой Николай Соколов.
— Почему в штатском?
Объясняю, что был послан в разведку, но, вернувшись, своей группы не обнаружил.
— Документы!
— Нет у меня документов! — отвечаю я. — Был в охране штаба Юго-Западного фронта. Документы остались в разведотделе фронта. Уходя в разведку, мы их сдавали… С трудом вышел из окружения.
— Где это было?
— На Полтавщиие.
— Что, и там немец?
— Да, в основном — танки.
Рассказываю о гибели штаба Юго-Западного фронта.
— Ясно, — сквозь зубы цедит командир. Его суровое, обветренное лицо напряжено. — Раз разведчик, так тебе и карты в руки. С обстановкой знаком?
— Не совсем.
— Мы тоже в окружении. Немцы утром прорвали фронт. Вот с этим бойцом, — огоньком папироски он указал на стоящего рядом красноармейца, похожего на узбека, — пойдете в разведку. Задача — уточнить интервалы движения фашистских войск по главной трассе. — Огонек папироски метнулся в сторону. — Разведать и обстановку на перекрестке дорог, нет ли ямы какой, чтобы задержки не было… Прорываться будем все сразу, впереди пойдут конные взводы, за ними — машины. Понятно?
— Понятно.
— Действуй! — Огонек папироски стремительно падает и гаснет под каблуком хромового сапога.
— Оружие есть?
— Есть.
— Какое?
— ТТ.
— Стрельбы не открывать, себя не обнаруживать. Выполняйте приказ!
Человек в кожаном реглане исчезает в темноте.
С бойцом-узбеком выходим из села. Друг друга мы не знаем, и оба молчим. Попадаем на проселочную дорогу, которая ведет к намеченному перекрестку. По бокам дороги — кукурузные поля. Высокие стебли тихо шуршат, словно перешептываются.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});