Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он присоединялся. Прирожденный разведчик определял свою судьбу.
Его не заставляли, ему не выкручивали руки. Он по своей воле говорил: «Я с вами», – точно так же, как за обедом разглагольствовал об ужасности коммунистической жизни. Он предлагал взять его действующим игроком в команду Эмори, потому что видел себя таковым, разгоряченный достигнутыми успехами, и таким игроком уже видел его и Эмори.
Так что, пожалуйста, просто напоминайте мне, с чего все началось, как я попал в эту историю. Завербовал меня совсем не Эмори – Саша. Эмори не сбрасывал мне на колени мешок государственных секретов, не говорил: «Слушай, возьми все это и передай британской разведке».
Это деяние Саши.
Так я делаю все это для матери-Англии или для бичующего себя антилютеранина, бегущего от бога?
Ответ: я вообще ничего не делаю. Я – спасательная шлюпка.
Все так, Саша – мой друг. Не тот друг, который мне всем нравится, но друг, верный, давний, друг, который нуждается в моей защите. И, видит бог, он ее получал. Друг, который, так уж вышло, ярый сторонник хаоса, в одиночку ведущий фанатичную войну со всеми формами установившегося порядка.
И если теперь он нашел другой храм, который должно сокрушить, удачи ему. Но под развалинами он не похоронит меня.
Или Кейт.
Или ребенка.
Или дом. Или работу.
И вот что я собираюсь сказать Эмори через пару часов, когда я его разбужу и отправлюсь с ним на раннюю прогулку, о которой он упомянул. «Ник, – скажу я. – Ты – профессионал своего дела, я уважаю Лондон, да, полностью согласен с тем, что советский коммунизм – враг, с которым действительно надо бороться, и желаю тебе всяческих успехов в этой борьбе. Но, будь так любезен, отдай мне паспорт и, если тебя это не затруднит, распорядись дать машину, чтобы меня отвезли в аэропорт. С Сашей ты уж как-нибудь договаривайся сам, а мы крепко пожмем друг другу руки и распрощаемся».
Но ранней прогулки не получается. Зато в сером свете зари у его кровати возникает Эмори и говорит, что пора одеваться.
– Зачем? Куда мы едем?
– Домой. Кратчайшим путем.
– Почему?
– Аналитики выставили тебе пятерку с двумя плюсами.
– О чем ты?
– Информация потрясающая. Важнейшие государственные секреты. Твой приятель, должно быть, собирал ее не один год. Они спрашивают, что ты предпочтешь, КВ[75] или титул пэра.
* * *Тебя везут.
Никаких решений принимать не надо.
Сиди, откинувшись на спинку сиденья, и размышляй о собственной жизни.
Опять аэропорт Темпельхоф, прибытие ранним утром на джипе, правда, другой сержант.
Прощай, Клифф.
Прощай, Тед, и удачи тебе.
Самолет ВВС ждет, пропеллеры вращаются, кроме него и Эмори, пассажиров нет. Держись крепче, уже взлетаем. Пилоты на нас не смотрят. Вымуштрованы. Приземление в аэропорту Нортолт, с трапа – в зеленый минивэн с большущими боковыми зеркалами и тонированными окнами задних дверей.
Она сейчас идет в школу. Оставила позади половину бетонной дорожки между открытым бассейном Хампстеда и кварталом особняков. Ученики старших классов болтают с ней, младших – стараются взять за руку, и она думает, что я решаю в Берлине проблемы Британского совета.
* * *Через заднее стекло минивэна Манди начинает узнавать дорогу в Оксфорд. Он получил пятерку с двумя плюсами, и теперь они хотят выдать ему диплом. Ильзе в своей комнатушке в общежитии говорила ему, что он полнейший младенец в сексе. Они едут по пологим холмам, въезжают в ворота, кирпичные столбы которых увенчаны грифонами из песчаника. Дневной свет включается и выключается по воле растущих вдоль асфальта берез. Минивэн останавливается, но выйти дозволено только водителю. Березы остались позади, их сменили участки, огороженные белыми заборами, павильон для крикета, круглый пруд. Минивэн останавливается снова, задние дверцы открываются, стюард в белой униформе и легких парусиновых туфлях на резиновой подошве берет рюкзак Манди и ведет его мимо припаркованных автомобилей, по дорожке, выложенной каменными плитами, к лестнице черного хода, далее в коридор для слуг.
– Мой гость расположится в свадебном «люксе», – говорил Эмори стюарду.
– Очень хорошо, сэр. Я отведу «невесту» прямо туда.
В свадебном «люксе» узкая, односпальная кровать, раковина и унитаз, очень маленькое окно, выходящее на увитую плющом стену. В последний год обучения в школе, будучи префектом, Манди жил в такой же. Подъезжают все новые автомобили. Манди слышит приглушенные голоса и шаги по гравию. До начала величайших перемен в его жизни остается все меньше времени. И четыре последующих дня за закрытыми дверьми прирожденный разведчик встречается с семьей.
* * *Они – не семья, какой он ожидал ее увидеть, но в этом для него нет ничего нового.
Нет, суровые мужчины не меряют его с головы до ног настороженными взглядами. Супервыпускники в костюмах-двойках с перламутровыми галстуками не вяжут в узлы каверзными вопросами. Они рады встрече с ним, гордятся им, потрясены его достижениями, хотят пожать руку и пожимают. Достойные, ничем не выделяющиеся в толпе, веселые люди, поначалу никаких имен, никакой профессиональной принадлежности, но приятные лица, удобная обувь, потрепанные, коричневые, отнюдь не чиновничьи брифкейсы, а женщины – от слегка рассеянных («И куда же я задевала свою сумочку?») до по-матерински заботливых матрон с мечтательными, теплыми глазами, которые слушают его часами, прежде чем задать вопрос о чем-то совершенно им забытом, до того самого момента, пока одна из них не направила его мысли в нужном направлении.
Что же касается мужчин, да, внешне они тоже разнятся, но тем не менее принадлежат к одному виду. Можно сказать, академики средних лет. Археологи, радостно работающие вместе на одном раскопе. Врачи, которые с кроткой, но сознательной отстраненностью говорят, что для них главное болезнь – не человек. Сухощавые молодые люди в плохо сшитых костюмах и с отсутствующим взглядом, Манди воспринимает их как прямых потомков классической школы арабского исследователя, пересекающего пустыню на верблюде, ориентируясь по звездам, с бутылкой лимонада и шоколадным батончиком.
Так что же, гадает он, их всех объединяет, помимо греющего душу интереса к Теду Манди? Неожиданный смех, шлепок по плечу, разделенный радостный вскрик, чуть убыстрившийся темп речи, короткий взгляд. Тщательно скрываемая воровская искорка. Чувство сопричастности.
Они погружаются в глубины его прошлого, сначала руководствуясь магнитными пленками, которые Эмори переслал из Берлина, потом самостоятельно выбирая направление движения. История всей его жизни выкладывается перед ними, как труп, после чего, в наиболее тактичном английском стиле, производится вскрытие. Манди не возражает. Он – часть этой семьи, новичок английской команды, но уже успевший показать себя с самой лучшей стороны.
Эпизоды его жизни, которые он никогда бы не связал друг с другом, выуживаются из глубин его памяти, а потом предлагаются для инспекции и комментариев: «Господи, однако, полагаю, это правда» или «Если подумать, то да, так оно и было». И Эмори всегда рядом с ним, готовый поддержать его, если он падает, и уладить мелкие недоразумения, которые возникают, когда наш Эдуард вдруг взбрыкивает, а такое случается, поскольку далеко не все вопросы приятны. Но они и не обещали, что будут спрашивать только о приятном, скорее наоборот. Таковы все семьи.
– Никто из тех, кто так хорошо послужил родине, как вы, Тед, не сможет пройти через эту мясорубку, не покраснев раз-другой, – по-доброму предупреждает его одна материнского вида матрона.
– Согласен. Абсолютно. Задавайте ваши вопросы, мэм.
Она – психоаналитик? Откуда ему знать? Ему хочется называть ее Флора, или Бетти, или ее настоящим именем, если б она представилась, но приходится обращаться к ней мэм, как к королеве,[76] вызывая дружелюбный смех за столом из красного дерева.
Вот так проходит первый день, и к его завершению, когда в баре остается лишь несколько особо стойких, они уже поздравили того Теда Манди, которого он сам потом нарекает Манди Первым: героя Веймара, единственного сына героического майора, капитана школьной команды по крикету, защитника команды по регби, который в институте слегка порозовел (а с кем такого не происходило?), а вот теперь, по сигналу горна, поспешил в семейную войсковую часть, чтобы встать плечом к плечу с остальными в борьбе с общим врагом.
Но, к сожалению, это только Манди Первый. А у шпионов всегда есть двойник.
* * *Можно спровоцировать у человека шизофрению?
Разумеется, можно, если пациент сложный.
В Веймаре Саша намекнул на то, что его ждет. Здесь, в Оксфорде, спасибо инструкциям на микропленке, переданным мистеру Арнольду в специальных защитных устройствах, он получает по полной программе. Если вчерашний Манди Первый представлял собой тот идеал, к которому следовало стремиться Манди, то сегодняшний Манди Второй – та карикатура, в которую он опасался превратиться еще два года тому назад.
- Смерть белой мыши - Сергей Костин - Шпионский детектив
- Майор Пронин и профессор в подвале - Лев Сергеевич Овалов - Полицейский детектив / Шпионский детектив