Шукара должны уважать и почитать, он не такой как все. Он не простой человек. Он знаком с магией. Его боятся. Когда-то его коснулись боги и на месте прикосновения осталось большое винно-красное пятно, тянувшееся от подбородка до левого уха по высохшему старому лицу. У Салсет нет ни правителей, ни вождей, ни военных лидеров. Они подчиняются голосу богов (шукар означает «голос» на языке Салсет) и голос говорит им, что делать и куда идти. Он определяет жизнь племени, пока боги не заберут его и не выберут другого.
Бросив вызов старику на глазах у всего племени, я впервые почувствовал себя по-настоящему свободным и независимым. Даже получив свободу после убийства тигра, я не мог смотреть в глаза этому человеку и просто ушел от него и от других. От памяти о тигре, которого я вызвал.
Он стоял передо мной, одетый в шафрановый бурнус. Годы стерли золотистый оттенок его кожи, густые черные волосы поседели. Он по-прежнему зачесывал их назад и смазывал едва пахнущим маслом, чтобы они не скрывали винно-красный знак расположения к нему богов. Глядя на этот знак, каждый понимал, кто перед ним, какой властью он обладает. И когда взгляд черных глаз впился в мое лицо, я понял, что ненависть старика ко мне не ослабела.
Он демонстративно приоткрыл губы, оскалился как собака, показывающая свое превосходство, и плюнул на землю рядом с моей правой ногой.
– Ты ничего от меня не дождешься.
Ну, другого я и не ожидал. Но отказ проявить обычное уважение (самое сильное оскорбление по обычаям Салсет) все же задел меня.
– Шукар, ты голос богов, – сказал я. – Конечно они говорили тебе, что Песчаный Тигр ходит где захочет, независимо оттого, каким тигренком он был, – теперь шукар слушал внимательно. Он посмотрел мне в глаза и я не отвел взгляда. – Ты ничем не отблагодарил меня, когда много лет назад я убил кота, – отметил я, напоминая шукару о неудачной попытке спасти племя.
– Теперь, на глазах у всех, я заявляю о своих правах. Ты уклонишься от своих обязанностей? Навлечешь немилость на Салсет?
Я не оставил ему выбора. Вокруг стояли люди (многие из них знали меня только как Песчаного Тигра) и злобный старик понимал, что должен был уступить. Я не потребовал благодарности когда убил песчаного тигра, и этим освободил шукара от очень неприятной обязанности. Теперь я заявлял о своих правах и требовал справедливости. Он не мог не выполнить мою просьбу.
– Мне нужны две лошади, – сказал я, – вода и еда на две недели. Когда я попрошу.
Его рот заработал. Он жевал орех беза, и я видел его желтые зубы. В Пендже считают, что беза, действуя как легкий наркотик, усиливает магические способности человека. При условии, что такие способности у него вообще есть.
– Мы вернули тебя к жизни, – веско заметил шукар. – Мы вырвали тебя и женщину у песка.
Я сложил руки на груди.
– Да, но это же Салсет сделали бы и для любого другого. Я признателен племени за спасение, но и ты должен отнестись с уважением к моей просьбе.
Я лениво пробежался пальцами по черному шнурку, на котором висели когти. Ненавязчивое напоминание о том, как я завоевал свою свободу.
И о том, что у шукара не было выбора.
– Когда ты попросишь, – горько сказал он и повернулся ко мне спиной.
Я смотрел ему вслед и думал, какое удовлетворение должна была принести мне победа над ним, но она оказалась не такой сладкой, как я ожидал. Когда человеку неохотно дают то, что полагается ему по праву, радости не испытываешь.
Дел поднялась на ноги раньше чем я ожидал. Она передвигалась медленно, опираясь на посох. В первый раз увидев это, я возмущался до тех пор, пока она не пробормотала что-то на своем Северном языке. Слова прозвучали зло, расстроенно и нетерпеливо, и я понял, что она почти здорова.
Я вздохнул с облегчением. Нечего было и думать об отъезде, пока Дел лежала в забытьи песчаной болезни. Оставить ее я не мог, а пребывание среди Салсет нарушало душевное равновесие, которого я так упорно добивался с той минуты, как оставил племя. Я был слишком уязвим для всего, что напоминало мне о прошлом. Пусть ненадолго, но Песчаный Тигр ослабил защиту, а этого я просто не мог себе позволить. Я был профессиональным танцором меча, одним из немногих, готовых взяться за любую опасную работу. У танцора меча нет ни времени, ни места для сентиментальности или переживаний. И если он хочет и дальше заниматься своим делом, он должен думать только о том, что необходимо ему для сохранения жизни.
Дел вышла когда я валялся в тени хиорта Сулы. Она снова надела свою тунику (Сула зашила и вычистила ее) и я четко видел каждую руну, вышитую на светлой замше. Новая кожа успела огрубеть и приобрела нормальный оттенок (а может стала чуть темнее). Побелевшие под солнцем волосы Дел стянула сзади голубым шнурком, подчеркнув безупречный овал лица. Она стала тоньше, медлительнее, но двигалась с прежней грацией и изяществом, которые я обожал.
Обожал настолько, что у меня сразу пересохло во рту. Если бы я не был уверен, что она еще слаба после болезни и легко устает, я уложил бы ее на землю рядом с собой: давно пора было провести расследование и выяснить, чем кроме золота она может заплатить.
Замечтавшись, я запоздало сообразил, что в руке Дел был меч.
– Дел…
– Потанцуй со мной, Тигр.
– Баска… приди в себя.
– Мне нужно, – она не хотела ничего слушать. – Что я смогу сделать в круге, если не буду тренироваться? Ты ведь и сам это знаешь.
Я нахально валялся на песке и разглядывал ее, но ответить постарался вежливо.
– Аиды, женщина, ты почти умерла. А если я войду с тобой в круг, перед тобой снова откроется дорога в другой мир, – хмурясь, я посмотрел на обнаженный меч и снова увидел как беспорядочно извиваются тени под тонкой коркой металла, запутывая глаз. Я сморгнул.
– Ты недостаточно умел для этого.
Я оторвался от меча и посмотрел на нее.
– Я, – объявил я с достоинством, – лучший танцор меча в Пендже, а возможно и на всем Юге. (Я почти не сомневался, что был лучшим на всем Юге, но мужчина не должен забывать о скромности).
– Нет, – сказала она. – Мы не проверяли друг друга по-настоящему.
Я вздохнул.
– Ты хороша с мечом… Я видел это, когда мы танцевали перед Ханджи… но ты не танцор меча. В истинном смысле.
– Я обучалась, – сказала она. – Почти как ты. А перед этим меня учили мой отец, дяди, братья.
– Обучалась? – переспросил я. – По всем правилам?
– С соответствующими ритуалами.
Я внимательно изучал ее. Я мог допустить, что она занималась с отцом, дядями и братьями, потому что сражалась она мастерски – для женщины – но ритуальное посвящение? Я вспомнил свое обучение у шодо. Даже на Севере вряд ли женщину допустили бы в школу подобную той, в которой учился я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
