Человеку постороннему, который мог бы наблюдать картину происходящего, стало бы не только интересно, но и удивительно даже, особенно если бы он знал прибывших сюда в такое странное время. Ведь ни одного из них нельзя было бы заподозрить в столь странных ночных увлечениях. Однако посторонних наблюдателей не имелось, все, кто был – а это, если учитывать и агентов, занявших такие удобные позиции заранее, что их и видно не было, буквально растворившихся в окружающей мрачной обстановке, – так вот, если учитывать и полдюжины агентов, насчитывалось человек десять, так осторожно сейчас приближавшихся к сторожке.
Ровно в половине двенадцатого к сторожке вышел Карозин. Он постоял немного на тропинке у сарая, в котором они как-то прятались вместе с полицейскими и Катенькой. Луна, идущая уже на убыль, спряталась за неожиданно появившимся облачком, и на какое-то время наступила такая кромешная тьма, что всем, кто был в этот час в этом месте, стало жутко. Да еще плюс ко всему завыла где-то собака, и ее хриплый вой поддержали другие. Словом, атмосфера, что называется, была самая располагающая. Карозин невольно поежился, взглянул на небо и вздохнул. Послышались осторожные шаги с противоположной стороны. Карозин обернулся.
– Вы здесь? – услышал он знакомый голос и не удержался от нового вздоха.
– Да, Денис Николаевич, – откликнулся Карозин.
– Тогда идемте в сторожку, – предложил подполковник. – Сторожа я отправил и нам там никто не помешает.
– Идемте, – согласился Карозин и прошел следом за подполковником в невысокую дверь.
Обиталище кладбищенского сторожа имело две комнаты, было небольшим, обставленным неуютно и убого. Первая комната служила, видимо, кухней и прихожей, а во второй была столовая и стояла кровать. Стол под образами был большим, грубо сколоченным, а вдоль него стояли две лавки. На столе горела керосиновая лампа. Подполковник как-то уж совсем по-свойски сел на лавку и приглашающим жестом указал Карозину место напротив.
– Вы принесли то, о чем я вас просил? – поинтересовался он беспокойно, но, заметив у Карозина в руке небольшой сверток, выдохнул с облегчением и даже улыбнулся.
– Скажите, Денис Николаевич, – обратился к нему Карозин, садясь напротив него, поближе к выходу, но не выпуская из рук сверток, – почему вы выбрали столь странное время? И место, надо сказать, прямо-таки жутковатое.
– Это я вам сейчас объясню с превеликим удовольствием, – ухмыльнулся подполковник и даже подкрутил усы. – Объясню, Никита Сергеевич, потому как уважаю вас и вообще считаю человеком образованным и, надеюсь, даже единомышленником в каком-то смысле. По крайне мере, я решил, что вы сможете меня понять и даже присоединиться ко мне.
– Я вас внимательно слушаю, – кивнул Карозин. – Говорите.
– Только вы сначала скажите мне, правда ли, что та книга у вас? Может быть, вы мне ее покажете? Кое-что я бы предпочел сначала проверить, а то может получиться так, что и говорить-то будет не о чем…
– Правда, правда, – улыбнулся Никита Сергеевич и не спеша развернул бумагу. – Вот, смотрите. Видите, листы у бедняжки вырваны, – он даже протянул книгу подполковнику.
– Да что мне листы, – фыркнул подполковник и жадно схватил книгу. Тотчас в его руке блеснул небольшой ножичек и он принялся разрезать кожаный переплет, затем беспощадно содрал его и поднял на Карозина мгновенно налившиеся кровью глаза.
– Не это ли вы искали? – полюбопытствовал Карозин, вынув из внутреннего кармана пиджака тонкий пергаментный лист.
– Значит, вы знаете, – недобро прищурился Фарапонов. – И как давно узнали? Уже проверили? И кто знает еще?
– Нет, не проверил, – покачал головой Карозин. – И узнал только нынче, довольно странным путем.
– В таком случае, – немного расслабившись, проговорил подполковник, – не буду с вами экивоками. Предлагаю проверить. Собственно, я вас за тем именно выбрал и пригласил и решил с вами поделиться этим секретом.
– Откуда же вы узнали? – спросил Карозин. – Мне вот что интересно. Как давно узнали вы и откуда?
– О, ну это очень любопытная история, – усмехнулся Фарапонов и крутанул правый ус. – Хотите сначала побеседовать со мной? Вам интересно, Никита Сергеевич? Что ж, удовлетворю, как говорится, ваше любопытство. Тем более что нам пока некуда спешить. Так вот, заинтересовался я всем этим после того, как Катерина Дмитриевна мне рассказала эту странную историю о графской дочке. Я что-то когда-то слышал уже об этом, но то, что она рассказала тогда, было только половиной истории, а может, даже и того меньше. Я, естественно, решил узнать, как дело обстояло в полном объеме. И тут помог мне не кто иной, как Алексей Петрович, потому как проговорился насчет того самого гравера, Мельского, помните? Это как раз и было после нашего первого посещения этого чудесного уголка, – Карозин кивнул. – Ну вот, я и решил, что можно попробовать с этим бывшим уголовником побеседовать. Побеседовал я, долго церемониться не стал, напомнил ему, что он у нас на крючке, обещал, что если он мне не поможет да не захочет со мною дружить, – хохотнул подполковник, – так я запросто на него это дело с векселями повешу. Да еще и убийство. Помните ведь, как это все ловко у Сульского вышло? Он же сам мне и подсказал, как прижать этого несчастного Мельского. А тот, правда, поначалу заартачился, но я ему и про его ночные вылазки намекнул, а после уж, когда один из их компании попался, это вы тоже помните, так вот, я Мельскому еще и политической статьей пригрозил. Словом, деваться ему было некуда. Оказалось, что никакого возвращения душ тут нет и в помине, а есть только вещи сугубо материальные.
Клад-с, Никита Сергеевич. И вот на этом-то самом пергаменте, что вы так небрежно себе обратно в карман изволили положить, так вот на нем и зарисовано, в какой могилке этот клад спрятан. Могилка эта, естественно, принадлежит графской дочке, как вашей супруге и сказывали. Та, может, и получила это богатство через сношения с дьяволом, но нам-то что до этого? Мы люди просвещенные и до таких суеверий нам никаких дел нет, верно? Да и тем молодым нахалам, что здесь собирались, тоже до суеверий никакого дела не было, просто они, как сказал мне Мельский, искали эту книгу, каждый своими путями, а повезло ему и Соколову. Уж как они ее, книгу эту, добыли, мне неизвестно. Но вот только когда она к ним попала, отчего-то что-то промеж ними разладилось, должно быть, скорое обогащение им головы вскружило, поругались они промеж собою. Получилось так, что Мельский и Соколов вроде как виноватые оказались, или что там еще, я во все их подробности и не вникал. Так вот, чтобы, значит, себя обезопасить, да к тому же сохранить книгу, они и решили ее вашей супруге на сохранение передать. Тут ведь еще какая загвоздочка была, – Фарапонов вздохнул. – Знать-то они знали, что на клад в четьях-минеях указывается, а как и где, в каком месте в этой книге – о том не ведали. Прежде чем на сохранение Катерине Дмитриевне ее отдать, они, уж не сомневайтесь, проверили книгу от первого до последнего листочка, но ничего не обнаружили. Пока думали да прикидывали, Катерина Дмитриевна тем временем взяла да и снесла книгу эту своей родственнице. У той, оказалось, тоже люди сведущие были. Хотели книгу обменять, но благо ваша родственница этому не позволила случиться, только вид сделала, что, дескать, обменяла. Я об этом узнал позднее, от нее же самой и узнал. Водятся и за ней грешки по нашей линии. Серьезного ничего, – усмехнулся он, – а так, мелочи кое-какие, однако же хватило на то, чтобы она меня приняла честь по чести и рассказала, что к чему. А о том, в каком месте искать указание на клад… Это мне Подольцев уже поведал, но он только и знал, что где-то в переплете. А тот вечер, когда, помните, мы вашу супругу в Александровский сад сопровождали? Да и от вашего имени записку принесли Ефиму? Ну, это, конечно, моя выдумка. Мельский мне в этом, признаться, помог. А насчет того милого юноши, что якобы назначил встречу Катерине Дмитриевне, так о том, что он тайно влюблен в вашу супругу, простите, конечно, – деликатно улыбнулся Фарапонов, – это мне опять же Подольцев проболтался. Кстати, вы знаете, кто так свирепо с художником разделался? Он, Подольцев.
Карозин удивленно приподнял брови.
– Что, не знали? – самодовольно усмехнулся Фарапонов. – А вот я все это знал. Отпустил его, мерзавца, отпустил за то, что он мне все про этот клад, все что знал. Даже и чего сам не знал, но и то рассказал. Где теперь он, не знаю.
– За что же он его? – спросил Карозин.
– Так ведь Подольцев-то, он того-с, умом тронутый. А принимают его такие дамы, как ваша Анна Антоновна, только лишь из-за того, что идет о нем такая молва, будто он спирит и есть. Потому-то и вызывали они там духа Александра Македонского. Ну так вот, не поверите, что такова была причина, я и сам не поверил бы, потому как в такие вещи и верить-то смешно, однако же… Помните, я даже вот и сам вам как-то говорил, что находятся же такие чудаки… Словом, ни за что пострадал ваш Соколов, ни за что совершенно. Мог быть на его месте любой другой из этих двенадцати. После того, как Подольцев у Анны Антоновны встретился с вашею супругою, они там после ее ухода стали обсуждать, да и решили… Что возьмешь с них, они все там чудаки, – извиняющимся тоном проговорил он. – Так вот, решили, что те, не иначе как и правда возжаждали богатство получить, только ведь они в тот момент еще сами и не ведали, что для того, чтобы клад найти, вовсе не обязательно духов вызывать. Решили, что только при помощи спиритического сеанса и возможно узнать, где этот клад находится. Ну вот, тогда-то и подумали, что сами они лучше соберутся в количестве двенадцати человек, поколдуют на этой самой книжке и вызовут Натальин дух, а она им, дескать, на клад и укажет. Глупость какая!
