рядом и, словно заботливый отец, прижал меня к земле, не позволяя навредить себе во время припадка. Чем дальше отходил светоносный, тем легче мне становилось. Вскоре карета-дом развернулась и медленно отправилась восвояси.
— Лекаря! — приказал верховный епископ и церковники засуетились. Вот только помочь им я уже не мог — тело не слушалось. Меня словно вывернули на изнанку, вытряхнули, и кое-как собрали обратно, особо не заботясь о том, всё ли со мной в порядке. Сконцентрироваться, чтобы использовать лечение, сил не было никаких.
Наконец, боль ушла — явился лекарь. Он рухнул на землю без сознания, отдав всю доступную ему силу, но её хватило на то, чтобы я пришёл в себя. Мне всё ещё было плохо, жуть пробирала до самых глубин, но у меня тут человек умирал, вызвавшись мне помочь. Страдать о том, как мне хреново, буду после того, когда отплачу церковнику за самопожертвование.
Благодаря перчаткам мне не пришлось вытягивать руки и, сконцентрировавшись на валяющемся рядом служителе Света, я использовал «Лечение». Тело церковника выгнулось дугой, опало и раздался хрип — лекарь начал дышать. Уже хорошо. Следом я восстановил уже и себя — негоже валяться, аки безродная дворняга. Верховный епископ помог подняться. Ноги дрожали, словно немощные, но всё же держали моё бренное тело. Уставившись на отца Урга, что стоял рядом, я вопросительно поднял бровь. Мне нужны были ответы.
— Его называют Инквизитор и ты прошёл его проверку.
— То есть подробностей не будет? — спросил я, когда верховный епископ умолк.
— Крепость не имеет права обсуждать эту тему. Тебе стоит обратиться к Посреднику. Для того он и присутствовал на допросе.
— Его тоже так проверяли?
— Крепость не имеет права обсуждать эту тему. Тебе стоит обратиться к Посреднику. Можешь взять мою карету. Она доставит тебя на место.
Верховный епископ явно темнил, но настаивать я не стал и через двадцать минут вошёл в приёмную ректора магической академии. Меня ждали — Кималь Саренто находился на своём рабочем месте. Ректор даже в бумагах не копался — просто смотрел в окно. Я без приглашения уселся на гостевой стул и тоже начал смотреть на то, как народ таскал строительные материалы. Шла активная отделка помещений и, судя по количеству рабочих, сюда пригнали всех, кто хоть что-то в этом понимал. Так продолжалось достаточно долго. Ректор не спешил ничего пояснять, я не спешил ничего спрашивать. Наконец, Кималь Саренто оторвался от созерцания копошащихся муравьёв и перевёл взгляд на меня.
— Сегодня у нас первое занятие. И начнём мы его не совсем так, как я изначально планировал. Мне придётся рассказать тебе о том, кто такой Дознаватель, Инквизитор и почему ты сейчас сидишь здесь, а не витаешь в виде праха по бескрайним просторам нашего мира.
— Всё было настолько плохо?
— Гораздо хуже, чем ты мог себе представить. Не буду вдаваться в историю разделения мира на свет и тьму, это ты можешь прочесть в любой книге. Перейду сразу к сути. У тьмы есть Дознаватель, у света — Инквизитор. Абсолютные воплощения своих богов. Можно сказать, что это Скрон и Свет, если угодно. Это в корне неверно, но для простоты будем называть их именно так. Каждая из сторон, что тёмные, что светлые, имеют право воззвать к своей силе, чтобы выяснить какую-то информацию. Цена такого вызова огромна. Деталей у меня нет, но последний раз, когда светлые призывали Инквизитора, сменился Папа, глава церкви всех трёх империй. Это было сорок лет тому назад, когда светлые желали узнать, что произошло с отрядом паладинов, отправленных в Нейтральные земли. Тёмные последний раз использовали Дознавателя двадцать пять лет назад. После того, как он выяснил то, что хотел, я стал Посредником. Предыдущего сожгли на костре.
— Поэтому вы были, как бы это мягче сказать, напуганы?
— В том числе. Есть Дознаватель — тот, кто задаёт вопросы. Есть Владетель — тот, кому принадлежит земля, где происходит допрос. Есть Посредник — тот, кто должен обеспечить явку истцов и организовать работу Дознавателя. Ибо если тот пойдёт в народ сам, не миновать беды.
— Чем же он так страшен?
— Обращаясь к человеку, Дознаватель превращает его в обращённого, желает того человек, или нет. Он становится тёмной марионеткой с абсолютно подавленной волей. Он не может соврать, не может утаить, не может сопротивляться. Дознаватель не имеет права обращаться к Владетелю — для этого рядом с тёмным всегда крутится верховный обращённый. Но если Дознавателю не понравится работа Посредника, он может потребовать усердия. Так произошло с моим предшественником. Он оказался слишком нерасторопным и тёмный попросил того ускорится. Когда допрос закончился, Посредник был сожжён, ибо он больше не являлся человеком. Это была безвольная кукла, лишённая даже малейшего намёка на разум. Как и все истцы, что прошли через допрос. Ибо впустив в себя Скрона и выдав всю информацию, они стали всего лишь тёмными сосудами, лишёнными воли..
— Значит, приказ из канцелярии пришёл не от императора, а от вас? — ухмыльнулся я. — Вы призывали меня умирать?
— Это был мой долг. Остановить Дознавателя невозможно — он пошёл бы к тебе сам. И тогда пришлось сжигать половину столицы. Меньшее зло, Максимилиан. Это было меньшее зло.
— Вот только что-то явно пошло не по плану…
— Вот только всё пошло не по плану, — согласился Кималь Саренто. — Ты не мог стать тёмным, ибо ты уже был тёмным. Аура, которая должна была заставить тебя стать послушной марионеткой, не сработала. Думаю, с таким человеком Дознаватель столкнулся впервые. Тёмный, в котором нет Скрона. Идеальный кандидат для того, чтобы торговаться. Но ты поступил иначе. Признаюсь, в тот момент я готов был испепелить тебя на месте и только близость Дознавателя сохранила тебе жизнь. Если бы тёмный произнёс хотя бы одно слово, адресованное мне лично, у магической академии появился бы новый руководитель. Это был… красивых ход, Максимилиан. Достойный того, чему я хочу тебя обучать. Не думай, что я когда-нибудь забуду о нём. Нет, в выгодный для себя момент я обязательно напомню тебе о том, что ты едва меня не прикончил, но тогда, на встрече с Дознавателем, ты доказал, что достоен моего внимания. Из тебя выйдет интересный игрок.
— Вот только не нужно делать меня крайним. Сами, значит, отправили меня на смерть, а когда я отплатил тем же — обиделись? Господин ректор, не кажется,
