Первым убитым магистратом был трибун Сальвий; именно он 3 января спас Антония, наложив вето на решение сената объявить того врагом; потом Сальвий полностью поддерживал Цицерона. Не зная, помилуют ли его в благодарность за первое или же накажут за второе, Сальвий устроил на всякий случай для друзей прощальный обед. В обеденный зал ворвался карательный отряд с центурионом во главе. Некоторые гости вскочили, словно намереваясь вступиться за хозяина — а может, просто бежать, — но центурион приказал им сесть и молчать. Он схватил Сальвия за волосы, бросил поперек стола и отрубил ему голову. Перед тем как уйти и унести голову, он велел гостям оставаться на месте, а не то, мол, их постигнет та же участь. И гости до поздней ночи оставались на ложах вокруг обезглавленного тела хозяина.
Триумвиры вошли в Рим по очереди — каждый на следующий день и каждый в сопровождении одного легиона и одной преторианской когорты; первым, как консул, вошел Октавиан. Когда все трое вступили в город, трибун Публий Тиций созвал на 27 декабря народное собрание и на окруженном солдатами Форуме предложил гражданам принять решение о вручении полномочий триумвирату. Закон приняли быстро — не дав времени ни на обдумывание, ни тем более на обсуждение. Вывесили новые проскрипционные списки; все выходы из города охранялись. За голову каждой жертвы была объявлена награда: сто тысяч сестерциев; рабам пообещали свободу и сорок тысяч сестерциев.
Полководцы Цезаря решили, воспользовавшись случаем, уладить старые семейные распри. Павел, брат Лепида, попал в списки вместе с Луцием Цезарем, дядей Антония. Планк осудил своего брата Плоция, а Поллион решил отомстить тестю. Еще один приговоренный, по слухам, был раньше наставником Октавиана. Павлу явно позволили скрыться, но Луция Цезаря спасло только вмешательство матери самого Антония — Юлии. Она заслонила старика от солдат, пытавшихся ворваться в ее дом, а после явилась на Форум, где сидели триумвиры, верша расправу и выплачивая вознаграждения, и стала выговаривать сыну. Антоний неохотно согласился сохранить жизнь своему дяде, который как-то раз поспорил с ним в сенате.
Появлялись новые проскрипционные списки. Многие начали понимать, что их ждет, еще до того, как их имена оказались в списках. Они следовали за теми, кто уже бежал из столицы. Прятались в канализации, в колодцах, дымовых трубах, на чердаках. Одни погибали с оружием в руках, другие не пытались защититься. Некоторых спасали их рабы, других предавали жены. Люди топились в Тибре, бросались с высоких стен, сжигали себя. Самые упорные или удачливые ускользали благодаря женам, детям, родственникам или рабам. Жены погибали, спасая мужей. Рабы надевали одежду хозяев и умирали вместо них.
Вдова некоего Лигурия пошла на Форум, куда понесли отсеченную голову ее супруга, и стала требовать, чтобы ее тоже казнили — ведь она прятала мужа. Палачи делали вид, что не замечают ее, и она ушла, а потом уморила себя голодом. Восьмидесятилетний сенатор Стаций, который в союзнической войне сражался с самнитами, попал в списки, как и многие другие, не за преступления, а из-за богатства. Он распахнул двери своего дома и стал раздавать прохожим все, что они могли унести. Когда из дома все забрали, он заперся внутри и поджег его; Стаций сгорел и сам и стал невольным виновником пожара в целом квартале.
В городе Регии, расположенном напротив острова Сицилии, приговоренные объединились с другими горожанами — то был один из городов, предназначенных для ветеранов. Под предводительством некоего Ветулина эти люди поубивали посланных за ними центурионов, а потом через Мессинский пролив отправились к Сексту Помпею. Ветулина превзошел Гирций (возможно, родственник покойного консула), который убежал из Рима вместе со слугами и собрал целое войско из таких же беглецов и сочувствующих и с ними напал на несколько городов. Триумвирам пришлось выслать против Гирция войско, но он избежал сражения и тоже переправился на Сицилию вместе со своими людьми. Находчивее всех поступил Помпоний: он оделся как претор, рабов нарядил в платье ликторов, прошествовал так на корабль одного из триумвиров под видом официального посланника к Сексту и спокойно себе отплыл.
Цицерон вполне мог спастись. Когда его предупредили, что он попал в списки, сенатор уехал с тускуланской виллы и в Астуре сел на корабль, намереваясь отплыть к Бруту на восток. Попав в шторм и не вынеся морской болезни, он остановился в Кайете, неподалеку от Формии, на восточном побережье — переночевать на тамошней своей вилле. На следующий день, когда рабы несли Цицерона в носилках к морю, их нагнали солдаты во главе с Попилием, которого Цицерон некогда успешно защищал от обвинения в отцеубийстве. Рабы собрались защищать хозяина, но старый философ приказал им опустить носилки и сам подставил шею. Палач отрубил голову только с третьего удара. Он отсек Цицерону и правую руку, которой сенатор писал «филиппики». Говорят, перед тем как Антоний выставил эти страшные трофеи на Форуме, где Цицерон произносил свои великие речи, Фульвия проткнула язык оратора булавками.
В первый же день следующего, 42 года до нашей эры стало ясно: триумвирам недостаточно, что сенат без голосования принял предложенные ими изменения в законе. От всех сенаторов и магистратов потребовали дать торжественную клятву: соблюдать все декреты, изданные Юлием Цезарем во время его диктаторства. Никто не отказался. Чтобы урок дошел до всех, триумвират позаботился также об официальном признании Цезаря богом. Этот пункт придумал скорее всего Октавиан — он отныне мог подписываться как divi filius, сын бога. Антоний стал первым жрецом нового культа, который предстояло отправлять в храме, выстроенном на Форуме, на месте сожжения тела Цезаря. Позже постановили, что всякий сенатор, не носящий в июле лавровых листьев в честь рождения Цезаря, подвергнется штрафу в миллион сестерциев.
А пока нужно было платить солдатам и кормить их, но триумвирам не хватало средств. Все имущество проскрибированных отходило государству, однако из-за огромного количества распродаж и нехватки у людей денег продать его можно было только по смехотворно низким ценам. К тому же потенциальные покупатели просто боялись за свою жизнь — если в предстоящем столкновении победят Кассий и Брут. Пытаясь покрыть денежный дефицит, триумвиры обложили налогами всех жителей Италии. Эти люди в течение многих лет вообще не платили налогов, живя за счет горемычных жителей провинций. Теперь же всадникам (им по закону полагалось иметь определенное состояние) велели внести в казну полный годовой доход.
Без всякого обсуждения был принят беспрецедентный эдикт; согласно ему тысяча четыреста самых состоятельных женщин в стране должны были заплатить налог. Никогда еще в истории республики женщин не облагали налогами, хотя иногда, в опасное для страны время, в порыве патриотизма они бросали украшения в корзину для сбора средств. Многие из этих женщин дружили с семьями триумвиров; они пожаловались сестре Октавиана и матери Антония, и те безуспешно пытались за них вступиться. Когда же они обратились к Фульвии, та очень грубо им отказала, чем и вынудила нескольких выступить на Форуме перед триумвирами. Говорила за всех Гортензия, дочь известного оратора. Поскольку у женщин нет политических прав, заявила она, то их нельзя облагать налогами; они, мол, с радостью отдадут драгоценности, когда потребуется защититься от внешних врагов, но не для гражданской войны. Триумвиры приказали ликторам увести женщин с Форума, но толпа разразилась негодующими воплями, и ликторы не посмели. На следующий день список женщин сократили до четырехсот.
Еще большее разорение чинилось меж тем на востоке: алчности Кассия не было предела. Он потребовал с города Тарса (будущей родины святого Павла) полторы тысячи талантов золота. Такую огромную сумму не смогли собрать даже после того, как продали в рабство многих свободных женщин и детей. Местные магистраты начали продавать и мужчин, и некоторые из них предпочли убить себя. Только окончательно убедившись, что с города больше совсем нечего взять, Кассий уступил и увел войска. Потом он захватил и стал терроризировать грозивший мятежом остров Родос — в назидание прочим. После этого потребовал с богатой некогда провинции Азии дань за десять лет вперед.
Октавиан, собираясь захватить острова, доставшиеся на его долю, собрал флот, чтобы напасть на Секста Помпея.
Правда, повести его триумвиру не хватило мужества. Октавиан возложил эту задачу на Сальвидиена, одного из молодых людей, отплывших с ним из Аполлонии после мартовских ид. Секст, у которого было больше кораблей и больше опыта, легко его победил, но Сальвидиен спасся. Октавиан лично отправился в прибрежные города, лежавшие напротив Сицилии, надеясь найти там поддержку против своего врага. Он пообещал жителям Регия и Вибо — двум из восемнадцати городов, предназначенных для его ветеранов, что исключит их из списка, если они ему помогут. Однако ему пришлось спешно уехать, так как Антоний, пытавшийся переправить большую часть легионов в Брундизий для военных действий на востоке, срочно звал его к себе. Действиям Антония препятствовала другая часть республиканского флота под командованием союзников Кассия — Стация Мурка и Домиция Агенобарба (выведенного у Шекспира в пьесе «Антоний и Клеопатра» под именем Энобарба), сына Агенобарба — твердого оптимата, который погиб, сражаясь на стороне Помпея в битве при Фарсале.
