что пролежал в капсуле долго. Очень долго.
— Иногда такое случается.
— Я знаю разницу, Грета. Можешь мне поверить.
— Так что ты этим хочешь сказать?
Проблема состояла в том, что я не был уверен в своих выводах. Одно дело — испытывать смутное подозрение по поводу того, сколько я пробыл в капсуле. И совсем другое — обвинить мою хозяйку во лжи. Особенно когда она настолько гостеприимна.
— У тебя есть хоть какая-то причина лгать мне?
— Прекрати, Том. Ты сам-то понимаешь, о чем спросил?
Едва я поделился своим подозрением, как и мне оно показалось абсурдным и оскорбительным. Очень захотелось повернуть время вспять и начать разговор сначала, избежав этой оплошности.
— Прости. Глупость ляпнул. Просто свали это на сбитые биоритмы или найди еще какую причину.
Она подалась вперед и взяла меня за руку, как уже делала утром. Только сейчас она ее не выпускала.
— Ты правда чувствуешь себя не в своей тарелке?
— Увертки Колдинга мне не помогают, уж это точно. — Официант принес вино и поставил его на столик. Бутылка звякнула от прикосновения его изящных стеклянных пальцев. Он наполнил два бокала, я глотнул из своего. — Может, если бы рядом был кто-нибудь из моей команды, и мы смогли бы вместе все обсудить, мне стало бы легче. Да, ты сказала, что не стоит будить Сюзи и Рэя, но это было до того, как однодневная задержка превратилась в неделю.
Грета пожала плечами:
— Если хочешь их разбудить, никто тебе мешать не станет. Но не думай сейчас о делах. Давай не будем портить замечательный вечер.
Я взглянул на небо. Оно стало ярче, обретя безумную мерцающую насыщенность, достойную кисти Ван Гога.
Даже взгляд на звездный купол опьянял и наполнял восторгом.
— Да что может его испортить? — спросил я.
* * *
Кончилось все тем, что я перебрал лишнего и переспал с Гретой. По поводу Греты судить не берусь. Что тут сыграло главную роль — вино или охлаждение ее отношений с Марселем? Во всяком случае, обольстительницей стала она, ведь именно ее замужество не удалось. Я всего лишь беспомощная жертва. Да, я поддался соблазну, но в этом нет моей вины. Я был один, вдали от дома, эмоционально уязвим, а она этим воспользовалась. Размягчила меня романтическим ужином, а сама уже взвела капкан.
Хотя, если честно, все это лишь жалкое самооправдание. Если мой брак действительно настолько крепкий, то почему я не упомянул Грету в сообщении домой? Пощадил чувства жены? Да нет, теперь-то я отчетливо понимал, что умолчал о Грете по совершенно иной причине. Уже тогда я знал, что мы наверняка окажемся в одной постели.
Проблема заключалась лишь в том, что у Греты на уме было совсем иное.
* * *
— Том, — сказала Грета, пробуждая меня легким толчком. Она лежала рядом обнаженная, опираясь на локоть. Бедра были прикрыты мятыми простынями. Свет в комнате превратил ее тело в абстрактную фигуру из молочно-голубых изгибов и темно-фиолетовых теней. Проведя черным ногтем по моей груди, она сказала: — Тебе надо кое-что знать.
— Что?
— Я солгала. Колдинг солгал. Мы все солгали.
Я был еще слишком сонный, и ее слова меня лишь слегка встревожили. Я смог лишь повторить:
— Что?
— Ты не на станции Саумлаки. И не в секторе Шедар.
Тут я начал просыпаться окончательно.
— Повтори.
— Маршрутная ошибка оказалась гораздо более серьезной, чем мы тебе сказали. Она перенесла вас далеко за пределы Локального Пузыря.
Я стал искать в душе гнев, хотя бы негодование, но испытал лишь головокружительное ощущение падения в бездну.
— Насколько далеко?
— Гораздо дальше, чем ты считаешь возможным.
Следующий вопрос был очевиден:
— За пределы Разлома?
— Да, — подтвердила она. — За пределы Разлома Орла. И очень далеко.
— Мне нужно знать все, Грета.
Она встала, потянулась к халату:
— Тогда одевайся. Я покажу.
* * *
Все еще ошеломленный, я побрел следом за Гретой.
Она снова привела меня в купол. Тут было темно, как и накануне вечером, лишь маячками светились лампы на столах. Я предположил, что освещение на станции Саумлаки (или как ее там?) подчиняется лишь прихоти своих обитателей и вовсе не обязано соответствовать какому угодно циклу «день-ночь». Но все же не очень-то приятно обнаружить, что им управляют настолько произвольно. И если Грете позволено выключать освещение, когда ей вздумается, неужели никто не станет возражать?
Но возражать здесь было попросту некому. Компанию нам составлял лишь стеклянный манекен, стоявший наготове с салфеткой, переброшенной через согнутую руку.
Мы сели за столик.
— Хочешь выпить, Том?
— Спасибо, нет. Я сейчас не в настроении. И на то есть кое-какие причины.
Она коснулась моего запястья:
— Моя ложь — во спасение. Я не могла открыть тебе правду, всю и сразу.
Я отдернул руку:
— Разве не мне об этом судить?.. Так в чем заключается твоя правда?
— Она тебе не понравится, Том.
— Ты говори, а я уж сам как-нибудь разберусь.
Я не заметил ее движения, но внезапно купол снова наполнился звездами, совсем как накануне вечером.
Картина дрогнула и устремилась наружу. Белым снегопадом хлынул поток звезд. Разноцветными клочьями проносились мимо призрачные туманности. Ощущение движения оказалось настолько реальным, что я ухватился за стол, борясь с головокружением.
— Спокойно, Том, — прошептала Грета.
Звездный поток отклонился, сжался. Надвинулась и скрылась позади сплошная стена межзвездного газа. Теперь у меня возникло ощущение, что мы оказались за пределами чего-то, пронзив границу замкнутой сферы, обозначенную лишь расплывчатыми арками и сгустками газа в тех местах, где его плотность резко возрастала.
Конечно. Это же очевидно. Мы пересекли границу Локального Пузыря.
И продолжали удаляться. Я смотрел, как уменьшается сам Пузырь, становясь лишь одной из ячеек «вспененного» галактического рукава. Вместо отдельных звезд я теперь видел лишь светящиеся пятна и точки — скопления сотен тысяч звезд. Это напоминало взлет над лесом: поляны еще видны, но отдельные деревья сливаются в аморфную массу.
А мы все удалялись. Затем расширение замедлилось и вскоре прекратилось. Я еще различал Локальный Пузырь, но только потому, что все это время не отрывал от него взгляда. Если бы не это, то я никак не смог бы выделить его среди десятков соседних пустот.
— Неужели мы настолько далеко? — спросил я. Грета покачала головой:
— Позволь мне кое-что показать.
Я опять не заметил, что она сделала, но Пузырь внезапно наполнился путаницей красных линий, словно нарисованных рукой ребенка.
— Это структура скважин, — догадался я.
Пусть меня коробило от ее лжи, пусть я боялся узнать всю правду, но я все же не
