Со времен Фрейда такое деление наших мотиваций было достаточно распространено, хотя недавно заправилы наших душ все-таки дозволили нам несколько усомнится в эдаком упрощении, что все сущее имеет лишь желания, столь приходившиеся по вкусу маркизу де Саду и Леопольду фон Захер-Мазоху.
Торжествующие «-измы» лишают нас способности мыслить, погружая нас в моря несчетных штампов. Теперь человеку негоже заявлять: «Я ничего не понимаю»… Гораздо удобнее шлепнуть очередной штемпелек пошленького «-изма» – и дело в шляпе. Больше не о чем говорить, незачем спорить, бесполезно возражать. Всё – припечатали, и точка. Так и этот мой бренный труд упакуют в удобную гробницу какого-нибудь «-изма» и презрительно сплюнут в качестве прощального слова. А хуже того, присудят ему привычное звание «-мании», вроде графомании, например, и более не нужно будет протирать очки, тратить внимание на буквочки и запятые, а просто, по-военному гаркнув: «Самовлюбленный графоман!», припечатать меня уже окончательно, без права на переписку, без надежды на забитого слушателя, боящегося поднять глаза в толпе клеймящих пересмешников.
А я все равно пройдусь по списку «-измов», невзирая на бесплодность моих замыслов докричаться до редкого, но столь искомого мной читателя, которому так же, как и мне, претит быть лишь единицей поголовья, стертым номерком в морге современной бессмысленности, в котором покоится последняя надежда на то, что мы – существа, достойные большего, чем усталое самопрезрение и взаимный переплёв …
Вот уж воистину все эти – измы с их однозначными, но в то же время и со столь противоречивыми толкованиями даны нам Сатаной, как то самое пресловутое яблочко, жалкая подачка, как слабая надежда оправдать в глазах Бога вялого грешника, якобы запутавшегося в определениях.
Заранее предупрежу тех, кто ищет в этой книге сплошных приколов. Ирония – это фигура речи, в которой истинный смысл скрыт или противоречит смыслу явному, а вовсе не является поводом для залихватской ржачки до боли в животе. Ирония создает ощущение, что предмет обсуждения не таков, каким он кажется. А ведь в этом и заключается моя задача. Чтобы снять завесу с зашоренных глаз, чтобы прекратить мостить «-измами» путь человечества в тартарары, именно и нужно взяться за иронию как инструмент самоочищения от падали современного повсеместного тело-вещания, которое обращено именно к телам, а не к душам. Ведь ироническое мировоззрение – это состояние души, позволяющее не принимать на веру расхожие утверждения и стереотипы и не относиться слишком серьезно к различным общепризнанным ценностям – в том числе и к самому себе…
Абсолютизм
Абсолютизм – это вовсе не алкоголизм, вызванный неумеренным потреблением шведской водки «Абсолют», несмотря на то, что водку эту изготавливают по старинным, более чем четырехсотлетней давности, рецептам, лелея каждую бутылочку, каждую пробочку, и не иначе, принимая во внимание тот факт, что одно из необратимо утерянных апокрифических Евангелий начиналось вовсе не словами «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1–3), а залихватским постулатом «В начале была водка…».
Именно поэтому Бог в некоторых стыдливых философских измышлениях именуется Абсолютом, а посему тут недолго скатиться и до понимания абсолютизма как алкоголизма, каковым он хотя и не является, но ввиду взаимосвязанности всего со всем, конечно, не исключает некоторую степень опьяненности властью, которую признавал даже лапонька Ленин, заявивший после Октябрьского переворота: «Ах, как кружится голова от власти!»[28]
Ах, вот в чем дело! Значит, вначале была власть, которая и закрепила за собой право абсолюта быть абсолютно правым. Но что есть власть? Это проявление воли, не встречающей достойного сопротивления, а также потенциальная возможность эту волю проявить, в то время как окружающие послушно склонят буйные головушки на плаху, и у тех, у кого от власти кружится голова, все время чешутся руки кому-нибудь ее отрубить, и они не смущаются применять это надежное средство, радикально помогающее от головокружения.
Вообще странно, что природа водрузила у людей голову на такое уязвимое место – шею. Ведь шея тонка и ненадежна, она, как водится, просит то веревки, то топора. Куда удобнее было бы расположить голову в заднице, но природа самовластна, ибо сама по себе является абсолютом, а посему не нам ее учить, а то она не преминет проучить нас… А все, что нам остается, – это тихонько помалкивать, вкушая философский напиток жизни. Недаром те же скандинавы зовут свою картофельную водку «Аквавит», что в переводе значит «живая вода».
Если отойти от замыленного смысла абсолютизма и вернуться к его корням, а именно к самому «абсолюту», граничащему с «совершенством», невольно вспоминаются альбигойцы с их попытками решить проблему зла: мол, как же так, раз Бог всесилен, зачем же он позволяет все те безобразия, что творятся на нашей земле? Утверждая сосуществование двух основополагающих начал – доброго божества (Бога Нового Завета), создавшего дух и свет, и злого божества (Бога Ветхого Завета), сотворившего материю и тьму, альбигойцы пришли к совершенно естественным выводам, что ангельские души были созданы добрым божеством, а грехопадение привело к тому, что Сатана заключил их в темницу тела. Вот почему земная жизнь есть наказание и единственный существующий ад! Словно в подтверждение эдакой нестерпимой на католический вкус ереси альбигойцев нещадно уничтожили, а абсолютизм стали приписывать не совершенству, а каждому ублюдку, которому посчастливилось удавить конкурентов по дороге нисхождения на трон. Именно нисхождения: ведь на троны как раз не восходят, а нисходят, ибо нет ничего более растлевающего душу, чем дурная, необузданная и, в общем, никому, кроме самого властителя, не нужная власть.
Некоторые философствующие недотепы пытались определять абсолютизм как всякую философскую систему или верование, утверждающие совершенную достоверность и непогрешимость познания или любой другой способности. Однако политики довольно скоро поправили расшалившихся мудрецов, или, точнее, мудрствующих шалопаев, и безвозвратно уволокли сей термин в политическую сферу, где абсолютизмом стали именовать абсолютную власть, то есть сей термин стал применим к правительствам, которые не признают никаких правовых, традиционных или моральных ограничений своей власти. В этом смысле понятие абсолютизма не всегда относится к какой-то конкретной форме правления, поскольку любая форма может располагать безграничной властью.
Снова мудрецы надули нас с определениями. Бывают монархи, которым вроде бы все позволено, но они и близко не пользуются своей неограниченной властью, а иной раз какой-нибудь гном-горемыка всех исподтишка укокошит, залезет по вертикали власти и так начнет управлять самым что ни на есть свободолюбивым государством, что можно уверенно гасить в этом государстве свет, закрывать ставни, завязывать глаза и затыкать рты, чтобы, не дай бог, в голову по-прежнему свободных жителей не просочилось ни полушки света, а наружу не вырвалось ни всхлипа, ни полвсхлипа…
Ах, как кружится голова у нашего гипотетического гнома! Оттуда, с самой верхушки этой пресловутой вертикали, видны даже самые отдаленные селения могучего народонаселения, а ему все дозволено, и вот он уже не чувствует себя гномом, вот уже ветры, которые ранее пугали нашего озлобленного малыша, угрожая его смести, наоборот, дуют только по его велению, облака играют друг с другом в прятки исключительно по его высочайшему соизволению, и даже звезды появляются на небе в строго предписанном тюремным уставом порядке. Обшмонать небесные светила! Что может быть завиднее и восхитительнее? Наш гном готов парить над нашими головами, и мы уже не видим иного абсолюта, чем эта многометровая фигура ГНОМА, взмывающая ввысь и в нашем сознании, и наяву. И вот уже рождаются поколения сопливых юннатов, которым и не мыслится иного мироустройства. Проходит целая эпоха, но природа берет свое, Великий Гном превращается в горстку праха, и когда все прозревают и хотят, наконец, насладиться настоящей свободой, государство снова скатывается в дебри междоусобиц, точно по теории Гоп-Стопса, а точнее, господина Гоббса: «война всех против всех». Томас Гоббс уверял, что единственный способ обеспечить мир в каждой стране – это ввести абсолютную верховную власть. Ведь в природном состоянии человек волен делать все что угодно, однако вряд ли может насладиться свободой, поскольку каждый из окружающих его людей располагает не меньшей степенью свободы. Единственный выход – чтобы люди договорились между собой и подчинились власти, которая заставила бы человека жить согласно договору и соблюдать мир. В результате этого гипотетического общественного договора возникает суверен, очередной Великий Гном, обладающий абсолютной властью, воля которого является единственным источником закона, поскольку справедливость определяется как соблюдение требований морального обязательства.
