«Этот несчастный генерал, – написал о дю Руре один из мушкетеров, – у которого была почти одна только пехота, собрал ее в долине между скалами, и, поскольку у нас была почти одна только кавалерия, оставляю Вас догадываться, каково пришлось всем этим бунтовщикам. Их убивали направо и налево»25.
После катастрофы в лагере в Ла Вильдье восстание, казалось, было полностью подавлено. Антуан дю Рур с группой своих сторонников был вынужден бежать в крепость Ла Ша-пель. На следующее утро, 26 июля, около 8 часов великий байли Виварэ граф дю Рур, Луи-Пьер Сципион де Гримоар, и его надменный прево г-н де Флорак через Кордельерские ворота вошли в Обенас во главе королевских войск. Городской замок, из которого всего несколько недель тому назад «руровцы» выбили швейцарских гвардейцев, сразу же сдался. Многие из жителей области, так и не решившие, на чью сторону встать, довольно вяло приветствовали победителей. Д'Артаньян вместе со штабом обосновался в городе, а солдаты разбили импровизированный лагерь в долине, называвшейся «землями Мадам».
Последующие дни ушли на то, чтобы подавить последние очаги сопротивления. 1 августа Лебре во главе значительного кавалерийского отряда направился в Прива. Некий бедный крестьянин в бегах имел несчастье попасть в его руки. Ради примера и для того, чтобы посеять ужас во всей области, он приказал повесить его на дереве. Со своей стороны, граф Каррэ д'Алиньи описывает в Мемуарах, как вместе с двумя отрядами мушкетеров и полком г-на де Вернея он участвовал в осаде замка Монреаль, удерживаемого сотней повстанцев. В замке находилась большая добыча, которую повстанцы захватили, разграбив ярмарку в Бокере.
Потом начались исключительно жестокие репрессии, напоминавшие действия Тюренна или Люксембурга при вступлении в завоеванные страны. Зло хотели выкорчевать с корнем. Военный совет и судьи сенешаяьства и президиаль-ного суда Нима собрались для того, чтобы судить виновных. 27 июля было вынесено семь смертных приговоров, и они были немедленно приведены в исполнение. Согласно некоторым источникам, были казнены несколько десятков повстанцев. На скамьи галер попали еще 500 или 600 человек.
Да, как не мог не признать д'Агессо, великий байли г-н дю Рур «сочетал при подавлении восстания мудрую умеренность со справедливой твердостью»; совсем по-другому поступал генерал-майор Лебре, проявивший невероятную жестокость в отношении гражданского населения. Старый вояка приказал повесить без суда пленных из Ларжантьера и предал огню дом Антуана дю Рура в Ла Шапели. Соревнуясь с ним, генерал-майор Жувель приказал перебить всех мятежников этого города. 12 сентября Обенас был лишен права посылать представителей в Провинциальные штаты Виварэ за то, что действовал заодно с подстрекателями. Стены Ла Вильдье и Ла Шапели были в нескольких местах разрушены, со многих колоколен в других селениях сняли колокола и отправили их в переплавку. Кроме того, Лебре позволил солдатам по своему усмотрению грабить область и жить за счет местных жителей, плодя руины и превращая эту уже жестоко пострадавшую землю в пустыню. Реквизировали скот, разные товары, урожай. Сразу же на дорогах появились несчастные крестьяне, которые, сбившись в кучу в телегах, бежали из своих мертвых и жестоко разграбленных деревень. Трагичнее всего было то, что самое их бегство рассматривалось как преступление. Согласно подписанному интендантом указу, жителям области настоятельно предписывалось вернуться на свое место жительства под страхом «лишиться милости, которую Его Величество готов еще оказать своим мятежным подданным из Нижнего Вива-рэ». Сумевший улизнуть от преследователей Антуан дю Рур был 21 августа осужден заочно судом в Вильнев-де-Берге и приговорен к смертной казни через колесование и полной конфискации имущества. Его задержали несколько позже в Сен-Жан-Пье-ле-Порте при попытке пробраться в Испанию, и 29 октября он был казнен в Монпелье.
А какое участие принимал во всем этом д'Артаньян? Понятно, что все эти утонченные жестокости весьма далеки от веселых кавалькад, описанных добряком Дюма. Все эти грабежи, убийства гражданского населения кажутся отвратительными нашим чувствительным сердцам. Но зачем обманывать себя, веря, что мушкетеры были добродетельными ангелами или паладинами, подобно тем героям, которых мы находим в рыцарских романах? XVII век был суров, жесток к слабым и к неудачникам. Д'Артаньян, несомненно, принимал участие в жестоких репрессиях, обрушившихся на всю провинцию Виварэ. Вместе с тем он не мог быть замешан во все эти злоупотребления и ужасы. Дело в том, что 10 августа он уже покинул Обенас, в котором не хватало воды, и разместился в Вильнев-де-Берге. Спустя несколько дней он уже был на пути в Сен-Жермен вместе с войсками королевского дома. Систематическое разграбление области по приказу жестокого Лебре началось – а нам так и хотелось на это надеяться! – уже после его отъезда.
Глава XVII. Лозен
В среду 25 ноября 1671 года около 6 часов вечера карета капитана лейб-гвардии Его Величества г-на де Лозена, скрипя осями, проехала через главный въезд в замок Сен-Жер-мен. Фаворит короля вернулся из Парижа, куда ездил покупать драгоценности для г-жи де Монтеспан. Под приветствия стоящей на посту охраны он легко взбежал по большой мраморной лестнице и закрылся в своей комнате.
Спустя несколько минут капитан дежурного поста гвардии г-н де Рошфор в сопровождении майора г-на де Форбе-на и множества солдат с факелами в руках подошел к его апартаментам. В дверь громко постучали. Лозен открыл и увидел своего коллегу Рошфора.
– Его Величество приказал мне забрать твою шпагу, – мрачным тоном сообщил он. – Можешь поверить, мне это неприятно. Однако ты должен подчиниться и следовать за мной.
– Что?! Ты пришел меня арестовать?! – восклицает потрясенный Лозен, отпрянув, как от удара.
В ярости он ломает свою шпагу и бросает ее на землю. Гвардейцы тотчас хватают придворного, врываются в его комнату и пытаются открыть дверь маленького соседнего кабинета. Лозен решительно отказывается дать им ключ.
– Там нет ничего, что было бы важно для королевской службы.
– Сопротивление тебе не поможет, – настаивает Рошфор.
Но тот упорствует:
– Там только мои личные вещи. Я ни за что не позволю вам на них смотреть.
Рошфор жестом приказывает своим людям ломать дверь. Ящики бюро Лозена открывают свои секреты: любовные письма, «бесчисленные портреты, изображения в обнаженном виде, одно – без головы, другое – с выколотыми глазами», – это портреты его кузины Екатерины-Шарлотты Монакской – «длинные и короткие локоны, снабженные этикетками, дабы избежать путаницы» (г-жа де Севинье).
После этого гвардейцы окружают арестованного и ведут его в комнату г-на де Рошфора на другой стороне двора, где его ожидает лейтенант гвардии г-н де Шазерон. Можно себе представить изумление придворных сплетников при виде королевского фаворита в подобном сопровождении. Возможно ли? Люди с удивлением оборачиваются, таращат глаза, перешептываются, посмеиваются...
Спустя два часа в Люксембургском дворце старшая Мадемуазель, которая, как всем было известно, в прошлом году стала законной сожительницей этого удивительного персонажа, ужинала в компании многочисленных друзей. К г-же де Ножан, сестре Лозена, подошел слуга и прошептал ей на ухо несколько слов. Она побледнела, однако дождалась конца ужина, прежде чем тихо сообщила невероятную новость своей соседке за столом г-же де Фиеск. Мадемуазель, ничего не знавшая о разыгрывающейся драме, была в веселом расположении духа. Графиня де Фиеск сопровождала ее в ее комнату.
– Господин Лозен... – начала она.
Принцесса подумала, что тот вошел в ее комнаты через гардеробную.
– Это вполне в его духе! – сказала она с радостным выражением лица. – А я-то думала, что он в Сен-Жермене.
И она с улыбкой заторопилась к своей комнате. Г-жа де Фиеск остановила ее и сказала:
– Дело в том, что он арестован.
– Арестован?!
Мадемуазель покачнулась, «пораженная в самое сердце». В это мгновение прибыл ее интендант Роллинд, сообщивший все подробности ареста фаворита. Однако когда его стали спрашивать о причине королевского решения, слуга был вынужден лишь развести руками. Он не знал причины, и три века спустя все это остается тайной, порождающей различные домыслы. Даже сам Лозен всегда делал вид, что ничего об этом не знает. Конечно, будучи дерзким придворным, Лозен не раз ненадолго попадал в Бастилию за то, что вызывал недовольство своего господина. Однако на этот раз дело было явно намного серьезнее, поскольку д'Артаньяну, человеку, честно исполнявшему исключительные поручения, было велено находиться неподалеку с каретой и сотней мушкетеров с тем, чтобы препроводить арестованного в Пинь-ероль, туда, где уже семь лет по воле короля томился хозяин великолепного замка Во.
