его чести». Тогда «он пожелал, чтобы они и их потомки питались той же пищей, которой питаются великий хан и его родичи. И потому только два этих рода питаются от вышеуказанных белых животных и от их молока».
Все остальные оказывали особый почет благородной белой скотине. Марко продолжает: «Когда эти белые животные идут на выпас лугом или лесом и проходят дорогой, которой хочет пройти человек, он оказывает им такое почтение, что не одни только простые люди, но и великие господа и бароны, видя, как они идут, ни за что не дерзнут пройти между ними, но будут ждать, пока они все пройдут, или далеко обойдут стороной, на полдня пути, чтобы не пришлось проходить между ними».
В глазах монголов эти животные обладали магическими свойствами. «Астрологи сказали великому хану, что он должен прыскать молоком белых кобылиц в воздух и на землю каждый год в двадцать восьмой день августовской луны, чтобы воздух и земля вволю напились». Тогда «все его (хана) владения будут процветать, и мужчины и женщины, и звери и птицы, и посевы, и все, что растет».
Почитание белых кобылиц и их молока отмечалось ежегодным праздником, который приходился на день выезда хана из летнего дворца, 28 августа. «Ко дню праздника, – сообщает Марко, – запасают много молока в особых сосудах, и хан собственными руками разливает молоко здесь и там в честь своих богов. Астрологи пьют это молоко». Напившись кумыса, властитель и его придворные впадали в пьяное оцепенение.
Вслед за пиром наступало время трезвого выезда из Ксанаду и разборки летнего дворца. Марко говорит, что Хубилай-хан «так спланировал, что может снять его и увезти куда захочет очень быстро, и весь он укладывается по частям и уносится с большой легкостью, куда прикажет владыка». После этого кочевники снимались с места.
Европейцам трудно было поверить в существование разборного переносного летнего дворца, построенного из бамбука или другого прочного легкого материала, который можно разобрать и перевезти, подобно мебели, однако все так и было, как описывает Марко. Хотя казалось, что он жил среди примитивных воинов-язычников, в действительности он очутился в месте слияния культур, на несколько веков опередивших Западную Европу. Как мог он втолковать это скептически настроенным читателям? Заставить их поверить в будущее было непосильной задачей даже для настойчивого и красноречивого Марко.
Дальнее путешествие оказалось исключительно трудным и опасным, отняло много времени, и вот наконец Поло могли отдохнуть под гостеприимным и надежным покровительством хана. Со временем им предстояло понять, что они оказались в ловушке – размером с целую Азию, но все же в ловушке. Хубилай-хан представлялся неуязвимым императором, почти божеством, но в действительности был тщеславным и уязвимым деспотом, и, соответственно, неустойчивым было положение Поло в его империи. Поскольку их личная безопасность зависела от его расположения, они не могли ни противоречить ему, ни бежать от него, если хотели когда-нибудь снова увидеть Венецию. А если бы что-то случилось с ханом, они оказались бы в руках его врагов.
Но пока Марко был слишком ослеплен близостью могущественного властелина, чтобы о чем-то беспокоиться. Он добрался до кульминационного пункта своего повествования. «Теперь расскажу вам, – обещает он, – воистину поразительные факты о величайшем владыке владык всех татар, воистину благородном хане по имени Хубилай».
Марко Поло свысока убеждает своих читателей, в особенности венецианцев, изучать опыт Хубилай-хана в построении империи. Его продолжительный отчет читается как обсуждение вопросов о наилучшем способе управления империей и в таком качестве становится средневековым эквивалентом другого итальянского труда по искусству правителя: «Государя» Макиавелли. Хубилай-хан представляется Марко великим правителем: воином, деспотом и мудрецом в одном лице. Хубилай-хан был для венецианца человеком из плоти и крови и в то же время монументальной фигурой масштаба Александра Великого, правителем, способным преобразить мир и саму историю. Хубилай-хан был воплощенной мощью – военной, сексуальной и духовной.
«Народ держится смиренно, тихо и спокойно на полмили вокруг места пребывания Хубилай-хана, из уважения к его превосходительству, и не слышно ни звука, ни шума, ни криков и громких разговоров, – рассказывает Марко о жизни в монгольском дворце. – Каждый барон или знатная особа всегда имеет при себе маленькую красивую вазу, в которую он сплевывает, находясь во дворце, потому что никто не осмеливается плевать на пол».
Поддерживая изысканную атмосферу дворца, посетители надевали особую обувь: «красивые туфли без задников из белой кожи, которые они приносят с собой». Марко объясняет, что, «когда они прибывают ко двору, если хотят войти в зал, ожидая, что владыка спросит о них, они надевают эти красивые белые туфли и отдают другие слугам, чтобы не испачкать ковры из шелка, искусно вытканные золотом и другими цветами».
А теперь настало время одетому в лучшие наряды Поло предстать перед воплощением богатства и власти, перед вождем монголов Хубилай-ханом.
«Когда благородные братья, мастер Никколо и мастер Маттео, и Марко вступили в великий город (Ханбалык), в котором пребывал хан, они немедля направились к главному дворцу, где нашли великого хана среди большого числа его баронов. И они преклонили перед ним колени с великим почтением и в смирении простерлись на земле».
Простершись перед всесильным монгольским правителем, они ждали в почтительном, но тревожном молчании, пока «великий хан велел им подняться и встать перед ним, и принял их с почетом, и устроил для них великое празднество и пир». Хубилай-хан охотно завязал с Никколо и Маттео беседу, расспрашивая «об их жизни и как они проводили» годы, когда отсутствовали при монгольском дворе. «Братья отвечали ему, что они всем довольны, поскольку нашли его в здоровье и силе».
Покончив с предварительными любезностями, Хубилай-хан пожелал услышать, «какие дела» братья вели с «главным понтификом». По словам Марко, Никколо и Маттео «объяснили ему хорошо и искусно, с большим красноречием и по порядку, что они сделали, и были выслушаны в продолжительном молчании всеми господами и баронами, которые много дивились их великим и долгим трудам и великим опасностям». Закончив отчет, они вручили Хубилаю папские грамоты, которые везли с собой от Акры до Ханбалыка. Вождь монголов похвалил их «усердие» в свершении столь непосильной задачи. Это было еще не все.
С венецианской пышностью они преподнесли ему святой елей, доставленный от лампад при Гробе Господнем в Иерусалиме, которого он так сильно желал. Хубилай-хан принял магическую субстанцию «с великой радостью, как величайшую драгоценность, и приказал хранить ее с почетом и благочестием, и ничто не было для него дороже или желанней». Такое сочетание благочестия и наивности типично для монголов. Трудно представить, чтобы папа или другой религиозный
