Дафна не спорила. Все это, полагала она, было правдой. Так много всего произошло за этот день! Она не привыкла к такому обилию событий. Она была скучным человеком, ее единственной страстью был древний забытый язык.
Сейчас, когда мистер Карсингтон, широко шагая по песчаному склону почти с такой же быстротой, с какой поднимался по нему, несмотря на то что нес взрослую и довольно увесистую женщину, делал ей выговор, она думала о том, какой она стала теперь. Дафна собиралась спросить, не тошнит ли его от разбросанных вокруг останков, но она слишком устала, чтобы прервать его проповедь. Она закрыла глаза и слушала, как он ругает ее. Его речь звучала для нее как колыбельная песня.
Когда ее тело обмякло в его руках, Руперт только надеялся, что от слишком напряженной работы ее слишком сложного ума у нее не началось воспаление мозга. Черт побери, она снова потеряла сознание? Или впала в кому?
— Никаких обмороков, — сердито проворчал он. — Никакой комы.
Она что-то пробормотала, ее губы коснулись его шеи, и она слегка пошевелилась в его руках. Нет, не в коме. Спит.
— Надеюсь, вам удобно, мадам, — тихо сказал он. — Спите. Временами вы ведете себя как ребенок.
Но он лукавил. Руперт нес ее вниз по склону, обломки и обрывки древних египтян крошились под его сапогами, а он ощущал лишь дьявольски соблазнительные формы ее тела. Когда они добрались до равнины, стало легче. Если бы он захотел окончательно потрясти египтян своей силой, он мог нести ее всю дорогу до «Изиды».
Но держать в объятиях спящую женщину, которая к тому же продолжала прижиматься губами к его шее и шептать что-то неразборчивое ему на ухо, требовало от него невозможного самообладания. Руперт знал, что ему еще долго не удастся раздеть ее. Она воздвигла стену из моральных принципов, которую ему предстоит преодолеть наряду с другими более непонятными препятствиями.
Руперт подозвал погонщиков, разбудил Дафну и посадил на ослика. Затем, предоставив слугам следить, чтобы она не свалилась, Руперт сел на своего осла и, стараясь не думать о своих разочарованиях, сосредоточил внимание на возможном появлении змей и разбойников.
Глава 10
На закате неблагоприятный ветер утих. К этому времени Дафна была на борту «Изиды». Она вымылась, переоделась и старалась, чтобы за обедом ее компаньон не умер от скуки. Это было нелегко для неинтересной ученой женщины, какой она была, даже при самых благоприятных обстоятельствах. После такого дня — просто невозможно.
Картуши Рамзеса… поцелуй… ступенчатая пирамида с ее чудесами и загадочными соколами… поцелуй… плита с надписями… змея, нацелившаяся на нее… смерть совсем рядом… странное, словно сон, время, пока ее, как спящую принцессу, нес на руках джинн… поцелуй.
Желая избежать многих неприличных или волнующих тем, Дафна могла обсуждать лишь наискучнейшие научные проблемы. Пока они не спеша занимались кофе и сладостями, она болтала о коптском языке, который считался современным вариантом древнеегипетского. Хотя на нем сейчас не говорят, рассказывала она, он остается языком египетской христианской церкви. В нем используется греческий алфавит с добавлением символов для звуков, отсутствующих в греческом.
Дафна объяснила, как можно использовать его для дешифровки иероглифов. Мистер Карсингтон, нахмурившись, смотрел в свою кофейную чашку. Ей хотелось бы знать, о чем он думает. Дафна понимала, что не о коптском языке. Она подумала, о чем бы она сейчас с ним говорила, если бы он не узнал ее тайны.
— Я всегда захожу слишком далеко, — сказала она. — Майлс бы закричал: «Довольно, Дафна! У меня сейчас голова лопнет!» Если вы, мистер Карсингтон, не подскажете, я не буду знать, когда мне пора остановиться. Я все забываю, как мало людей, включая ученых, находят коптский язык таким же увлекательным, как и я. Ваша кузина мисс Сондерс — одна из этих немногих. Мы с ней вели очень интересную переписку. И много лет назад это она достала для меня несколько коптских словарей. Я тогда по-настоящему начала изучать иероглифы. — Дафна замолчала и прикусила губу. — Но это тоже не очень интересно.
— Нет, интересно, увлекательно. Значит, моя кузина Трифена достала для вас эти книги.
— И еще несколько папирусов для моей коллекции.
— Полагаю, мистер Пембрук был настолько поглощен теологией, что не имел времени на поиски словарей и папирусов для вас, — заметил он.
— Мистер Пембрук не одобрял, — сказала Дафна, стараясь говорить небрежным тоном, но без особого успеха, — моего увлечения.
— Египет вообще? — поднял черные брови мистер Карсингтон. — Я могу понять, что хочется избежать опасных путешествий, но какой вред принесет изучение языка?
— Мистер Пембрук, как и большинство особ вашего пола, не верил, что интеллектуальные занятия приличны для женщин.
— Вот как! Какое же зло он усмотрел в них, хотел бы я знать? Или ваше пристрастие к наукам он считал предосудительным? Он ревновал? Когда мы были у статуи Рамзеса, вы сказали, что это страсть, помните? Это было перед тем, как…
Она сразу же встала.
— У меня слипаются глаза, — сказала она. — Мне лучше пораньше лечь спать. Спокойной ночи.
С пылающим лицом Дафна поспешно вышла из салона в коридор, ее каюта была совсем близко. Но недостаточно близко! Она услышала его шаги одновременно с раздавшимся у нее за спиной звучным голосом.
— Какая же вы наивная, — сказал он. — Мы на судне. Как далеко вы рассчитывали убежать?
— Я не убегаю. — Она убегала, хотя и понимала, что это глупо и она ведет себя как ребенок. Она его не боялась. Она боялась себя, это себе она не могла доверять, себе, место которой было в комнате с книгами и документами, перьями и карандашами.
— Вы не трусливы, — сказал он. — Так почему вы ведете себя как трусиха?
Она была уже у двери в свою каюту. Дафна взялась за дверную ручку, и он в ту же минуту уперся ладонью в дверь, налегая на нее всем своим весом. Проход был узким, и здесь он заканчивался. Его крупная фигура, находившаяся всего лишь в нескольких дюймах от нее, преграждала ей дорогу обратно в носовую часть судна. Он не давал ей открыть дверь. Руперт не только заполнял собою все пространство, но и поглощал, как казалось, весь воздух.
— Вы имели возможность поговорить о коптах. Теперь моя очередь. Я хочу поговорить… о Рамзесе.
Она знала, что он последовал за ней не для того, чтобы обсуждать картуши фараонов.
— В этом нет необходимости, вы уже извинились. Полумрак мешал ей видеть выражение его лица, но Дафна поняла, что он улыбается.
— В самом деле? Как странно. За что же я извинялся, хотелось бы мне знать?
— Я знаю, для вас это сущий пустяк. — Дафна понизила голос, надеясь, что Лина, находившаяся в каюте, не прижимает ухо к двери. — Однако многие считают, что в высшей степени неприлично целовать лицо противоположного пола, не приходящегося близким родственником.
