— Нет, не показалось, комиссар! Чувствую, что гложут тебя какне-то сомнения! А раз сомневаешься, значит, душой болеешь за дело, и большего мне от тебя и не надо!
— Комплименты говорить стал? — иронически прищурился Калинин.
— Чушь! С детства нс приучен! — рубанул рукой воздух Евсеев. — Говорю то, что думаю! А придумал я вот что!—он ткнул указательным пальцем в лежашую на столе карту. — Ну-ка, давай сюда!
Калинпч подошел, и они сели, голова к голове, склонившись над картон. Евсеев начал говорить, и карандаш, крепко сжатый в его энергичной руке, запрыгал по бумаге.
— Вот смотри! Немцы теперь стоят от равелина метров на сто пятьдесят — двести. Путь ими к самым стенам разведан, и здесь они не ожидают никаких казусов. А раз так — надо ударить в это самое место!
— То есть? — поднял брови Калинин.
— Вышлем этой ночью трех — четырех смельчаков во главе с Зимскнм, и они вновь заминируют эту полосу отчуждения вплоть до самых стен!
— Мда-а... — почесал затылок Калинин.— Заманчиво, но крайне рискованно!
— Рискованно? — переспросил Евсеев, растягивая слово по слогам. — Для равелина — нисколько! Для тех четырех — да! Но ведь приказ командования обязывает нас всех стоять насмерть в этих стенах. Нужно ли при этих обстоятельствах говорить о риске?
— Да, — согласился Калинин. — Ты совершенно прав. Я действительно все еще мыслю темн категориями, которые действительны там, за линией фронта, где смерть все еще кажется чем-то необычным и случайным.
— Значит, согласен? — воодушевился Евсеев, пропустив мимо ушей все остальное. — Тогда начнем действовать!
Он вышел в коридор, тронул за плечо задремавшего тут же у дверей связного и внятно приказал:
— Пришлите ко мне старшего краснофлотца Зим-ского. Только тихо! В кубрике никто не должен проснуться!
Связной быстро и бесшумно исчез за поворотом коридора...
Знмский появился минут через десять, еше не совсем очнувшись от внезапно прерванного сна. Калинин ободряюще улыбнулся ему, как старому знакомому, Евсеев указал на свободный стул:
— Садитесь!
Алексей сел.
— Так вот, — продолжал Евсеев, барабаня пальцами по карте, — сейчас от стен равелина до немцев есть метров двести свободной земли. Ее нужно немедленно заминировать противопехотными минами! Сколько человек нужно вам в помошь, чтобы выполнить это задание?
Пальцы Евсеева перестали барабанить в ожидании ответа. Калинин смотрел испытующе и напряженно. Алексеи медленно встал:
— Л сколько нужно поставить мин, товарищ капитан третьего ранга?
В глазах Калинина запрыгали искорки восхищения — ему нравилось, что и Евсеев и Знмский не говорят лишних слов. Евсеев тоже был доволен разговором. Прежде чем ответить, он вновь забарабанил по карте:
— Я думаю, не менее ящика!
— Хватит еще двух, кроме меня.
— А кого именно?
Алексей не смог ответить на этот вопрос. Он просто не думал над этим. Видя его замешательство, Евсеев предложил:
— Идите в кубрик и решите там. Я буду согласен с любым вашим выбором. Когда подготовитесь, приходите на крышу северо-восточной стороны. Там будет вас ждать все необходимое. Только учтите — времени осталось мало, так что нс мешкать!
— Есть! — строго подтянулся Алексей.
Евсеев кивнул головой, разрешая ему выйти. Вскоре быстрые шаги Алексея затихли в гулком коридоре.
— Я думаю, справится... — не то спрашивая, не то утверждая, проговорил Калинин, чтобы нарушить ставшую вдруг неприятной тишину.
Евсеев посмотрел ему в глаза, словно стараясь угадать. что волнует комиссара, но, наткнувшись на твердый блеск его зрачков, сказал:
— Справится! Другого выхода у нас нет!
Алексей быстро шел в кубрик и думал. К своему удивлению, он не испытывал волнения, как, например, сегодня утром в окопах. Он даже попытался вызвать в себе страх, представив себя между стенами равелина и недремлющей передовой линией врага, но ощущения давно знакомого, неприятного холодка под ложечкой не появлялось.
— Хм, — удовлетворенно хмыкнул Алексей. Он легко подошел к двери в кубрик, решительно взялся за ручку и вдруг остановился: «Кого же взять с собой?»
Как и в кабинете Евсеева, он до сих пор не мог ответить на этот вопрос. Он мысленно перебирал матросов, одного за другим, и никому из них не решался отдать предпочтения. Так и не придя ни к какому решению, он тихо открыл дверь кубрика.
Синее ночное освещение делало его таинственным и фантастичным. Мерно раздавалось приглушенное, тяжелое дыхание утомленных до беспамятства людей. Иногда кое-кго вскрикивал во сне или скрежетал зубами. И только один дневальный стоял, слегка покачиваясь, посреди царствующего здесь сна, нечеловеческим усилием воли заставляя себя не закрывать глаз.
Алексей медленно пошел между коек, всматриваясь в лица спящих. Так он дошел чуть ли не до конца кубрика, когда внезапно споткнулся о что-то мягкое. Быстро нагнувшись, он увидел свернувшегося калачиком Шамяку, спящего прямо на полу с вещевым мешком под головой. Шамякя что-то пробормотал спросонок и перевернулся на другой бок.
«А что, если его? — мгновенно подумал Алексей.—
Парень вроде бы не из трусливых, да к тому же пехотинец!».
Он взял Шамяку за плечо и слегка встряхнул его пару
раз.
— Л? Что? — быстро вскочил солдат, привыкший действовать по первому сигналу.
— Дело есть! — сказал Алексеи шепотом, прикладывая палец к губам.
— Ну? — спросил, присаживаясь рядом, Шамяка, которого сон покинул окончательно.
Зимскнн в нескольких словах объяснил, в чем заключается дело. Шамяка поскреб большим пальцем взъерошенный затылок, спросил позевывая:
— Закурить есть?
— Потом. На улице, — нетерпеливо сказал Алексей.— Ну, как? Пойдешь?
Шамяка вновь встал, одернул гимнастерку, взбил, словно подушку, вешмешок, сожалея, как и всякий солдат, о прерванном сне, и вытянулся, как перед командиром, всем своим видом выражая готовность:
— Ладно. Пошли!
— Постой! Еще одного надо! — попридержал его за локоть Алексей.
— Ты ищи, а я на улице подожду, — предложил Шамяка.—Так закурить дашь?
— Да на! — рассмеялся Алексей, вытряхивая ему в ладонь из кармана остатки махорки. — Смотри, всю не кури — оставь!
Шамяка быстро закивал головой и поспешил к выходу.
Теперь оставалось найти второго напарника. Алексей уже хотел было пройти вдоль коек во второй раз, как его остановил торопливый, словно просящий, шепот:
— Зимскнй!
Алексей повернулся. На койке, возле которой спал Шамяка, сидел и манил его рукой Демьянов.
— Ну, чего тебе?
— Я не спал и все слышал, что вы тут говорили...
— Так что же? — сощурился Алексей.
— Возьмите и меня с собой!
— Тебя?!—в голосе Зимского звучало недоумение и недоверие.
— Возьмите! — горячо продолжал Демьянов. — Я се-158
родня всю ночь не сплю... Все думаю... Вот ты со мной последней водой поделился, на смерть плюешь... И другие плюют... А я не мог! Жить очень хочется! Так хочется, что говорил себе: «Да пошли они все к чертовой матери, только бы я остался цел!» Потому и молчал и сторонился всех, что знал — начни говорить, — и все откроется, все поймут, что у меня на душе. Поймут — и плюнут в харю! Вот и ловчил, маневрировал, думал вот так между вами и смертью бочком проехаться! А сегодня н в бою. и вот тут, вечером, я многое понял! Вот даже уснуть не могу! И решил я себя испытать: смогу ли быть человеком, вот, как ты, как вы все! Возьми, не пожалеешь!
— Что это тебя прорвало! — смутился Зимскин откровенной исповедью Демьянова. — Задачку ты мне задал!
— Прорвет! — злобно проговорил Демьянов, будто негодуя на себя, что до сих пор был таким. — Так возьмешь? А?
— Ну, гляди! — жестко сказал Алексей, соглашаясь и протягивая для пожатия руку. — Ты готов, что ли?
— Я мигом! — радостно привскочил Демьянов, хватаясь за руку Зимского обеими руками. — Вот только ботинки надену!
— Одевайся и давай на выход. Там тебя будем ждать, — уже совсем тепло, как товарищу, сказал Алексей. — А я пойду, а то как бы там Шамяка всю цигарку не скурпл!
Они оба рассмеялись, и этот смех был словно первая ниточка, связывающая их обоих воедино...
Когда все трос пришли на крышу северо-восточной стороны, Евсеев, Калинин и еще несколько матросов были уже там. Здесь же стоял ящик с минами и лежала размотанная бухта пенькового троса.
— А! Вот и команда! — приветствовал их Евсеев шепотом. — Чего так задержались?
— Да, вот Шамяка художеством занимался! — также шепотом отвечал Зпмский.
Евсеев сделал удивленное лицо, и тогда Шамяка показал ему две фанерки на острых кольях. На фанерках было выведено крупными буквами: «Осторожно! Мины!»
