крысам.
— Терпение, терпение, господа, — приговаривал он, мастерски превращая полчища грызу-нов в мохнатые лепешки с хвостиком.
С Крюгера и призрака градом сыпались изуродованные тушки. Смирившись с судьбой, оба стояли неподвижно, чтобы не мешать разошедшемуся старику, и только громко вскрикивали всякий раз, когда им на плечи опускалась его окровавленная дубинка.
Вскоре умные крысы поняли, что ползать по Эрику с Кроюгером куда опаснее, чем есть отравленный сыр. Живая волна вдруг разом схлынула, повернув в другую сторону.
Старик на всякий случай еще пару раз вдарил по господам своей дубинкой и засеменил вслед за убегавшими крысами, приговаривая себе под нос:
— Все равно ведь догоню, мои хорошие. Все равно ведь убью…
Фредди Крюгер оторвал тело от стены и поправил шляпу.
— Кто-то-то это был?
— Мой личный кы-кы-крысолов, — измученным, но вместе с тем счастливым голосом ответил Призрак Оперы, пряча в карман отвалившийся нос. — Если бы не этот малый, крысы давно бы меня съели.
Он был весь в липком, холодном поту. Измотанный, избитый, но не побежденный.
— А с носом вам лучше, — заметил Фредди без всякой задней мысли, просто не смог промол-чать.
— Не беспокойтесь, — сухо отозвался призрак. — Я скоро его приклею.
— А чего мне беспокоится? — простодушно возразил Крюгер.
— Я и не такое видел.
Призрак Оперы заиграл было желваками, но спохватился, как бы не отвалился кусок щеки.
— Вы бы на себя взглянули в зеркало, мсье, — с достоинством парировал он. — Пусть у меня и накладной нос, но зато он куда лучше вашего настоящего.
Крюгер хотел вспылить, но не нашел в себе сил: дубинка крысолова все еще давала о себе знать. Фредди чувствовал себя самой натуральной отбивной котлетой.
— Мне, действительно, нельзя смотреться в зеркало, — хмуро пробормотал он, и в гробовом молчании они продолжали свой путь.
Глава 5. Дьявольская музыка
Призрак Оперы привел Крюгера в просторный зал, похожий на заколдованный каменный грот. Повсюду горели свечи. Колыхалось пламя, плавился воск. Сотни маленьких огоньков при-давали обители Эрика Деслера неуловимое очарование. Казалось, в воздухе, прячась среди причудливых теней, витает какая-та роковая тайна.
Первым делом Призрак Оперы подсел к зеркалу и приклеил себе фальшивый нос. Затем увлажнил лицо кремом и старательно напудрился.
Крюгер скептически наблюдал за его манипуляциями, однако вскоре, не удержавшись, по-просил разрешения воспользоваться одеколоном. Призрак с видимой неохотой протянул ему флакон с грушей, и Фредди попшыкал себе под мышками. У призрака вытянулось лицо, но он предпочел вежливо промолчать.
Усадив своего гостя в старинное, изысканно отделанное в стиле барокко кресло, Призрак Оперы пристроился за органом. Длинные костлявые пальцы опустились на пожелтевшие от времени клавиши, и зал наполнился проникновенными, густыми звуками.
В одно мгновение словно невидимая паутина заволокла Крюгера вместе с креслом, подавляя его сознание своим чарующим совершенством.
В его памяти помимо воли стали всплывать образы загубленных им детей. Они стучались ему в мозги своими маленькими головками и копошились своими тонкими ручонками в его немного-численных извилинах, как будто хотели их совсем распрямить.
Крюгер снял шляпу, словно раскаиваясь в содеянном и моля о пощаде. Но натиск призрач-ных детей с каждой минутой усиливался. Сквозь океан бушующей музыки ему казалось, что он слышит их жалобные крики и стоны. У него звенело в ушах. Голова распухла, готовая в любой момент с треском лопнуть.
А Призрак Оперы, целиком отдавшись во власть своей музыки, продолжал вдохновенно нажимать на клавиши, извлекая под занавес все более низкие звуки, которые громоподобными аккордами пригвождали Крюгера к креслу.
Фредди в экстазе крепко сжал пальцы. От нечеловеческого напряжения из ушей, как из ки-пящего чайника, вырывались струи дыма. Потом точно такие же струи цвета морской волны исторглись из раздувшихся ноздрей. Макушка по шляпой дымилась. Череп трещал по швам.
Из груди Крюгера вырвался протяжный стон. Он чувствовал, что сейчас его плоть развалится на сотни дымящихся бифштексов. Эта дьявольская музыка поджаривала его, словно на адском огне.
Фредди вжался в спинку кресла и зажмурился, готовясь в очередной раз принять мучитель-ную смерть.
Но тут, когда он уже физически ощущал, как от костей его скелета отделяется мясо, музыка смолкла.
Руки призрака как две порывистые чайки в последний раз оторвались от клавиш и спокойно опустились на колени. Какое-то мгновение Эрик Деслер сидел неподвижно, вслушиваясь в умирающее эхо, которое, затихая, билось о стены и колыхало огоньки свечей. Затем обернулся к своему единственному слушателю.
Фредди Крюгер являл собой жалкое зрелище. Перекошенное лицо, полубезумные глаза, ищущие на потолке неизвестно что; пена у рта, трясущийся подбородок, дрожащие руки, рас-сеянно водящие по груди смятой шляпой.
— Вам понравилось? — тихо спросил Призрак Оперы. Его голос дрогнул от волнения.
— Что это было? — пробормотал Фредди, едва ворочая распухшим языком.
— Вы потрясены?
— А? Что?
— Я спрашиваю, вы потрясены?
— Чем? — тупо проговорил Крюгер, машинально расправляя шляпу.
Призрак Оперы был готов разрыдаться в самоупоении.
— Это был «Торжествующий Дон Жуан», — сказал он.
— Где? — спросил Фредди.
— Что? — не понял Эрик.
— Этот Дон Жуан, о котором вы говорите.
Призрак хрипло рассмеялся.
— Он в моей музыке. Я вложил в нее всю мою потерянную душу. Мою любовь, мою страсть, мои страдания. О Кристина! — вдруг воскликнул Эрик, сложив пальцы в замок, и прижал руки к груди. Глядя поверх головы Крюгера, он зашептал скорбным и нежным голосом: — О Кристина, меня душат слезы отчаяния. Вы должны любить меня. Забудьте об этих продажных импресарио, об этих режиссерах, съедаемых похотью, об этих поклонниках, не стоящих даже пылинки с кончика вашей туфельки…
Увещевания призрака были столь убедительны, что Фредди оглянулся, решив, что таин-ственная Кристина успела незаметно войти в зал.
Но они по-прежнему были здесь одни.
Призрак Оперы продолжал говорить, переведя взгляд на ботинки Крюгера.
— О Кристина! Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я буду вашей преданной собачонкой, я буду тявкать, я буду целовать ваши ноги. — Он неожиданно рухнул на колени и пополз к Крю-геру на четвереньках. — Позвольте мне прикоснуться губами к кончикам ваших туфель, — взмолился призрак, содрогаясь от рыданий.
Наверное, впервые со времени своего рождения Фредди Крюгер почувствовал себя по-настоящему неловко. Из ушей опять повалил дым. Он не представлял, что ему делать с этим плачущим навзрыд призраком, который, не дожидаясь разрешения, принялся со страстью ло-бызать его давно нечищеные ботинки.
Но когда тот, осмелев, попытался закатать ему штанину, Крюгер не выдержал. Он резко вскочил, оттолкнув от себя призрака, и спрятался за спинкой кресла.
Призрак Оперы остался лежать на полу. Он приподнял голову, протянув к Крюгеру в немой мольбе руку с растопыренными пальцами.
— Протрите глаза, здесь
