увидел меня в дверном проеме.
— Эмбри? — спросил он, словно не мог поверить, что это действительно я.
И в этот момент я бы сделал все, что бы он ни попросил, — все, что он ни захотел — просто чтобы услышать, как он снова произнесет мое имя.
Эш встал и обошел стол, и на мгновение я подумал, что он может меня обнять, может прижаться ко мне своим телом, как себе представлял тысячи раз, стоя в душе, но вместо этого он остановился, на достаточном для рукопожатия расстоянии, и протянул мне руку.
Для гребаного рукопожатия.
— Я думал, моим капитаном должен быть кто-то другой…
— Меня повысили всего несколько месяцев назад, и в итоге меня прислали сюда из-за опыта с сепаратистами, — вмешался Эш.
— О, — было единственное, о чем я смог подумать в ответ.
— Ты собираешься пожать мне руку, Эмбри?
Какой-то дерзкой части меня хотелось сказать «нет». Почему? Я не имел понятия, потому что, возможно, причина, по которой мы сейчас не обнимались, была во мне. В моих решениях. В моей трусости.
Он отдернул руку, темным взглядом прошелся по мне.
— Грубо не пожимать чью-то руку, — упрекнул Эш.
— Тогда прикажи мне ее пожать, если хочешь, — раздраженно сказал я. Раздраженный из-за того, как мой член дернулся, когда он взглянул на меня. Раздраженный, потому что все это неудобное напряжение было по моей вине. Раздраженный, потому что я мог бы быть его, если бы только ответил на его е-мейл три года назад.
— Пожми мне руку, — приказал Эш, провоцируя меня.
— Пошел на хер, — сказал я в ответ.
Глаза Эша сузились и заледенели, став замерзшим зеленым озером.
— Двадцать отжиманий, солдат.
— Что?
— Ты — старший лейтенант, правильно? И я — твой капитан? Это значит, что теперь ты — один из моих людей, и ты принадлежишь мне. Твое наказание зависит от меня, и ты не подчинился прямому приказу. Теперь падай на пол и сделай двадцатку.
Я уставился на Эш. Я имею в виду, реально вылупился, открыв рот, с недоверчивым выражением на лице.
— Но…
— Полагаю, — холодно сказал Эш, — что слова, которые ты ищешь — это «Да, сэр». И теперь ты сделаешь тридцать отжиманий из-за своего неповиновения.
Все еще уставившись на него с уязвленной гордостью, я упал на колени и раздраженно спросил:
— Именно этого ты хотел?
Он посмотрел вниз, туда, где я стоял на коленях перед ним.
— Да, — ответил он, все еще холодным голосом. — Именно этого я хочу. Теперь делай, что было сказано.
«Пошел на хер», — хотелось мне выплюнуть ему в ответ, но я был умнее. Я бы проиграл в битве силы воли с Эшем, и я не имел оснований на то, чтобы позже пожаловаться на это. У Эша была репутация выдающегося солдата, я знал, каким тупицей выглядел бы, если бы пошел и нажаловался, что мой капитан заставил меня сделать тридцать отжиманий, которые мне не хотелось делать.
Поэтому я опустился на руки, вытянул свое тело и сделал первое отжимание. Когда я поднимался на руках, то почувствовал через куртку резиновый протектор ботинок, жестоко впивавшийся в мою спину.
— Ты не сказал: «Да, сэр», — тихо произнес Эш. — Теперь сделаешь пятьдесят отжиманий.
Мне хотелось его убить. Хотелось подняться на ноги и бить его до тех пор, пока костяшки моих пальцев не начнут кровоточить. Хотелось обхватить этого ублюдка за шею руками и задушить. Что совсем не объясняло острую похоть, обхватившую основание моего позвоночника, и эрекцию, которая усиливалась всякий раз, когда отталкиваясь вверх, я чувствовал ботинок, надавливающий на мою спину.
— Я все еще ничего не услышал, лейтенант.
— Да, сэр, — сказал я сквозь зубы.
— Уже лучше. Теперь до самого пола. Если ты не сможешь этого сделать самостоятельно, то я заставлю тебя целовать пол каждый раз, когда ты будешь опускаться.
Я старался, но я делал только двадцать четвертое отжимание, а мои руки тряслись. Я был в фантастической форме (это не было проблемой), проблема заключалась в том, что его ботинок на моей спине, и фиг знает сколько килограммов веса сердитого Колчестера, опирались на меня. Я изо всех сил старался опуститься, а затем снова подняться, зная, что Эш не будет доволен моими усилиями.
— О, нет, — с досадой произнес Эш. — Похоже, нам нужно поцеловать пол.
Я жестоко выругался.
— Я не буду целовать пол, — прорычал я.
Ботинок исчез с моей спины, а затем Эш сел на корточки передо мной.
— Как насчет моего ботинка? — сказал он. — Вперед. Целуй его, и тогда мы оба будем знать, что ты правильно понес свое наказание.
— Я тебя ненавижу, — сказал я с тихой яростью. — Я так чертовски сильно тебя ненавижу. — Я проиграл, и мы оба это знали. Я всегда проигрывал, когда дело касалось Колчестера, потому что, когда дело касалось Колчестера, мне всегда хотелось проиграть.
Поэтому я опустился и поцеловал его ботинок.
Он пах кожей и сосновыми иглами, так и легким дуновением песка с сухого двора базы. Замша ощущалась неожиданно мягкой под моими губами, мягче, чем губы Колчестера, во время нашего поцелуя три года назад. Я слышал, как он медленно выдохнул, слышал стук моего пульса в собственных ушах.
На это мгновение тишины не было войны. Не было Карпатии. Не было Морган и не было напряженной истории между нами. На мгновение я даже забыл, что ненавидел себя.
На это мгновение тишины, когда мои губы были на ботинке Колчестера, вокруг царил только мир. Не было ни стыда, ни уязвленной гордости, не было сопротивления — лишь простое нефильтрованное существование. У меня из-за этого практически кружилась голова. У меня закружилась голова, изменилось дыхание, моя кровь двигалась по-другому, жизнь и раньше всегда была такой детальной? Такой полной? Каждая молекула так громко пела свою собственную песню, что я практически слышал, как говорят стены, и кричит пол?
— Эмбри, — услышал я Эша. — Эмбри, очнись. Эмбри.
Я почувствовал пальцы под моим подбородком, и меня направили, чтобы я стал на колени.
— Маленький принц, — пробормотал Эш. — Куда ты отправился?
Я моргнул. Я не понял этого вопроса, и он, похоже, это видел.
— Ты навис над моим ботинком, прижимаясь к нему с губами в течение полутора или двух минут, — объяснил он, его губы изогнулись в улыбке.
— Правда?
Он тоже стоял на коленях, достаточно близко, чтобы я мог видеть грани в зеленом отражение его глаз.
— Я не возражал, — сказал он, все еще улыбаясь. — Ты хорошо выглядел, находясь там.
Теперь я ощущал больше, чем запах его ботинок, я чувствовал его запах: дым, огонь
