— Ну да, это я… Забыла кое-что важное, и пришлось вернуться.
— Опоздали вы, значит, разминулись! Этот северянин тоже приходил, я видела, — они как раз после его визита и засуетились, собрались в дорогу. Ярослава плакала, Любка еще как-то держалась, ну а Вадим — он всегда хмурый бирюк, и не поймешь, что там у него на душе, — сообщила болтливая горожанка. — И куда намылились, спрашивается? Что им, тут плохо сиделось? И постояльцы прежде не переводились, это только сейчас так тоскливо стало, а вот в минувшем году…
— Простите, а северянин с ними вместе поехал?
— Он-то? А нет, его с ними не было, — задумчиво сказала женщина. — Только куда же он потом делся-то? Дверь снаружи заперта, а я и не припомню, чтобы он выходил… Ну видать, прохлопала, своих дел по горло, недосуг за чужими смотреть!
«Что-то непохоже» — подумала Дана, но в ответ лишь любезно поблагодарила. Отойдя от гостиницы, она задумалась, куда и почему могли уехать хозяева. Судя по визиту Рикхарда, это связано либо с происками Буракова, узнавшего, где пряталась Дана, либо с роковым пророчеством. Но неужели оно настигло город так скоро? И где теперь сам Рикхард?
С дурным предчувствием девушка направилась к берегу Студеновки, и ее все больше охватывал страх. Казалось, что улицы и дома, оставшиеся за спиной, заволакивает серая дымка и они тают в ней без следа. Сердце девушки сжалось от тоски, когда она вообразила, что рынки, лавочки, кондитерские, аллеи, по которым чинно гуляли горожане, безвозвратно канут в этот туман, и останется лишь мертвая тишина и забвение.
Закрыв глаза, Дана прислушалась к колебаниям воздуха, плеску разволновавшейся реки, шелесту листвы, гулу ветра меж сосен. Она знала эти звуки, потому что родилась на берегу холодного залива, жила между суровой зимой, дождями и коротким пламенем лета. Но сейчас они превратились в туго натянутые струны, готовые вот-вот порваться и лишить колдунью последних сил. Струны говорили о неотвратимой беде, звенели погребальными колоколами, плакали вместе с женщинами и детьми, гудели как разъяренные волны.
«Волны…» — невольно повторила про себя Дана и вдруг представила, как огромные потоки воды несутся на город, вздымаются выше домов и башен, снося на пути и живое, и неодушевленное. Значит, опасность таится в Студеновке? Вода, как губка, впитала все зло, творимое колдуном и его приспешниками, кровожадность его жены, робость и покорность горожан, — и хранители решили отпустить ее на волю…
«А вдруг Бураков еще сможет это остановить? — подумала девушка. — Едва ли он целенаправленно уничтожал город, скорее просто не думал о последствиях, как и все заигравшиеся во власть. Что если я попробую с ним поговорить? На худой конец пообещаю стать его ученицей, и тогда он прислушается! Если верить Рикко, колдуну это даже нужнее, чем мне. И может быть, он дозовется до высших сил и они помогут спасти город».
Дана решила не спрашивать больше горожан, а положилась на чутье. Она вспомнила свой первый сон в Усвагорске, в котором летала по городу вслед за вороном, и теперь ей стал ясен его подспудный смысл. Сам Бураков тогда не знал, где скрывается племянница, но его иная ипостась уже чуяла ее и призывала к себе.
Она снова опустила ресницы и стала возрождать это видение в памяти. Однообразные серые здания, вырубленные из гранита, никаких украшений, ни одного деревца или цветка… Интуиция стала направлять ее тело, и Дана уверенно пошла в обратную от гостиницы сторону. Она не знала или не помнила названий, но дорога будто сама вела ее к неприглядному, заброшенному переулку, в котором пахло сыростью, болотным туманом, рыбой и еще чем-то очень памятным. Дана ускорила шаг, следуя на запах, и вскоре оказалась перед приземистым зданием с аскетичным фасадом и темными окнами.
Вдруг запал стал покидать ее, липкий страх пополз от холодной земли по ногам и спине, к затылку, впиваясь иголками. Дана тяжело сглотнула, зажмурилась и постучала в дверь.
Поначалу за ней было тихо, но вдруг послышались осторожные шаги, словно человек передвигался вслепую, боялся наступить в яму или на острые камни.
Затем дверь почти бесшумно отворилась и за ней показался мужчина с горящей свечой в руках. Слабый свет лишь наполовину раскрывал резкие, рубленые черты его лица, но эти пронзительные черные глаза, похожие на угольки, Дана узнала сразу.
Мужчина же поначалу смотрел на нее с изумлением, явно не ожидая увидеть здесь посторонних, но затем оно сменилось подозрительностью и тревогой. И вдруг он улыбнулся, показал крепкие зубы, отчего Дана невольно вздрогнула.
— Здравствуй, Дана! Все-таки ты явилась, — произнес Бураков утвердительно. — Не удивляйся: ты очень похожа на нашу мать, и соответственно, твою бабушку. Я и не сомневался, что ты дочь моего брата — колдунов слишком мало, чтобы верить в такие совпадения, — но теперь готов поклясться в этом на крови.
— На чьей крови, Глеб Демьянович? Вашей? Моей? Или крови жителей вверенного вам города? — спросила Дана и на миг испугалась собственной дерзости. Однако колдун ничуть не рассердился, или по крайней мере не желал этого показывать. Он распахнул дверь и промолвил:
— Это не расскажешь в двух словах, юная ведьма. Проходи в дом и мы наконец узнаем друг друга получше. Чужое видение очень сильно искажает, Дана…
Девушка пожала плечами и последовала за ним вверх по лестнице, хотя сразу поняла, что привлекший ее смрад исходит из подвала. Но спорить с Бураковым и допытываться пока явно не следовало. Он провел ее в комнату, убранную под кабинет, зажег лампу, усадил Дану в кресло и спросил:
— Выпьешь кофе или, может быть, наливки?
— Лучше чаю, — осторожно сказала девушка. Глеб Демьянович кивнул, скрылся за тонкой ширмой, испещренной восточными узорами, и вскоре появился с подносом — на нем красовались стакан чая, сахарница, блюдце с лимоном и кофейная кружка. Он сел напротив Даны и взглянул на нее так невозмутимо, даже благодушно, что прежние видения на миг показались ей бредом.
— Дана, я бы хотел, чтобы между нами с самого начала не было недосказанности, — четко произнес Бураков. — Поэтому ответь: где ты была раньше и как все узнала? И не надо увиливать: для этого у тебя еще мало силенок и опыта.
— Я была с Рикхардом, лесовиком. Это он привез меня в Усвагорск, под видом вашего посланца, — сказала Дана и решительно посмотрела ему в глаза. Колдун поморщился, будто от зубной боли, и отвел взгляд.
— Опять этот проклятый оборотень, чтоб его черти унесли! Уж сколько я терпел, что он спит с моей женой, но ему и этого мало — стал лезть в мои дела! И что он тебе наплел?
— Что некое пророчество гласит, будто Усвагорску угрожает опасность, — осторожно пояснила Дана. — И что это как-то связано с вашими опытами над ульникой: они нарушили равновесие и теперь природа на грани хаоса…
Бураков усмехнулся и бесстрастно сказал:
— И у тебя есть основания ему верить? Зная этого нелюдя, готов поспорить, что ты уже не раз ловила его на обмане! Ему это легко дается, как дышать, и впрочем, моя Силви такая же двуличная тварь. Оборотни, что с них взять! Они сами порой путаются в своих ипостасях, и одна не ведает, что творит другая…
— Да, Рикко многое скрывал, но сам же и признавался мне, когда понимал, что я готова принять эту правду, — возразила Дана с неожиданной твердостью, решив, что ее женские обиды мало значат в свете грядущей беды.
— Ты его любишь? — вдруг спросил Бураков. Девушка растерялась, чуть зарделась, но собралась с силами и ответила:
— Наверное, да, и потому я здесь. Ну и еще потому, что не могу остаться в стороне, когда люди в опасности.
— Вот что, значит? — произнес колдун тихо и зловеще. — А как по-твоему, он тебя любит?
— Нет, Глеб Демьянович, он любит Силви, — вздохнула Дана. — Но какое отношение это имеет к нашему разговору? Вы хотели обучать меня, передать знания, и вот я перед вами! Мне очень нужна ваша помощь и наставление, чтобы уберечь город, которым вы же и управляете. Мы только вместе сможем это преодолеть!
