На Нимт пришла ночь. И с ней — начало конца, думал Геррод. Он ненадолго заглянул в крепость Тезерени, железную громадину, которая, как часто подумывал Геррод, прекрасно отражает сущность его родни. Зубастое и холодное строение студило тело и душу. Над драконьими знаменами реяли виверны и молодые драконы. Взрослые звери спали в своих гнездах. Тьма-тьмущая колдовских ловушек, дюжина всадников в дозоре.
Так было.
Теперь же твердыня стояла пустая. Навсегда пустая, хотя с первого взгляда можно было поверить, что хозяева еще вернутся. Вещи лежали там, где их оставили. Книги и карты покрывались пылью. Кое-кто из вивернов залетел туда, куда раньше их не допускали. Даже планы разработок, над которыми трудились они с Ренделом, лежали в пыли. Тезерени не взяли с собой ничего.
Герроду нужны были заметки Рендела. Рендел знал о Стране-за-Пеленой больше него. Он не все сведения делил с братом, и Геррод сомневался, так ли они близки, как когда-то.
— И ты оставил меня, дорогой братец…
Оставалось надеяться, что работы свои он тоже оставил. Хотя он запросто мог и все уничтожить, чтоб остаться самым сведущим в делах иного мира.
Удача улыбнулась ему. Заметки не только удалось найти — даже порядок их сохранился. Текст подтверждал идеи Дру и добавлял кое-что, чего чужак, скорее всего, не знал. Или не обратил внимания. Геррод довольно улыбнулся и закрыл книжечку. Конечно, где-то есть еще записи — более секретные, — но сейчас не до них.
— Так это ты.
— Мама! — Геррод затравленно оглянулся, ожидая увидеть других Тезерени, окружающих его.
— Я вернулась в последний раз взглянуть на наш дом. Глупая сентиментальность и только, да, сынок? — Лицо ее кривилось в какой-то странной усмешке.
— Может, и нет, — безразлично ответил он.
— План провалился, Геррод.
Другого он и не ожидал, но услышать это из материнских уст…
— Что случилось?
В улыбке ее не было веселья — только горькая ирония.
— Големы… и немало… исчезли.
— Сколько осталось, мама?
— Едва-едва достаточно для клана. А ведь Баракас, чтобы избежать подозрений, избрал кое-кого извне.
— А я?
— Для тебя еще есть место. Ты знаешь, что весь гнев отца перешел с тебя на Рендела?
— Знаю. — Рендел был любимчиком матери, но он не считал нужным скрывать свои чувства насчет его предательства.
— Вы все-таки сыновья своего отца, Геррод.
— Раз уж мы заговорили об отце, можешь передать ему, что дочь Зери в руках у Меленеи. Это не моя промашка, она просто успела раньше. — Пусть-ка теперь Риган помучается. Часть ответственности долой.
— Оставь ее, Геррод, сейчас не до того. Все равно она осталась бы здесь. — На лице матери, кажется, появилось сожаление. — Не думаю, что у нас есть много времени, пока Баракас не решит закрыть связь.
Геррод поскреб подбородок.
— Сколько у нас осталось?
— До рассвета отец хочет все закончить. Он уйдет последним.
— Как отважно.
— И не могу пообещать, что он будет держать место для тебя до самого конца.
— Так будь он проклят, мама! — Он хотел швырнуть записную книжку, но успел вспомнить, как она важна. — Без него обойдусь!
Леди Альция завернулась в плащ.
— Очень может быть, сынок.
Геррод остался один. Он спрятал под плащ записную книжку и исчез из замка Тезерени.
В том мире, откуда только что вернулся Дру, был день; а здесь стояла ночь. С очередным переходом голод и усталость волшебника увеличились стократно, словно за этот миг прошел год. Дру понял, что сконцентрироваться не удастся даже ради собственной жизни. И никакого второго-третьего-четвертого дыхания не будет — все, предел. Только бы Темный Конь оставался в норме…
Искатели не замечали их — они были заняты пленником. Первой увидела высокую фигуру на демоническом скакуне эльфийка. Но она не сумела скрыть свои чувства и тем самым предупредила остальных. Дру понимал, каким кошмаром они выглядят в лунном свете, но это вряд ли поможет. Он ухватился покрепче за гриву Коня, чтоб не свалиться, и шепнул:
— Тебе придется с ними справиться! Я… не гожусь. От хохота Коня заложило уши.
— Тоже мне проблема! Держись!
— Не повреди эльфа! — вскрикнул Дру.
— Вот это — эльф? Не бойся! Однако оно не столь уж замечательное, чтобы о нем заботиться!
Дру поежился. Его приятель, все более и более свыкающийся со своей новой формой и ролью, становился все более пугающим.
Птицы захлопали крыльями, две подняли пленницу, царапавшуюся и кусающуюся, в небо, выкрикивая слова, которые Дру понять не мог. Один из искателей по глупости задержался на земле, занявшись своим медальоном. Темный Конь пробежал сквозь него. Волшебник, прижимавшийся к спине скакуна, успел разглядеть ужас на лице… и птицы более не было.
— Ха! Ну-ка…— Слова прервались. Дру услышал «фьюитъ», и его подбросило в воздух. Волшебника обдало ледяным воздухом, он обреченно ждал столкновения с землей, разбивающей его тело. Его мысли смешались в ожидании неминуемой гибели. Луны вспыхнули и разделились на мерцающую окружность и матовое отверстие, одно кровавое, другое мертвенно бледное, так они запечатлелись в его мозгу, и он понял, что его падение приближается к самому концу.
«Нет», — прозвучал голос в его голове.
Земля застыла. Дру почувствовал, как все замерзает. Хотя глаза его были открыты, он не мог видеть ничего, кроме теней от лун. Не было слышно ни звука, неизвестно, что сталось с искателями и Темным Конем.
«Не вмешиваться», — прозвучал другой знакомый голос.
«От нас не зависит», — добавил третий, едва сдерживаясь.
«Не зависит, — согласился первый. — Они все пришли сюда. Не вмешиваться значит позволить ничему не сбыться».
Дру ощущал бесконечные голоса, спорящие и соглашающиеся с тем, что было сказано. Хотя спор, казалось, длился вечность, волшебник знал, что прошли только секунды. Возобладала первая точка зрения, хотя и с большим трудом.
Это было последнее, что он понял. Мир, все миры, утратили свою значимость.
«Ты враад».
Дру кивнул, не понимая, где он и как попал сюда с руин города. Он оглянулся — но вокруг было пусто, если не считать кресла, в котором он сидел. Тело его слушалось, он был свеж и способен при необходимости сражаться с любым противником.
«Он не может быть враадом! Они отвергнуты!»
Снова этот второй голос. Волшебник вскинул голову и произнес в темноту:
— Я — враад! Я — Дру Зери!
«Он живой», — усмехнулся третий голос. Этот третий раздражал больше всех. Он напоминал Дру Меленею и ее излюбленные развлечения. Вся ее жизнь была игрой, но прежестокой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
