на удивление хорошо чувствующий себя организм. Левый глаз — совсем заплывший — стал видеть чуть лучше. Головная боль утихла окончательно, но я чувствовал — любое неверное движение, как любят писать в книгах, может вновь вернуть этого злого гостя моей треснутой черепной коробки.
Смешно… я невольно растянул распухшие губы в кривой улыбке. Пошутил сам про себя — и стало смешно…
— Улыбается он! — резкий скрипучий голос никак не вязался со вставшей у стола фигурой.
Высокая, видная, с уложенными в сложную прическу черными блестящими волосами, в красивом сари зелено-синего цвета с белыми цветами, источающая пряный аромат, с жирной красной точкой на лбу, сверля меня крайне злым взглядом, она стоял в шаге от меня. Хозяйка бригадира Раджеша и по совместительству его жена, госпожа Рани Паттари, мать Майка Паттари. Ну вот, похоже, и начинается та самая индийская драма, где все весело танцуют на фоне догорающих домов…
— Улыбается он тут! — повторила госпожа Паттари — Смелый какой стал! Хамить и дерзить научился? Кто ты такой, чтобы сметь раскрывать свой наглый рот на моего мужа и его наследника сына? Мы достойная семья! И мы не потерпим!
Я молча кивнул, продолжая жевать сурвдог. Может она уже выговорилась и на этом все закончится…
— Ты должен извиниться перед моим сыном! И встань с этого места! Немедленно!
Я с недоверчивым удивлением взглянул на почти орущую на меня дородную бабу с искаженным гневом лицом. Реально? Ее так сильно зацепил тот факт, что я занял якобы второе по старшинство за этим столом место? Мы чистильщики! Мы сраные чернорабочие и нам — а мне так особенно — глубоко плевать на свое место за общим столом. И она реально не понимает, насколько сильно сейчас унижает как своего мужа так и любимого сыночка? Они сидят молча, опустив лица к столу и убрав руки под столешницу. Да уж… вот теперь ясно кто главный в их почтенной сурверской семье…
— Встань! — приказала она — И не заставляй меня приказывать сыну поднять тебя силой! Мой мальчик справится с тобой одной рукой! Встань немедленно!
Демонстративно поведя носом, я несколько раз шумно фыркнул и громко сообщил:
— Воняет то как… будто в сари насрали… Никто не чувствует?
На самом деле я и не думал, что умею говорить так громко и при этом так спокойно. Я не кричал, но меня услышал каждый, кто находился в кафе и рядом с ним. Глянув на свидетелей веселья, я не сдержался и зашелся кашляющим смехом, роняя крошки сурвдога на стол. Мой смех вызвало то, что все начали смотреть на соседей, выясняя, на ком еще есть такое не слишком диковинное на нашем этаже одеяние как сари. Рани Паттари была такой одна…
— Маму мою! — рявкнул запоздало отмерший Майк и, зацепив скамью с парой сонных работяг, рванулся ко мне. Скамья с грохотом завалилась, сбив Майка с ног — А-а-а-а-а! Нога! Нога!
Его крик заставил всех отмереть и бросить к месту происшествия. Копошащихся сонных парней оттолкнули, скамью подняли и на полу остался только извивающийся от боли парень, держащийся за правое колено. Раскинувшей крылья голубкой на него упала причитающая Рани Паттари. А бригадир сжал кулаки и шагнул ко мне на встречу. Я, дожевывая последний кусок сурвдога, с готовностью — поразительно! — поднялся ему навстречу, предусмотрительно держа пустые руки на виду. Мне почему-то даже понравилось вызвать у людей страх, но не хотелось, чтобы меня чуть что хватающимся за отвертку или нож психопатом. Вряд ли я справлюсь с бригадиром, но драться буду до конца.
И он это понял. Несмотря на терзающий его гнев, он сумел затормозить в паре шагов от меня. Оглянулся, понял сколько людей здесь, что сразу покажут на того, кто от словесной перепалки перешел к драке и… на весь коридор яростно проорал:
— Ты уволен!
— Причина? — лениво осведомился я, упирая костяшки полусжатых кулаков в столешницу и опираясь на них. Так в документальных передачах замирали властные самцы горилл, но я тянул максимум на тощую мусорную макаку. И стоял так, чтобы смягчить вернувшуюся боль в спине и шею.
— Ты оскорбил мою жену!
— Не помню такого — возразил я.
Я не произнес имени. Я не утверждал. И лишь предположил… И я не позволю ему сделать это поводом для моего увольнения — по корыстным причинам. И он это понял. Коротко кивнул, упер руки в бока и с удивительным достоинством произнес:
— Таково мое личное решение как руководителя бригады. Токсичный зашкал! Ты не подходишь нам, сурвер Амос Амадей! Ты негативно влияешь на всю бригаду! Спроси у любого парня — и никто не будет против твоего ухода.
— Ладно — кивнул я и вытянул руку — Выходное пособие!
Этого я и добивался. Да он может вышвырнуть меня. Но нельзя уволить другого сурвера только потому что «так хочется». Для лишения кого-то работы должна быть веская причина. И бригадир выбрал самую распространенную и удобную причину, сведя все к моей якобы зашкаливающей токсичности, коя негативно влияет на всю бригаду. И бригадир понимал, что не хотящие с ним вражды парни предпочтут промолчать, но опровергать его не станут. Ну и плевать. Главное — я получу стандартное для чернорабочего выходное пособие.
Двадцать пять динеро мне лишними не будут — учитывая мои возросшие аппетиты к еде и необходимость покупать недешевые лекарства. Стоило мне разгорячиться, и головная боль опять вернулась, напомнив, что надо навестить магазинчик Галатеи.
— Двадцать пять монет! — рыкнул бригадир, буквально вбивая сжатый кулак в карман.
Вытащив горсть монет, он несколько суетливо перечитал их, скривив лицо, занес кулак с деньгами над головой, собираясь швырнуть их на пол… но опомнился и довольно аккуратно выложил их на стол. Ну да — я бы с пола подбирать не стал и по нашим законам это тоже оскорбление и немалое.
— Да он!… — взвилась с пола его жена.
— Заткнись, Рани! — бригадир рявкнул так громко, что у меня зазвенело в ушах.
Надо же…
Подойдя к столу, я неспешно пересчитал монеты, указательным пальцем подталкивая каждый динеро к себе и на глазах у всех зрителей громко считая вслух. Закончил я на числе «двадцать четыре» и вопросительно взглянул на бригадира. Тот, почернев, поспешно выложил на стол еще одну монету, сдавленно каркнув:
— Ошибся! Просто ошибся!
— Верю — спокойно кивнул я — Еще деньги за выполненный одиночный контракт.
— Четыре динеро! Забирай!
Сгребя монеты, я отвернулся, не собираясь и дальше устраивать тут клоунаду.
Где мне теперь искать работу?
Об этом подумаю у