72Там же. Д. 4642. Л.3.
73Там же. Д.4640. Л.4.
74Там же. Д.48. Л.70—72.
75Там же. Д.139. Лл. 38—42.
76Там же. Д.4670. Л.19.
77Там же. Ф.417. Оп.3. Д.312. Л.4; Д.341. Л.25.
78Там же. Ф.25. Оп.25. Оп.2. Д.4640. Л.11.
79Там же. Д. 4446. Л.34—36.
80Там же. Ф.415. Оп.2. Д.48. Л.74.
81Там же.Д.71. Л.45.
82Там же. Д.4446. Л.24—25.
83РЦХИДНИ. Ф. 77. Оп. 3с. Д.125. Лл.1—3. Абсолютно противоположную характеристику со ссылкой на того же Жданова в своих воспоминаниях дал Д.В. Павлов. «А.А.Жданов, — пишет он, — неоднократно говорил: «Феофан Николаевич правдив, честен, исполнителен, с таким начальником тыла можно работать». — Павлов Д.В. Ленинград в блокаде. Л.: Лениздат, 1985. С.129.
84ЦГАИПД СПб. Ф.25. Оп.2. Д.4446. Л.10—12.
85Там же. Д.4483.Л.12—13.
86Там же. Д.4446. Л.34—36.
87Там же. Ф.25. Оп.2. Д.4515. Л.14.
88Там же. Ф.415. Оп.2 Д.84. Л.7, 26—27.
89Там же. Д. 112. Л.25.
90Там же. Ф.1816. Оп.4. Д.2101.Л.20. Кроме того, в отчете парторганизации РОНО Смольнинского района за 1942 г. указывалось, что вопросами политического самообразования учителя занимались мало. Половина из них читала «Ленинградскую правду» и слушала радио, вторая половина — центральные газеты и журналы, а также худ. литературу. Однако, «как правило, труды классиков марксизма, «Краткий курс» не читают». — ЦГАИПД СПб. Ф.1816. Оп. 3. Д.307. Л.18-19. При обсуждении на бюро РК вопроса «О повышении идейно-политического уровня руководящих кадров района» выяснилось, что из проверенных 74 человек руководящего актива большинство политическую литературу и прессу не читали. — Там же.
91ЦГАИПД СПб. Ф.409. Оп.3. Д.1803. Л.7.
92Там же. Ф.415. Оп.2. Д.1125. Л.7.
93Там же. Ф.417. Оп.3. Д.284. Л.89.
94Там же. Ф.25. Оп.2. Д.4515. Л.7—8.
95Там же. Ф.415. Оп.2. Д.280. Л.116—116об.
9631 мая 1943 г. секретарю Московского РК сообщалось о «систематической антисоветской агитации пораженческого и провокационного» характера со стороны члена партии Голубевой, которая в середине 1943 г. высказывала желание выйти из партии. По данным, собранным районным отделом НКВД, она заявляла, что «второго фронта не будет, войну выиграют американцы и англичане» (октябрь 1942 г.), что «советская военная техника многократно хуже немецкой» (октябрь 1942 г.), «нам не хватает немецкой аккуратности и их идеального порядка» (февраль 1942 г.), наконец, что «все недовольны этой жизнью в течение 20 лет, никто не хочет этой власти, так как много несправедливости и правды не найти (19 мая 1943 г.). — ЦГАИПД СПб. Ф.415. Оп.2. Д. 158. Л.1—3.
25 октября 1943 г. на собрании партактива Василеостровского района прокурор Перельман отметил, что в районе есть отдельные коммунисты, которые не отвечают этому званию (не платят алименты, отказываются от работы, не платят членские взносы и т.д.) На заводе им. Козицкого инженер Бойцов уклонялся от выполнения порученной ему работы, а в прокуратуре заявил, что предпочитает тюрьму работе на заводе. — ЦГАИПД СПб. Ф.4. Оп.3. Д.220. Л.17.
97Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н.31. Д.5. Л.58—61.
98Там же. Л.130—131.
99Там же. П.н. 57. Д.5. Л.474.
100Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н.31. Д.5. Л.25—26.
101Даты нет, по расположению и хронологии документов в архивном деле можно сказать, что оно относится к периоду с июня по декабрь 1945 г.
Глава 3. ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОНТРОЛЬ В ПЕРИОД БИТВЫ ЗА ЛЕНИНГРАД
1. Постановка проблемы
Одной из наименее изученных тем в отечественной историографии является проблема политического контроля, т. е. сбора государством информации о настроениях населения, а также недопущения нежелательного пропагандистского воздействия противника в целях сохранения существующего режима.
Мнения зарубежных исследователей по этому вопросу весьма разнятся как по причине методологических расхождений в оценке сталинизма и роли государственных институтов, задействованных в осуществлении контроля, так и из-за отсутствия доступа к широкому кругу источников, что стимулирует, подчас, весьма односторонние исследования, опирающиеся на фрагментарные или однотипные материалы. Преобладающим до сих пор является представление о «тотальном» контроле органов безопасности над обществом, что является традиционным для последователей тоталитарной модели.
Помимо методологических проблем, которые еще предстоит разрешить (например, о соотнесении типа режима и характера политического контроля), существуют трудности восстановления картины функционирования различных институтов, осуществлявших политический контроль. До сих пор исследователи испытывают дефицит информации, например, о «вертикальных» и «горизонтальных» отношениях органов власти, занимавшихся контролем в центре и на местах: ГКО, НКО и Военных Советов; центральных и региональных партийных органов; политуправлений армии и флота; органов СМЕРШ и НКВД, прокуратуры, судов/трибуналов, различных общественных организаций и др.
Среди вопросов, которые требуют ответа, наиболее важными представляются следующие: каковы были цели контроля; кто являлся объектом политического контроля; какие события находились в центре внимания институтов контроля; какие организации и институты были вовлечены в процесс контроля и как осуществлялось их взаимодействие друг с другом; можно ли было избежать контроля в каком-либо регионе страны или слое общества; наконец, какова была его эффективность.
По мнению ряда западных авторов, в отличие от нацистской Германии, где успехи в социально-экономической сфере обеспечивали поддержку режима населением и привели к созданию контроля, в котором добровольно принимало участие большинство немцев, в СССР политический контроль осуществлялся «сверху» и в структурном отношении он был намного сложнее. Система контроля в СССР имела, скорее, большее значение для улучшения пропаганды и проведения профилактических мероприятий по «очищению» общества от потенциальной оппозиции, нежели для принятия важных политических решений.
Гитлеру, опиравшемуся на поддержку населения, не нужна была столь развитая система политического контроля, хотя, как известно, она в Германии существовала. Советский опыт формирования системы политического контроля существенно отличался от немецкого. Память о гражданской войне, голоде и сопротивлении в деревне, борьба с политическими противниками внутри партии и потребность в мобилизации населения для решения задач строительства нового государства в условиях стремительной модернизации экономики подталкивали Сталина к созданию полицейского государства с разветвленной структурой органов, занимающихся политическим контролем и одновременно уравновешивающих друг друга. К началу Великой Отечественной войны такая система уже существовала.
Важнейшими институтами, которые принимали участие в сборе информации, были органы государственной безопасности, партия, располагавшая несколькими отделами, осуществлявшими изучение настроений населения, газеты, редакции которых получали письма читателей и нередко составляли их обзоры, различные общественные организации (Союз воинствующих безбожников, например), политорганы армии и флота. Существовал и неформальный контроль — «сигналы трудящихся», которые обращали внимание на различные события общественной и частной жизни. Наиболее значимыми каналами получения сведений были информаторы советской тайной полиции, партинформаторы и работники отделов агитации и пропаганды, которые вели учет вопросов, задававшихся во время различных лекций и бесед, письма, которые регулярно просматривались цензурой, а также показания арестованных органами госбезопасности.
Даже полный доступ к архивным материалам спецслужб не позволит нам сделать окончательные выводы относительно оценки сопротивления и различных форм протеста в советский период. В лучшем случае, мы узнаем лишь то, что отложилось в архивах, главным образом госбезопасности, т.е., что было ими выявлено. Но это может оказаться лишь верхушкой айсберга. Невыявленные тайной полицией участники сопротивления режиму, вероятно, навсегда останутся неизвестными. Однако, признавая ограниченность источников, которые мы используем, нельзя полностью отрицать необходимость их изучения и применения.
В условиях войны целями политического контроля были нейтрализация немецкой и иной враждебной пропаганды, изучение настроений с целью обеспечения лояльности населения на фронте и в тылу, предотвращение и искоренение различных форм протеста и оппозиции, локализация «нездоровых» настроений, формирование эпической коллективной памяти о войне и блокаде. В период битвы за Ленинград это означало контроль за движением информации во всех направлениях с целью недопущения распространения негативных настроений, связанных с голодом и высокой смертностью.
