Лютует под Крещенье – больше всей другой нечисти пододонной – Огненный Змей. И наособицу против него-то и ограждается теперь русский мужик-простота. Полетит чудище над деревней, где ни глянет – повсюду кресты белеются, и останется ему только рассыпаться огненным дождем над снегами глубокими, одевающими Мать-Сыру-Землю. Тульское поверье в общих чертах выдвигает из мглы забытого в городах суеверия облик этого детища народного воображения. «Известно всем и каждому на Руси, что такое за диво Огненный Змей. Все знают, зачем он и куда летает», – начинает красноречивый сказатель свою речь о нем. «Огненный Змей – не свой брат; у него нет пощады: верная смерть от одного удара. Да и чего ждать от нечистой силы! Казалось бы, что ему незачем летать к красным девицам; но поселяне знают, за чем он летает, и говорят, что если Огненный Змей полюбит девицу, то ее зазноба неисцелима вовек. Такой зазнобы ни отчитать, ни заговорить, ни отпоить никто не берется. Всякий видит, как Огненный Змей летает по воздуху и горит огнем неугасимым, а не всякой знает, что он как скоро спустится в трубу, то очутится в избе молодцом несказанной красоты. Не любя, полюбишь, не хваля, похвалишь, – говорят старушки, когда завидит девица такого молодца. Умеет оморочить он, злодей, душу красной девицы приветами; усладит он, губитель, речью лебединою молоду молодицу; заиграет он, безжалостный, ретивым сердцем девичьим; затомит он, ненасытный, ненаглядную в горючих объятиях, растопит он, варвар, уста алые на меду, на сахаре. От его поцелуев горит красна девица румяной зарей; от его приветов цветет красна девица красным солнышком. Без Змея красна девица сидит во тоске, во кручине; без него она не глядит на Божий свет; без него она сушит себя». Целый ряд других сказов об этом чудище можно отыскать в памятниках народного слова (см. гл. «Змей-Горыныч»). Кроме начертаний креста, советуют знающие всю подноготную ведуны деревенские насыпать на печную загнетку собранного в крещенский вечер снегу. Последний и вообще занимает почетное место в народных крещенских поверьях и обычаях. Собирают его старики в крещенский сочельник за околицею, в поле, – приносят домой, сыплют в колодец. Это делается для того, чтобы вода была в колодце всегда в изобилии и никогда не загнивала бы. По деревенскому поверью, – у тех, кто не позабудет этого сделать, хоть все лето не будь капли дождя, а колодец будет полным-полнехонек. Берегут натаявшую из крещенского снега воду и в кувшинах – на случай болезни: эта вода, – гласит народное слово, – исцеляет онемение в ногах, головокружение и судороги. Старухи думают, кроме того, что если спрыснуть снеговою крещенскою водою холстину, то это так выбелит ее, как не сделают ни солнце, ни зола. Советуют подбавлять крещенского снегу и в корм лошадям, – чтобы не так зябки были; дают и курам, – чтобы занашивались пораньше. Умываются снеговой водою поутру в день Крещения красные девушки, – чтобы без белила белыми быть, без румяна – румяными. Примечают по крещенскому снегу и о погоде, и об урожае. «Снегу под Крещенье надует – хлеба прибудет!» – ведет речь народная мудрость. «Много снегу – немало и хлеба!» – приговаривает она. «Привалит снегу вплоть к заборам – плохое лето! Есть промежек – урожайное!», «На каком амбаре плотнее снег – целее в том и батюшка-хлеб!»
По старинной примете сельскохозяйственного опыта, если вечером под Крещенье ярким светом блестит на небе звездная россыпь алмазная, – хорошо в этом году овцы будут ягниться: «Ярки крещенские звезды породят белые ярки («ярка» – овечка)!» Если заметет на Крещенье метель, – будет снегом снежить чуть не до самой Святой. «Коли в Крещенье собаки много лают, – будет вдоволь всякого зверя и дичи!» – замечают охотники. Коли на воду (на иордань) пойдут в туман, хлеба будет невпроед много!» – говорят приметливые погодоведы: «Снег хлопьями – к урожаю, ясно – к недороду!», «Коли прорубь на иордани полна воды – разлив велик будет!», «В крещенский полдень синие облака – к урожайному году!», «На Крещенье день теплый – хлеб будет темный!»
Крещенские морозы слывут самыми жестокими, и недаром: зима собирается об эту пору со всеми силами. Но, несмотря на стужу, с древних времен живет в народе обычай купаться в крещенской проруби-иордани. Купаются и те, кто святошничал-рядился о Святках, – чтобы очиститься от греховной скверны в освященной воде; купаются и просто – «для здоровья». Последнее, однако, далеко-таки не всегда оправдывается на деле.
«Крещенье-Богоявленье», – говорит народ и повторяет предание, идущее от дней старины глубокой, связанное с этими словами. По народной молве, исстари веков совершается в этот день чудо-чудное, диво-дивное: отверзаются над иорданью небеса и сходит с них в воду Истинный Христос. Не всем дано видеть это, а только – самым благочестивым людям. Но если помолится грешник святому небу в это время, то сбудутся и его желания. Есть поверье, что, если поставить под образами чашу с водою да «с верою» посмотреть на нее, то вода, сама собою, всколыхнется в крещенский полдень: осенит и освятит ее крещающийся Сын Божий. Слывет Крещенье во многих местах и за праздник – «Водокрещи». «От Оспожинок – крещей!» – держат иногда ряду. «От Водокрещей до Евдокей живет семь недель с половиной». Красное словцо народное, встречая крещенскую стужу, оговаривает ее словами: «Трещи не трещи, а минут и Водокрещи (т. е. тепло-то все-таки возьмет свою силу)!» Не забывает народ, что если пошел январь-месяц, то и за перезимье переваливает уже время-то, а перезимье, по его крылатому слову, о весне весть подает.
Среди песенных сказаний, составляющих богоданное богачество убогих певцов – калик перехожих, есть несколько приуроченных к празднику Крещения Господня. Некоторые из них передают почти совершенно точно содержание евангельской повести о Богоявлении; другие являются восторженным славословием Христу; третьи отступают в окруженную таинственностью область подсказанных пытливым выражением сказочных вымыслов.
«На Иордань всех СпасительДнесь прииде Искупитель.Плещет пророк руками:Веселитесь, Господь с вами!Отец свыше возглашает,Рожденного возвещает:– Сей есть сын мой возлюбленный,Во человека облеченный!»
Такою цветистой запевкою начинается одно из них. «Дух же свыше, аки птица низлетает голубица, Отцу быти Сына равна изъявляет и преславна, – продолжается оно, переходя от созвучия к созвучию. – Тварь бедная, веселися, яко к тебе Спас явися. О, Адаме, простри очи, миновались темны ночи. Печали нам вси престали, а радости быть начали. Слава Богу! – да воскликнем и к Всещедрому приникнем. Кто сей стоит над водами? Восплещите вси руками: Христос Спас наш и Владыка прииде спасти человека. – Иоанне, что стоиши и пришедшего не крестиши? Почто дело продолжаешь, Христа Спаса не крещаешь? – Боюсь аз и трепещу, – хоть весел и плещу, – огню, сено, прикоснутись! – С чего тебе ужаснутись? Не бойся, раб, и крести Мя, Владыку, прослави Мя! – Христос тако возвещает, Иоанна утешает. Мы же к Спасу крепким гласом все воскликнем днешним часом: Слава Тебе, Искупитель, щедрый буди нам Спаситель!» Другое сказание простодушно повествует о том, как «ходила Госпожа Пречистая землею и светом», а на руках носила «своего Сына Христа Иисуса». Встречает Богоматерь на пути-дороге «Крестителя-Ивана», – встретила и обращается к нему со словами: «Ну-ка, Иван, кум мой, пойдем мы на воду Ердана, окрестим Христа, моего Сына!» Согласился Иван-Креститель и «пришли на воду Ердана. Стал Иван своего крестника крестити: от страха у него выпала книга». Спрашивает – и «пытает» его Госпожа Пречистая о причине страха. «Обезумел Ердан, вода студена, не хочет вода принимать в себя; а весь лес на траву попадал: а взгляни-ка, кума, над собою: начетверо небо словно разломилось!» На эти слова Ивана-Крестителя держит ответное слово Богоматерь: «А не бойся, Иван, кум мой, вода ума не теряла, вода, кум мой, забрала себе силу, ибо от Христа она освятится; а лес – он Христу поклонился; а небо – оно не сломилось, ангелы небо растворили – поглядеть им, как Христа мы крестим…» Послушал Креститель, «крестил святой Иван своего Иисуса-крестника: Иван Христа, а Христос – Ивана». Вслед за этими трогательно-простодушными словами идет заключение, в котором невольно чувствуется позднейший разносказ: «Оттоле крещения настали: все по милости великаго Бога, – да будет Он нам всегда в помощь!»
Родственно с только что приведенным сказанием и следующее – несравненно более цветистое по своему песенному-картинному складу, чем оба предыдущие:
«Развивался святой лес зеленый:А то не святой лес был зеленый,Но была то свята церковь Софья,Поют в ней ангелы шестокрылы;Пришла к ним Мария, Святая Дева,На руках держит Христа Бога истинна,Говорят ей ангелы шестокрылы:«Ради Бога, Мария Святая Дева!Ты поди в тот сад зеленый,Нарви Ты Божьяго Древа,Поди потом к Крестителю-Ивану,Перед ним Ты поклонися,Поцелуй Ты черную землюИ тогда ему говори Ты:– Будь Мне кумом ты, Иван-Креститель,Окрести ты Христа Бога истинна!Ясное небо растворилось,Черная земля затряслася,Как крестили Христа Бога истинна…»
С праздником Крещения Господня связано в народной Руси немало поверий, относящихся к судьбе человека. Так, например, если кто-нибудь крещен в этот отверзающий небеса над землею день, – то, по слову народной мудрости, быть ему счастливейшим человеком на всю жизнь. Добрым предзнаменованием считается также, если устроится в этот день рукобитье свадебное: в мире да в согласии пройдет жизнь новобрачной четы. В некоторых местностях выходят вечером в Крещенье девушки окликать суженых. Если попадется навстречу им молодой парень – быть добру, старик – надо ждать худа. Да и не перечесть всех поверий, обступающих изукрашенным частоколом обычаев великий праздник Божий. Живуче яркое слово-предание богатыря-пахаря, не вымирают и простодушные поверья его. Еще в конце первой половины XVII столетия писал царь Алексей Михайлович в своей грамоте государевой шуйскому воеводе вообще о святочных, а о крещенских наособицу, пирах-игрищах: «…ведомо нам учинилося, что на Москве, наперед сего в Кремле, и в Китае, и в Белом, и в Земляном городе, и за городом, и по переулкам, и в черных, и в ямских слободах по улицам и по переулкам, в навечери Рождества Христова кликали многие люди Каледу и Усень, а в навечери Богоявления Господня кликали Плугу; да в Москве ж чинится безчинство: многие люди поют бесовския сквернословныя песни… да на Рождество Христово и до Богоявленьева дня собираются на игрища сборища бесовския… игрецы-скоморохи с домбрами и с дудами, и с медведи ходят, и дару Божию хлебу поругаются, всяко животно скотское, и зверино, и птичье пекут. И мы указали о том учинить на Москве и в городех, и в уездех заказ крепкой, чтобы ныне и впредь никакие люди по улицам и по переулкам, и на дворех в навечери Рождества Христова и Богоявленья Калед и Плуг и Усеней не кликали и песней бесовских не пели… А которые люди ныне и впредь учнут Каледу и Плуги, и Усени, и петь скверныя песни, и тем людям за такия супротивныя неистовства быти от нас в великой опале и в жестоком наказанье. И велено тот наш указ сказывать всяким людям всем вслух, и бирючем велено кликати по многие дни»… С той поры минули долгие годы, исчезло из памяти народной понятие о «супротивных закону христианскому» Каледе, Плуге и Усени; но ставшие мертвым звуком имена их по-прежнему слышатся в песнях любящего веселие, сердцем приверженного к стародавней старине народа. Эти имена, когда-то вызывавшие недовольство церковных властей, видевших в них пережиток язычества, в настоящее время только придают цветистость песенному слову.
