Я сказал, что отчетливо слышу, как эти три короткие слова произносит ученик пятого класса, но моя натура неисправимого придиры отказывается эту фразу воспринимать в серьезном исследовании почтенного доктора филологических наук, профессора. Евгений Иванович расхохотался и картинно поднял руки вверх. И тут же по-мальчишески заметил: «А сам-то, сам-то, помнишь, как в дипломной работе написал, что творческий путь Вадима Шефнера не был усеян розами? Фу, какая пошлость!» Пришлось поднять руки мне.
Летом 1957 года студенты Университета отправились на уборку целинного урожая в Кокчетавской области Казахстана. Сначала был митинг на Менделеевской линии, а затем длинной колонной под университетским знаменем мы прошествовали по Невскому проспекту до Московского вокзала. Расположились в обыкновенных теплушках. Точно в таких в начале войны отправлялись из Ленинграда в эвакуацию, только сейчас вагоны были оборудованы еще и высокими нарами. Я занял место на «втором этаже» рядом с Леней Левинским, Сашей Лущиком и Юрой Мунтяновым. Под звуки духового оркестра поезд тронулся. Дорога была долгая, на крупных станциях нас хорошо кормили в специальных пунктах питания. В дороге мы не скучали, рассказывали анекдоты, были и небылицы, распевали студенческие песни, чаще всего – «Фонарики», еще не зная, что их автор – Глеб Горбовский, широко отодвигали в сторону тяжелую дверь, садились на пол, болтали ногами «за бортом» вагона и любовались проплывающими мимо пейзажами.
У меня появился новый друг – Вальдемар Пырсиков, который не расставался с фотоаппаратом. Он беспрерывно щелкал затвором, делая профессиональные снимки «для истории». Однажды я спрыгнул с «верхотуры» и ногой ударился о его коленку. От резкой боли охнул и закрутился на месте. А Володя со спокойной улыбкой глядел на меня. В Свердловске по обыкновению наш эшелон загнали на запасной путь. Стоянка была довольно долгой, и наша компания решила хоть коротко осмотреть город. Мы быстрой трусцой бежали по эстакаде над переплетением рельсов. В какой-то момент я заметил, что Володя отстал, подождал его и схватил за руку, думая, что он просто устал. Но он дышал ровно и лишь сказал, что у него побаливает «лапа» и он лучше вернется в вагон.
На маленькой казахской станции Таинча нас встретил духовой оркестр, приветственные транспаранты. После короткого митинга колонна грузовиков по ровной степи домчала нас до центральной усадьбы совхоза имени Менжинского Ленинградского района. После сытной трапезы мы сразу же начали устраиваться, принялись изготавливать матрацы – набивать сухим сеном большие мешки, шумно спорили за самые удобные места в помещении. Весь день осваивали небольшое совхозное пространство, навещали девочек. Володя Пырсиков без устали нацеливал на нас объектив фотоаппарата. Вечером долго устраивались на ночлег. Утром надо было вставать рано.
Сначала мы, парни, занимались тяжелой земляной работой, затем стали изготавливать саманные кирпичи. Вот это нам очень понравилось. Широкую яму заполняли водой, соломой, глиной и песком. И тут начиналось самое интересное: с восторженным ревом залезали в яму и, положив руки друг другу на плечи, долго подпрыгивали, приплясывали, перемешивая тяжелую вязкую саманную массу. Потом ее загружали в деревянные ящики, а когда под жарким в тех местах солнцем кирпичи подсыхали, мы их аккуратно изымали из ящиков и раскладывали на земле для окончательной просушки. Со стороны нас можно было принять за детей, увлеченно играющих «в куличики».
Вечерами собирались вместе, развлекались как могли, горланили песни. Озорные тексты сочинял Саша Лущик на популярные мотивы «Ах, шарабан мой, американка, а я девчонка, я шарлатанка». Вот только два безобидных припева к множеству куплетов:
Ах, Казахстан мой, ты край целинный,Хочу найти я вдову с периной!– —Ах, Казахстан мой, ты край богатый,Здесь скот разводят крупнорогатый.
Неважно, что край этот был не такой уж богатый, да и крупнорогатым скотом он не славился, зато хулиганскую песню эту мы задорно распевали и в Казахстане, и потом в университетских общежитиях.
Уже в темноте гуляли с девочками под луной. Иногда нас зазывал в гости местный парень Саша Крейн. Был он из семьи поволжских немцев, их в начале войны переселили сюда, в казахскую степь. Поскольку на период уборки урожая был объявлен и строго соблюдался «сухой закон», наш общий приятель выставлял большую банку чемергеса – местной браги белого цвета, настоянного на диких степных травах. Для крепости использовался, как уверял хозяин, даже табак. Так это или не так, утверждать не берусь. Надо было выпить порядочное количество этой сладковатой жидкости, чтобы она «забрала», стукнула в голову. Помнится, почин сделал Володя Пырсиков. «Нормальная бражка», – резюмировал мой друг. Его не замедлил поддержать я. С тех пор Володю стали именовать Бражкиным старшим, а меня Бражкиным младшим. Так на всю жизнь мы стали назваными братьями.
Вскоре у меня прибавился еще один приятель из местных – молоденький бычок Мишка. Завидев меня издалека, он со всех четырех ножек мчался навстречу и всем своим видом показывал свое расположение: терся об меня упругой головой, лизал руки. Я вставал на коленки, и мы с ним бодались. Всегда побеждал он и очень этому радовался. К восторгу присутствующих Мишка самым натуральным образом улыбался. Вот и на фотографии видно, как он мне улыбается. Так грустно с ним было расставаться осенью…
Наконец-то на совхозный ток с полей стали прибывать потоки машин, груженные пшеницей. Длиннющие бурты с зерном необходимо было при помощи зернопогрузчиков беспрерывно сушить, провеивать и загружать на машины, которые тут же отправлялись в дальний путь на элеватор. Зернопогрузчики-то были новенькие, только что с завода, а вот мотористов не было. Пришлось нам с Володей Пырсиковым взвалить на себя эти обязанности, хотя до этого ни он, ни я понятия не имели, как обращаться с техникой.
Все оказалось не так уж и сложно. Для начала я расстелил на земле брезент, разобрал ЗиФовский мотор, все детали аккуратно разложил. Полюбовавшись на дело рук своих, собрал мотор и озадаченно почесал затылок: на брезенте лежали «лишние» детали. После повторных мучений почти все детали оказались на своем месте, а после третьей разборки-сборки никаких «лишних» деталей уже не было. Залил бак бензином, крутанул заводную ручку – и мотор с ходу радостно взревел. В помощники мне выделили Галю Гнатченко, Володю Чигиринова и Женю Печникова. Под движущиеся лопасти транспортера мы с Галей и Володей широкими деревянными лопатами подгребали зерно, которое золотым плотным дождем сыпалось в высокий кузов грузовика, вслед за буртом подтаскивали свой агрегат за новой порцией пшеницы. На машине в это время орудовал лопатой Женя Печников. В честь нашего агрегата Галю Гнатченко мы стали именовать Агрегатченко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});