опаснее настоящей Цирцеи с ее золотыми кудрями и хрюкающим стадом свиней. Все мы встречали И Соню, простенькую, невзрачную, добрую племянницу, которая любит без взаимности и остается дома, чтобы привести в порядок дядюшкины счета. Однако, скажет нам читатель, если мы так хорошо, чуть ли не наизусть знаем всех этих людей, если перед нашими глазами вновь проходят герои Джордж Элиот и других романистов,
в чем же оригинальность Чехова-драматурга? А оригинальность его заключается вот в чем: он не только вывел на сцену живых людей — это делали многие драматурги со времен Аристофана и до Сент Джона Ханкина,— он вынес на сцену то, что во всех других пьесах происходит между действиями, а уж этого до него не делал никто. Иными словами, все мы знаем, что, когда страстные любовники скажут друг другу «прощай» и когда все будет кончено, обычная жизнь героев, несмотря ни на что, пойдет своим чередом: им придется одеваться и раздеваться, завтракать, пить чай и ужинать, и после того как все уже окончательно попрощаются, наступит минута, когда кто-нибудь должен будет сказать: «карета подана», и эта карета подъедет к крыльцу, гости сядут в нее и уедут, а хозяин останется дома. Чехов показывает все это — как гости уезжают, и как хозяева остаются. Мы слышим, как унылый механизм повседневности продолжает привычно, по-старому скрипеть.
Это впечатление совсем ново и неописуемо трогательно, особенно если пьеса представлена на сцене с должным тактом. Тут, безусловно, очень многое зависит от игры актеров.
«Tchekhov and the Stage Society».—«New Statesman», 1921, v. 18, № 451, p. 454—455.
«Миддлмарч» («Middlemarch», 1871—1872) — роман английской писательницы Джордж Элиот (1819—1880), описывающий быт и нравы сельской Англии. Роман имеет подзаголовок: «Картина провинциальной жизни».
Ст. Джон Ханкин (St. John Hankin, 1869—1909)—английский драматург.
Чехов идет по стопам Тургенева; его излюбленная тема—разочарование (...) Он любит изображать ту же обстановку, что и Тургенев: летние леса, усадьбу, где живут интеллигентные люди, которые всё говорят, говорят —■ подлинное une nichce des gentilhommes*. Вы встретите здесь идеалиста, умиляющегося собственной бесполезно сти, и девушку, которая стремится все сильнее сковать себя повседневными заботами, чтобы не думать об ускользающей молодости, и умного человека, который не нашел цели в жизни и сделался слезливым циником, и пожилого мужчину, который вдруг спохватился, что еще и не начинал жить, и старуху, которой хочется только одного — чтобы жизнь покойно катилась по знакомой избитой колее. Дни их текут медленно; они дышат воздухом, душным от не нашедшей себе выхода энергии; изредка разражаются истерические бури, но они никого не освежают. Это атмосфера вздохов, зевков, самообвинений, водки, грез, бесконечных чаепитий и нескончаемых споров. Люди эти — словно некрепко связанные между собой щепочки и соломинки, которые вяло кружатся в медленном водовороте. Каждый из них страстно хочет оторваться от других и умчаться в стремительном потоке, несущемся мимо (...) Когда-нибудь, через триста, пятьсот лет, жизнь, может быть, будет жизнью (...у
Таким, в делом, рисуется чеховский мир. Что же общего, спросите вы, между этими людьми и нами? Почему их судьба так глубоко волнует нас, нас — потомков Робинзона Крузо, людей воздержанных и с хорошим пищеварением? А я не вполне уверен, что в конце концов у многих из нас не окажется гораздо больше общего с этими людьми, чем может показаться на первый взгляд. Правда, у нас больше выдержки и меньше склонности к истерике, но ведь и наша жизнь, если вглядеться в нее попристальнее,— это жизнь мухи, попавшей в мухоловку.
Герои Чехова оплакивают не только крушение личных надежд, но и неизбежное разочарование в жизни вообще. И хотя критики считают эту особенность творчества Чехова результатом определенной фазы, определенного периода русской истории, именно она делает его произведения вечно живыми.
Entbehren sollst du! Sollst entbebren.
Das ist der ewige Gesang[149].
Это тема, которая не может устареть.
Чехов — художник прощаний: прощаний с молодостью, с нашим прошлым, с надеждами, с любовью ...
И тем не менее, из этих воззрений на жизнь, которые можно было бы назвать «унынием», Чехов создает произведение искусства, которое волнует и возвышает нас, словно прекрасная музыка. Нет, не с чувством уныния выходим мы из театра после «Трех сестер». Как это верно, что хорошая пьеса должна звучать, как музыка! Логической согласованностью фактов она должна взывать к разуму, но на наши чувства она должна действовать, как поток музыки, не поддающейся анализу. И снова и снова переплетаются между собой два основных мотива: надежда для человечества в целом и отчаяние отдельного человека ...
Бывали драматурги, у которых диапазон был шире, а рука уверенней, чем у Чехова, но никто еще не подходил к оценке человеческого характера с таким тонким чувством справедливости.
«Tchehov».— «New Statesman», 1926, v. 26, № 671, p. 645—646.
Драма Чехова — это радуга во время дождя, это улыбка, сияющая сквозь слезы. В английских постановках его пьес слишком обильно лил дождь и слишком редко сияло солнце.
В драме Чехова — ив этом главный источник и ее прелестного юмора и ее горькой печали — впервые во всем своем значении прозвучала тема одиночества. Каждый из его героев живет в скорлупе своего эгоизма и только в редкие минуты они ломают эту скорлупу и выходят навстречу друг другу. Эта нота слышится уже в самом начале ньесы — в разговоре между Дуцяшей и Аней. Обе рады встрече, но каждая хочет говорить только о своем, а не слушать другую ...) Эта тема естественного всеобщего эгоизма — тема, по существу, комическая. Она отнимает у страдания его ореол возвышенности. Поэтому Чехов главным образом юморист, а не трагический художник. Но когда в то же время Чехов, как это умеет делать только он, отдает должное человеческому сердцу, то в результате перед нами предстает волнующая нас действительность — трагикомедия, а она-то, как бы там ни было, и является тем видом драматического произведения, который наиболее приемлем для современного человека.
«The Cherry Orchard».—«New Statesman and the Nation»,
1933, v. 6, № 139, p. 481—482.
ДЖОН БОЙНТОН ПРИСТЛИ
Романист, драматург и критик Джон Бойнтон Пристли (John Boynton Priestley, p. 1894) познакомился с произведениями Чехова в самом начале своей литературной деятельности — в 1920-х годах. В 1925 г. он выступил со статьей «Чехов как критик» («Chekhov as Critic». — «Saturday Review», 1925, Oct. 17, p. 446), в которой подчеркивал значение творчества Чехова для современной литературы, особенно для жанров рассказа и драмы.
В дальнейшем, будучи уже зрелым писателем, Пристли уделяет
