доверять показаниям других жильцов.
Я надеялся на нечто более реалистичное. Должно быть, Патриция все поняла по выражению моего лица, потому что, не допив, продолжала:
— Но такого рода сговор больше годится для английского романа, чем для современной Норвегии, а в нашем случае кажется еще менее вероятным. Чем больше народу замешано в деле, тем оно рискованнее, а в нашем случае жильцы дома, судя по всему, представляют довольно смешанную группу. Если мы избавимся от паранойи и сразу откажемся от версии с общим заговором жильцов, у нас остается всего один вариант.
Я не отрываясь смотрел на Патрицию; мысли путались в голове. Она выпила еще полстакана воды и неожиданно спросила:
— Многие ли жильцы жаловались на то, что им мешает плач ребенка со второго этажа? — Увидев мое ошеломленное лицо, Патриция снисходительно улыбнулась: — Иными словами, хорошая ли звукоизоляция в доме двадцать пять по Кребс-Гате? Может быть, в здании необычно тонкие стены и хорошая акустика?
Я начал смутно догадываться, куда она клонит, но все равно до конца не понимал ход ее мыслей. Подумав, я покачал головой. Никто из жильцов не жаловался на плач ребенка.
— В таком случае почему револьверный выстрел на третьем этаже отчетливо слышался двумя этажами ниже?
Вот это вопрос! Я выругал себя: разумеется, он должен был прийти в голову мне самому!
Патриция не дала мне собраться с мыслями:
— Как ни странно, жильцы, пресса и даже полицейские совершили одну и ту же классическую и логическую ошибку. Если вы слышите выстрел и вскоре после этого находите застреленного человека, нетрудно прийти к выводу, что его убили выстрелом, который слышали все. Вывод вполне логичный, но не обязательно правильный. Иными словами, Харальд Олесен скончался не от того выстрела, который слышали другие жильцы в четверть одиннадцатого. Его убили тихо и почти неслышно. Возможно, убийца пользовался глушителем. Вот ты бы не воспользовался глушителем, если бы собирался убить человека в многоквартирном доме и остаться незамеченным?
Ну конечно! После того как она все объяснила, я огорчился, что сам ни о чем подобном не догадался. Однако вскоре мне в голову пришел важный вопрос:
— А как же выстрел, который слышали все? Мы обыскали квартиру Олесена, более того, прочесали весь дом частым гребнем, но не нашли ни радиопередатчика, ни прослушивающих устройств.
Патриция снова улыбнулась:
— Так я и подумала. Все доказывает, что мы имеем дело с поразительно хорошо организованным убийством, которое осуществил чрезвычайно хладнокровный преступник. Скажи, ты видел в квартире Харальда Олесена проигрыватель — возможно, с пластинкой?
Ее вопрос показался мне ударом в солнечное сплетение. Я ведь видел и проигрыватель, и пластинку, и даже записал это себе в книжку, но не понял их смысл. Я вытер лоб. Как же неприятно, что Патриция до всего дошла, сидя в четырех стенах, а я ничего не понял, хотя несколько раз побывал на месте преступления.
Вскоре выяснилось, что моя собеседница еще и умела читать чужие мысли.
— Как ни странно, зачастую проще что-то понять на расстоянии, когда находишься вдали от места действия и тебе не мешают твои впечатления. Впрочем, применение звукозаписи с целью изменить время убийства — прием довольно распространенный, особенно в ранних романах Агаты Кристи. А теперь вернись в дом двадцать пять по Кребс-Гате и прослушай пластинку, которая лежит на проигрывателе в квартире Харальда Олесена, я с радостью поставлю мою инвалидную коляску и половину наследства в придачу на то, что рано или поздно вы услышите еще один выстрел.
Я не стал ловить ее на слове. К счастью, инвалидная коляска мне не нужна, хотя, к сожалению, трудно даже представить, чему равняется половина ее наследства. Кроме того, я почти не сомневался в ее правоте. Я пробормотал «спасибо» и встал, собираясь уходить. Патриция тут же позвонила горничной. Пока мы ждали, она написала что-то на листке бумаги и протянула листок мне:
— Вот мой прямой номер. Буду тебе очень признательна, если ты позвонишь, как только подтвердятся мои предположения насчет проигрывателя. Тогда и посмотрим, чем еще я сумею тебе помочь.
Я отметил про себя, что мы с Патрицией вполне естественно общаемся на «ты», несмотря на чопорную обстановку в доме Боркманов. Я аккуратно сложил листок с номером и сунул его в свой бумажник. Горничная проводила меня к выходу. Спустившись к машине, я тряхнул головой. Мне показалось, что последние полчаса меня гипнотизировали. Вместе с тем я радовался тому, что сделан первый большой шаг вперед к разгадке тайны, казавшейся неразрешимой.
5
Когда около двух часов я приехал на Кребс-Гате, все казалось таким же мирным, как и прежде. Жена сторожа сидела на своем месте у двери; она тут же впустила меня в квартиру Харальда Олесена. Других жильцов не было видно. К нескольким из них у меня появились новые вопросы, но первым делом нужно было проверить версию с проигрывателем.
Он стоял на прежнем месте; на круге лежала пластинка с записью Венского филармонического оркестра. Дрожащей рукой я опустил на пластинку иглу звукоснимателя. Я ожидал, что этикетка окажется фальшивой, но вздрогнул, услышав громкие звуки вальса. Судя по всему, пластинка была подлинной. Звук был установлен почти на полную громкость. Я ждал окончания записи, надеясь, что в конце услышу выстрел. Уменьшив звук, я слушал музыку, но выстрела так и не дождался. После того как отзвучали последние ноты, лапка проигрывателя поднялась и вернулась на свое место.
Сначала я испытал разочарование. Потом, несмотря на очевидный провал, громко рассмеялся: оказывается, самоуверенная Патриция тоже ошибается! Я снова поставил пластинку и увеличил звук, а потом набрал номер, записанный на листке бумаги.
Патриция сняла трубку после первого же гудка. Из-за музыки я заговорил громче:
— Я в квартире Харальда Олесена; включил проигрыватель и прослушал всю пластинку. По-моему, мы пошли по ложному следу.
На другом конце линии какое-то время молчали. Возможно, Патриция несколько секунд и сомневалась, но быстро взяла себя в руки:
— Ну конечно, так и должно быть! Другого варианта просто нет. Там отдельный проигрыватель или современная стереосистема с кассетным магнитофоном?
Я быстро покосился на проигрыватель, и сердце у меня упало. Проигрыватель в самом деле являлся частью большой новой стереосистемы с кассетным магнитофоном. Внутри магнитофона я увидел кассету. Услышав мои слова, Патриция реагировала молниеносно:
— Значит, ответ — в кассетном магнитофоне. Включи кассету, но убавь звук, а то переполошишь весь дом. Когда все прослушаешь, перезвони мне. Но, конечно, если и на кассете выстрела не окажется, больше не трать время напрасно и не звони мне снова.
Отдав
