class="p1">Разбудил меня стук Адамса, который в ответ на мое «войдите» проскользнул в номер и закрыл за собой дверь.
— Пропали!
— Кто? — машинально спросил я, хотя уже хорошо знал.
— Мисс Дрейк и ее спутница. Уехали вчера ночью, сразу после того, как вы вернулись с вокзала. Я-то думал, ты с ними отужинал? — спросил он пытливо и с ноткой подозрительности.
— Я должен был с ними ужинать, — ответил я, — но они не явились.
Он сделал долгую паузу.
— Не понимаю! — воскликнул он наконец.
Я решил, раз мое молчание более не требуется для прикрытия, можно рассказать все; мне хотелось любой ценой избежать стычки с Адамсом и не показаться ему обманщиком. И я начал:
— Теперь я могу рассказать, Сэм. Миссис Джек и мисс Анита — мисс Дрейк — пригласили меня ужинать. Спустившись, я нашел письмо о том, что им пришлось срочно отбыть, с особой просьбой отужинать одному, словно они со мной. Меня просили не говорить ни слова об их отъезде. Прошу, пойми, мой дорогой друг, — и я вынужден просить тебя смириться с этим намеком и не расспрашивать дале: тому, что я вслепую помог мисс Дрейк, есть свои причины. Вчера вечером я говорил, что мои руки связаны; вот одна из веревок. Сегодня я волен кое-что прояснить. Вчера я не мог ничего поделать. Ни предпринять что-либо сам, ни помочь тебе — по той простой причине, что я не знаю, где находится мисс Дрейк. Я знаю, что она проживала — по крайней мере, до недавнего времени — где-то на востоке графства Абердин; но где именно — не имею ни малейшего представления. Впрочем, ожидаю узнать уже скоро и тогда сразу же сообщу тебе — если мне не запретят. Со временем ты поймешь, что я говорю чистую правду, пусть сейчас тебе и трудно понять мои слова. Я как никто другой хочу уберечь Марджори. Когда ты ушел от меня вчера, я осознал смертельную серьезность этого дела и сам себя измучил.
Он просиял.
— Ну что ж, — сказал он, — мы с тобой хотя бы заодно, это уже что-то. Я уж опасался, что ты работаешь или станешь работать против меня. Послушай: я тут пораскинул мозгами и, смею предположить, понял твое положение лучше, чем ты думаешь. Не хочу тебя ограничивать или мешать тебе помогать мисс Дрейк по-своему, но скажу вот что. Я найду ее — по-своему. Меня-то ничто не сдерживает, кроме понятной секретности. За этим исключением я свободен в действиях. И буду сообщать о своих шагах тебе в Круден.
Перед тем как я оделся, меня навестил еще один гость. На сей раз это был Каткарт, предложивший мне помощь со смущением, характерным для англичанина, который хочет сделать доброе дело, но в то же время боится навязываться. Я попытался успокоить его прочувствованной благодарностью.
И тогда он прибавил:
— Судя по тому, что счел нужным рассказать Адамс, — поверь, соблюдая конфиденциальность, — я понял, что ты беспокоишься за близкого человека. Коли так — а я от всего сердца хотел бы ошибаться, — надеюсь, ты помнишь, что я твой друг и не имею привязанностей. Я практически один на белом свете, то есть не имею семьи, и меня никто не остановит. Что там, в расчете на наследство кое-кто был бы только рад видеть меня в могиле. Надеюсь, когда заварится каша, ты об этом не забудешь, старина.
И он ушел — как обычно, с лихим и бесшабашным видом. Вот так просто этот галантный джентльмен предложил мне свою жизнь. Меня это тронуло больше, чем я смог бы передать словами.
Я выехал в Круден следующим же поездом и договорился с почтмейстером, чтобы он немедленно за мной послал, если придет телеграмма, о чем я говорил с Адамсом.
Ближе к вечеру мне принесли письмо. Оно было написано почерком Марджори, а на вопрос, как оно пришло, мне ответили, что его передал конный, который, сделав дело, только сказал: «Ответа не требуется» — и тут же ускакал.
Мечась от надежды к радости, от радости к опасениям, я его открыл. И все эти чувства были подтверждены всего парой слов:
«Встретимся завтра в одиннадцать в Пиркапписе».
Я кое-как вытерпел ночь и встал рано. В десять я взял легкую лодку и сам погреб из Порт-Эрролла через залив. У Скейрс я остановился, делая вид, что рыбачу, а на самом деле высматривая Марджори; отсюда открывался хороший обзор на всю дорогу до Уиннифолда и тропинку у пляжа. Незадолго до одиннадцати я увидел девушку, ехавшую на велосипеде по уиннифолдскому проселку. Собрав удочки, я тихо и без особой спешки — поскольку не знал, кто нас может заметить, — погреб в бухточку за торчащей скалой. Марджори прибыла одновременно со мной, и я с радостью увидел, что ее лик не омрачен тревогой. Пока ничего не стряслось. Мы всего лишь пожали руки, но от ее взгляда у меня екнуло сердце. Последние тридцать шесть часов все мои мысли заслоняла тревога о ней. Я не думал о себе, а значит, и о своей любви к ней; но теперь этот эгоистичный инстинкт пробудился вновь в полную силу. В ее присутствии, в ликовании моего сердца, страх во всех обличьях казался таким же невозможным, как и то, чтобы пылающее над нами солнце вдруг скрылось за снегопадом. С таинственным жестом, призывающим к молчанию, она указала на уходившую в море скалу, увенчанную высокой травой. Мы вместе забрались на утес и пересекли узкий перешеек над ее вершиной. За скалой мы нашли уютное гнездышко. Тут мы были совершенно отделены от мира; нас бы никто не услышал и не увидел, разве что со стороны полного рифов моря. Марджори кротко разделила мою радость:
— Хорошее место, верно? Я нашла его вчера!
На миг я почувствовал себя так, будто она меня ударила. Подумать только: вчера она была здесь, когда я ждал ее всего-то на другом конце залива и не находил себе места. Но без толку оглядываться назад. Теперь она со мной, и мы наедине. Восторг смел все остальные чувства. Премило устроившись поудобнее, словно готовясь к долгому разговору, она начала:
— Полагаю, теперь ты знаешь обо мне больше?
— Что ты имеешь в виду?
— Право, не увиливай. Я видела в Абердине Адамса, и он, конечно же, рассказал обо мне все.
Я перебил:
— Вовсе нет.
Ее рассмешил мой тон. С улыбкой она сказала:
— Значит, кто-нибудь другой да рассказал. Ответь на пару вопросов. Как меня зовут?
— Марджори Анита Дрейк.
— Я бедна?
— Если
