Они держатся за руки, и это самое невинное удовольствие для влюбленных сейчас кажется неуместным и в то же время многозначительным. В любой момент все скрытые чувства могут облечься в слова и изменить все на свете.
Чтобы не сказать лишнего, Нора прикусила язык. Боль прогонит неуместные фантазии. Но искушение спросить, что у него на уме, не проходило. Без сомнения, он сам хотел, чтобы она спросила. Своим молчанием, серьезным настойчивым взглядом Эдриан будил в ней любопытство, с которым нелегко было справиться.
Время шло. Эдриан осторожно провел пальцем по костяшкам ее руки.
— Послушай меня, Нора, — начал он глубоким, проникновенным голосом. — Я принес тебе много зла. Скажи, как я могу искупить его?
Среди придворных дам был распространен особого вида смешок, в котором сливались издевка и презрение. У Норы он никогда не получался. Сейчас она тоже хохотнула, но этот звук больше напоминал рыдание.
— Никак!
Он кивнул:
— Позволь мне хотя бы попробовать.
О Боже! Нора крепко сжала губы и покачала головой. Это непостижимо! Если бы в ту ночь, когда Ривенхем вошел в ее дом, Норе явился ангел и сообщил, что могущественный граф вскоре будет умолять ее, чтобы она позволила ему искупить вину, Нора сочла бы его посланием Вельзевула.
— Ты сказала, что мы должны научиться сосуществовать друг с другом, — продолжал он. — Согласен, но научи меня как.
— Тогда я солгала, — приглушенным голосом возразила Нора. — Ты же знаешь, что я хотела заманить вас за свой стол.
— Правда иногда предстает в непрошеной форме. Леонора, я не хочу превращать тебя в падшую женщину. Если ты примешь меня, я буду любить тебя, как прежде.
Нора была потрясена и долгое время не могла вымолвить ни слова. Наконец, задыхаясь, она пробормотала:
— Что... что это за трюк?
— Это не трюк.
Он лжет! Пытается соблазнить ее ради собственных целей. Но как серьезно он смотрит!
— Если не трюк, то полное сумасшествие, — прошептала она. — Ты меня совсем не знаешь. За что ты можешь меня любить?
— Думаю, точнее будет сказать, что ты сама себя не знаешь. — Он снова погладил ее по руке. — В Лондоне ты была чужой, чужой и себе, и мне. Что, если все пошло бы иначе? Если бы я проявил больше заботы о тебе? Если бы ограничился только ласками?
Он наклонился и поцеловал ее в шею.
Нора вскрикнула. У него были горячие мягкие губы. Глаза Норы прикрылись сами собой. Запах его кожи, смятые травы, зелень листвы...
Эдриан завел ей руки за спину и, удерживая кисти, коснулся губами уха.
— Эдриан, — прошептала Нора и открыла глаза. Над головой раскинулся роскошный шатер липовой кроны. Ярко-синее небо просвечивало сквозь листву. — Нам нельзя. Только потому, что я честно рассказала тебе все той ночью...
— Ты сказала, что с прошлым покончено, — зашептал он ей в самое ухо. — Но не с желанием. Оно никуда не делось. Оно жило, даже когда мы были далеко друг от друга. Когда ты с опушенными глазами проходила мимо меня в Лондоне, ты его чувствовала, и я — тоже. Я, даже не глядя, всегда знал. Что ты рядом. Но сейчас, здесь, расстояния больше не существует. Оно тоже осталось в прошлом. Нора, кто останавливает нас теперь? Что нам мешает?
Его губы спустились ниже, замерли у ключицы, а пальцы тем временем исполняли собственную партию, легко касаясь спины и повергая Нору в счастливое оцепенение. Она пыталась вздохнуть, чтобы набраться сил для сопротивления. Такие прикосновения кажутся невинными, но она знала, к чему это ведет. Горячая волна, разлившаяся внизу живота, не имела ничего общего с невинными поцелуями.
— Есть еще будущее, — возразила она. — Будущее и возвращение моего брата.
Его пальцы на миг замерли, но сразу вернулись к прежнему делу — медлительно и как будто лениво продолжили исследовать ее спину и талию.
— Если бы я сказал тебе, что мое самое большое желание — это вырвать тебя из этих пут, ты бы мне поверила?
Слова Эдриана изумили Нору. Она повернулась, чтобы заглянуть ему в лицо, их губы встретились.
Алхимия. Сомкнувшись, их губы уничтожили все ее доводы. Некоторым женщинам не дано изведать подобных чудес, и они никогда не узнают, чего достойны.
Нора знала. «Только настоящее», — сказал он, и эти слова заклинанием кружились у нее в мозгу, укачивая, словно колыбельная. Эдриан накрыл губами ее губы. Нора не сопротивлялась. Да, она позволит ему поцеловать себя, но ничем не станет его поощрять. Она сохранит эту минуту в памяти, как эталон, чтобы в грядущем знать, какого наслаждения она вправе ждать от мужчины.
Эдриан провел ладонью по ее спине. Его ногти легко, но вполне ощутимо скользили по коже. Нора задрожала. Должно быть, это реакция кошки, которую чешут за ухом. Теперь он губами раздвинул ей губы. Его язык коснулся языка Норы, и новая волна жара окатила ее. Руки, теперь свободные, взлетели к его голове. Пальцы зарылись в мягкие светлые волосы. Она что есть силы прижалась к Эдриану.
А ведь она намеревалась соблазнить его. Не ради себя, ради блага Дэвида. Неплохой расчет? И значит, она отдается этим удовольствиям не бездумно.
И она с жаром распахнула губы навстречу новым ласкам. Не ради себя. Она целовала его ради Дэвида, а болезненно-сладкая волна жара тут совсем ни при чем. Насколько лучше для брата, если этот человек будет ее обнимать, а не пытаться выудить у нее тайны! Даже в Библии описаны подобные случаи. Эсфирь, добродетельная царица, соблазнила царя ради спасения своего народа.
Длинные пальцы Эдриана обхватили ее лицо. Они вместе опустились на мягкую землю. Она стащила с его плеч фланелевый сюртук и вцепилась пальцами в мощные бицепсы рук, но этого ей показалось мало — она расстегнула пуговицы жилета, вытащила из бриджей подол мягкой шерстяной рубашки. Эдриан тяжело дышал, и этот звук пьянил ее, как вино, наполнял сладким триумфом. Под рубашкой обнаружилась горячая кожа. Пальцы Норы с восторгом пробежались по мощным канатам мышц.
В конце концов, чем она рискует? Ора столько лет не могла забеременеть, она была уверена, что близость с мужчиной не вызовет никаких последствий. И разве она не заслужила этой радости? Всего только раз, еще раз... Только раз, и не для себя, ради блага семьи.
И она стянула с него рубашку. Вид обнаженного торса поразил Нору. В воспоминаниях Эдриан выглядел иначе. Когда-то живот у него был гладким и безволосым, теперь его покрывали твердые бугорки мускулов, разделенных узкой полоской волос, которая убегала вниз и пряталась в бриджах.
Безобразный шрам на плече напоминал о минувших сражениях. На мгновение Нору отрезвил краткий приступ благоразумия. Что она делает? Шесть лет...
