Было вполне естественно, что «тигры» следовали впереди. Благодаря тому что до этого действовали там на протяжении нескольких недель, мы знали район Лембиту как свои пять пальцев. Нам была знакома каждая воронка, и мы даже бегло осмотрели местность за железнодорожной насыпью.
Трое командиров, которых я собрал вокруг себя, представляли собой идеальный тип командира танка. Редко встретишь такое совершенство. В течение нескольких предыдущих трудных месяцев я действовал бок о бок с кем-либо из этих товарищей во всех операциях. Поэтому надеюсь, что мне будет позволено выделить их, не пытаясь умалить значение других командиров, — Линка, Везели, Карпането, Геринга, Риела, Майера и Германна.
Всем им просто меньше повезло с танками. Им иногда приходилось «занимать» другую машину, поэтому они не выделялись, хотя и обладали мастерством высокого уровня.
У нашей передовой группы не было мотопехоты. Грубер и Цветти взяли на свои танки в качестве «гостей» по три сапера. Они должны были помогать нам, если на пути попадутся мины. Следует отметить, что с этими саперами ничего не случилось во время операции. Как только мы останавливались, они сразу исчезали из виду, поэтому им было лучше, чем нам в танках.
Граф Штрахвиц построил в «детском доме» два убежища — одно для себя, а другое для своего адъютанта.
Этот потрясающий граф действительно все продумал. Атакующим пехотинцам лучше двигаться без зимней одежды. По этой причине одежда была собрана и связана специальной командой. Каждая связка была помечена, и одежду следовало доставить на бронетранспортере сразу после завершения операции, чтобы солдатам не пришлось мерзнуть после атаки.
В дни, предшествовавшие атаке, заместитель командира должен был выяснить, в какую минуту утром становилось достаточно светло для хорошей видимости и точной стрельбы. Время начала атаки устанавливалось на основании этих выкладок.
Артиллерийская подготовка должна была начаться за пять минут до атаки, и предусматривался перенос огня еще через пять минут. К концу первых пяти минут мы уже должны были пересечь железнодорожную насыпь.
Незадолго до начала атаки граф подошел к нам со своей неизменной тростью, чтобы наблюдать прорыв с нашей позиции. Затем мы стали свидетелями такой огневой завесы, которую уже больше никогда не видели до самого конца войны. 37-мм скорострельные зенитные орудия, 20-мм счетверенные зенитные пулеметные установки и 88-мм зенитные пушки были расставлены полукругом вокруг «восточного мешка».
Они вели огонь трассирующими снарядами, которые создавали настоящий огненный купол, под которым мы могли двигаться до его южного края. Полк реактивных минометов вел обстрел по площадям, сначала ракетами с зажигательной смесью, а затем — с фугасными боезарядами. Эффект был разрушительным, как мы смогли убедиться позднее. Следует отметить, что низкорослый лес среди болот не позволял давлению взрывной волны уходить вверх, поэтому огонь сжигал деревья, и пламя поднималось на высоту нескольких метров. Все русские, не укрывшиеся в убежищах, были смертельно контужены на месте. В то же время орудия и артиллерийские подразделения с 280-мм гаубицами вели огонь на тотальное уничтожение.
Под покровом огневой завесы на высокой скорости мы двигались к железнодорожному переезду. Мы видели, как русские бежали от ряда разрушенных укреплений, которые занимали, к траншеям железнодорожного переезда. Наш пулеметный огонь был совершенно неэффективен при движении на скорости. В мгновение ока мы перевалили через переезд. Вопреки ожиданиям он не был заминирован, поскольку русским нужна была дорога на юг для подвоза своих собственных предметов снабжения.
Должно быть, наша атака оказалась полной неожиданностью для русских. После того как наши танки миновали железнодорожный переезд, чтобы затем повернуть направо, мы увидели русского, стоявшего как вкопанный в гимнастерке и галифе прямо перед нами. Он не верил своим глазам, что мы уже тут. Кершер разделался с противотанковой пушкой, которая, по-видимому, должна была прикрывать дорогу. Ее ствол был еще зачехлен, а расчет отсутствовал на местах.
Затем мы поехали вдоль насыпи, направляясь на запад. Равнина между железной дорогой и линией леса была заминирована, так что мы шли след в след, контролируя друг друга. К счастью, мины лежали открыто. Русские не успели из-за мороза присыпать их землей. Кроме того, вкопанные ящичные мины отсыревали в этой болотной местности. Так что мы достигли нашей промежуточной цели без потерь. Потом мы повернули вправо и увидели, как позиции русских выглядели с тыла. Противник построил бункеры в железнодорожной насыпи через каждые 2 метра. Конечно, они теперь не обеспечивали им защиты. Семь противотанковых орудий, которые ничего не подозревавший противник не успел развернуть, были немедленно обезврежены.
Мы были в отличном расположении духа, потому что наш прорыв, от которого все зависело именно сейчас, удался вопреки ожиданиям. Великолепно спланированная операция принесла плоды. Однако наше хорошее настроение внезапно было испорчено неприятным сюрпризом.
Именно тут по нас вдруг со стороны «детского дома» начала вести массированный огонь наша же батарея 150-мм пехотных гаубиц. Наблюдатель принял наши танки за танки противника. Силуэты наших машин едва появились из-за железнодорожной насыпи, а мы стали вести огонь в направлении наших собственных позиций.
Нам наглядно продемонстрировали, насколько неприятен огонь этих орудий. Мы отчетливо слышали каждую команду, а также видели крупнокалиберные снаряды, летевшие по отлогой траектории точно в нашем направлении. Ощущение было не для слабонервных.
Мы были вынуждены ездить взад-вперед по кишащей минами местности, чтобы избегать опасных «посылок». Эти перемещения можно было бы назвать «непрерывной сменой позиций», но кто захочет, чтобы ему в голову угодил снаряд 150-мм орудия? Ко всему прочему наши стреляли очень хорошо. Конечно же я немедленно радировал наблюдателю в «детском доме», чтобы сообщить о произошедшей ошибке. Становилось все более и более неуютно, потому что наши не прекращали вести огонь из всех четырех орудий. Мне не оставалось ничего иного, как сделать несколько выстрелов в направлении наблюдателя. Это вынудило его сменить позицию, и мы ретировались, не дожидаясь, пока он вновь начнет доставлять нам неприятности.
Позднее я дал этому парню нагоняй. Он действительно не узнал нас, отказываясь верить, что мы передвигались за железнодорожной насыпью так быстро.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
