украшения венков. Полевики и пущевики пришли из полей и дальних чащоб и, оставив хмурость и уныние, выдавали довольно фривольные, но очень смешные частушки.
Кто-то подольстился к лешему:
- Леший в гусельки играет,
Ну а я пою-пою,
Всяка нечисть в чаще знает,
Как частушечки люблю!
- Ни фига себе! – сказал впечатленный Дольский, - Как тут все официально в лесу! Но только одеты все как-то…просто.
- Это встреча без галстуков, дорогой жених!
- Просто я всегда думал, что и до таких празднеств дошли отголоски современности. Я на сто процентов был уверен, что на Ивана-Купала сейчас уже не надевают длинные вышитые платья и рубахи. А тут… да еще кругом костры.
- Только не думай, что это костюмированное мероприятие. Это тебе не новомодное понятие «дресс-код». Здесь все по-настоящему – праздник, ритуалы и традиции.
Мы пошли к озеру, и тут малявки-русалки, увидев моего Дольского, с синяками на лице, такого брутального и обаятельного, запищали от восторга. Некоторые из них сидели на ветках деревьев, распустив роскошные волосы на обнаженную грудь, и в прямом смысле слова крутили своими длинными рыбьими хвостами. Другие - в обычном девичьих платьях по колено – плясали в хороводе.
Две русалки, очевидно, не отличающиеся тяжелым поведением, подскочив к моему кавалеру, и подхватив под руки, потащили в хоровод.
- Брысь отсюда, пока в уху не отправила! – гаркнула я.
- Стерва! – в один голос пропищали они, но Дольского, отпустили.
- Кажется, ты был не прочь пойти с ними в пляс.
- Да я их в первый раз вижу! – возмутился Дольский, - Я даже слова им сказать не успел, когда они налетели.
- Какой молоденький! – мстительно заметила русалка, намекая, что я-то постарше буду.
- В уху! – прошипела я и бросила в нее парочку огненных искр. Молоденький – ему тридцатник, между прочим!
Но вдруг одна из них – в платье, открывающем лечи и ложбинку на груди – схватила почти Донского за руку и с визгом потащила к озеру. Растерявшийся на мгновение Дольский, пытался вырвать руку и объяснить, что на торжестве он не одинок.
- Девушка тут! Невеста, - старался он выйти из некрасивой ситуации приличным человеком.
Нахалка-русалка смеялась и упорно тащила его к воде. Дольский криво улыбался, дергал рукой и, наконец, поймав устойчивое положение, сказал ей, что с места не сдвинется.
Ну что ж, опыт ставить на место зарвавшихся девиц у меня имеется. В Старограде легенды ходят, судимость мне "шьют".
Я подошла к русалке и ласково ей сказала:
- Ты не в то озеро невод закинула, красавица. Этот парень давно мне сосватан, вот как родился, так сразу - для меня. А не веришь – погляди.
Я дотронулась до щеки Дольского – на ней вспыхнул образ папоротника с бутоном. Он сощурился. «Больно, милый, знаю, больно. Но как еще ее отвадить? Ведь защекочет, зараза, и головушку твою закружит», - мысленно утешала я его.
- Да уж прям! – передразнила меня русалка, - Ты, ведьма, наговоришь сейчас с три короба, а парню, может, попробовать русалочьей любви надо. Она жаркая бывает…
Бессовестная девица «включила» чары и потянулась губами к Дольскому.
Вот хотела я по-хорошему. Не судьба. Собрала я в руки лесной ветерок, да и послала ее… в озеро. Русалку сдуло, а Дольского я удержала рукой. А потом как хлопнула его по щеке, что он чуть не свалился.
- Это я тебя от чар русальских избавила, милый! - улыбнулась я, - Ну и для профилактики неплохо помнить – кто для тебя главная женщина.
В лесу уже были разожжены костры, и началось настоящее купальское веселье. Мы посмотрели на прыгающих через костер ведьм и колдунов, послушали песни от вредных русалок, а потом, дожидаясь полночи, сидели спина к спине и слушали праздничный шум, который не сравним ни с одним городским торжеством.
Я посмотрела на небо. Звезды мигали ночным зрителям с высоты и начали кувыркаться, вступая в игру с любующимися на них магами и чародейками. Пора, скоро полночь.
Я взяла Дольского за руку и повела его дальше от костров и озера. Пришлось объяснить ему, что мы идем за цветком папоротника. Пока с него хватит этой информации, потом расскажу – зачем.
Среди уханья сов, пения лесных птиц и тихого шепота деревьев, в нескольких шагах от нас из резного длинного листа, прямо в глаза смотрел алый бутон. Он дрожал и раскачивался, отдавая этой ночи чудо - свой волшебный цветок. Вдруг он вытянулся и раскрыл бутон, озарив своими мерцающими семью лепестками лесную поляну.
- Иди ко мне, - протянула к нему руку.
«Помоги мне, - думала я, - помоги освободиться от пут прошлого и узнать тайных и явных врагов. Пусть твой свет станет помощником в моих делах».
Осторожно, приговаривая «гори, да не обожги», я поместила драгоценный цветок в чистый белый платок. Мы замерли от этой красоты с Дольским. Горящий, как пламя, нежный как шелк, цветок папоротника, освещал наши лица. В эту минуту мы были счастливы просто так. Слова были лишними, мы жили и чувствовали сейчас в унисон. Нас согревали тепло земли и неба, музыка звучала в наших сердцах, нам не было темно, мы сами был как свет.
Дольский притянул меня к себе и поцеловал. Купальская ночь, цветок и мы. Больше никого.
ГЛАВА 22. Печальная. Черное предупреждение.
Домой я вернулась на рассвете. Дольский, конечно, уговаривал меня залететь к нему, но я доставила его до дому и улетела в гостиницу.
Мы оба устали, а вместе с ним отдыхать не хочется. Посидим вместе, поговорим, выпьем, а там и до греха недалеко. Флирт, ухаживание – с удовольствием, к остальному пока не готова. Наше приключения в Купальскую тоже не повод для того, чтобы остаться у него с ночевкой.
Когда я приземлилась на летной площадке, то обнаружила, что Егор
