Ладно. Никто не заслуживает сидеть тысячи лет в подобной дыре, да ещё и в полном одиночестве. Конечно, милосерднее — да и разумнее, если подумать — было бы убить его, чем оставлять тут, но такой вариант, увы, был мне не по силам ни тогда, ни сейчас.
Если задуматься… в целом, Сенат был хорошим парнем, просто со своими заскоками.
Я покачал головой и поглядел на Сенат.
— Хорошо, — кивнул я. — Ты свободен. Можешь идти куда хочешь… в той стороне выход, а за ним Туман и свобода.
В Тумане и без Сената хватает всяких тварей, одной меньше, одной больше, кому какое дело?
— Ты… сделал это? — кажется, Сенат сам не верил в то, что у него удастся меня уговорить. Теперь его обуяло радостное возбуждение; дай ему волю — хвостом бы вилять начал. — Мы… свободны?
— Именно так, — кивнул я. — Через Туман можно выбраться во множество разных миров, в основном, погибших. Можешь спокойно делать там всё, что взбредёт в голову, их разрушение никак не помешает, — я улыбнулся, — моим планам.
По подземелью уже разносился тихий, едва слышный звон; что-то изменилось вокруг, и мы оба это чувствовали. Всё просто — такие вещи, как проклятия, которые ты накладываешь на монстра-разрушителя миров, не вешаются на артефакты или условия, которые тот может выполнить сам. Единственное, что могло бы освободить Сенат — это мои слова.
И я их произнёс. «Ты свободен». Теперь Сенат легко мог выйти отсюда… и направиться куда угодно.
Только вот сейчас он замер на месте, словно сгусток застывшей магмы. Так и не скажешь, что совсем недавно он растекался речами о том, как хочет уйти отсюда.
Я покачал головой и начал медленно стаскивать тела к каменной платформе, висевшей в метре над полом. Нужно было позаботиться о том, в каком виде их найдут и что они вспомнят.
Сенат всё молчал; я обернулся на него:
— Только не вздумай идти за мной, — предупредил я. — Мой собственный мир — тот единственный, в котором ты мне не нужен.
— Артур Готфрид, — невпопад ответил Сенат, тихо и торжественно, — ты обязан стать… частью Нас.
Я едва не поперхнулся. Ну и предложения.
— С какой стати? — я поглядел на тварь в упор.
— Тысячи становились частью Нас, — продолжал Сенат тем же самым тоном. — Многие не хотели, но в итоге присоединились и они. Великие короли, маги, воины… Все ученики Виссариона. И ты, Артур Готфрид, должен стать частью Нас!
Он медленно тянулся ввысь, пытаясь выглядеть пафоснее.
— Это неизбежная судьба, — вещал он. — Таков естественный порядок вещей. Как солнце, восходящее на востоке. Как ночь, сменяющая день…
Да какая, нахер, ночь? Я покачал головой. И ведь это уже не первый наш разговор на эту тему.
— Нет, нет и нет, — поглядел на я тварь. — Мы не раз говорили об этом. Это дурацкое правило, что работало только при Виссарионе. Думаешь, если я до его смерти отказался сливаться с сознанием тысячи мужиков, то соглашусь после?
Нет уж, я вовсе не фанат сосисочных вечеринок.
— Дело не в Виссарионе! — взревел Сенат, вновь повышая тон. Не поторопился ли я назвать его взрослым и разумным? — Дело в Нас и в тебе. Это предначертание свыше, и ты не вправе отказываться от него!
— Я вправе отказываться от чего захочу, — сухо отрезал я. — Нет и точка.
Забросив последнее тело на платформу, я обернулся в поисках сферы. С этим разговором пора было заканчивать. Он меня уже раздражал, да и, при всей утраченной мощи, Сенат всё ещё был сильнее меня. Лучше не ждать, пока он перейдёт от слов к действиям.
— Если ты не хочешь стать частью Нас, — прогремело за моей спиной многоголосье пастей, — тогда Мы станем частью тебя, Артур Готфрид.
С-с-сука.
Не дожидаясь, пока за угрозой последует какое-то действие, я подхватил сферу и последним запрыгнул на платформу. Уходить нужно было быстро — щупальца позади уже неслись в мою сторону.
* * *
— Ангел… ангел-хранитель… где же ты…
Последний выживший сбился со счёта того, сколько раз он уже повторял эту фразу. Он лежал, не шевелясь, в смиренной молитвенной позе и ожидая неизвестно чего.
После того, что он увидел, силы оставили его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
А ведь он шёл до последнего — даже когда остался один. Из всей семёрки — только он. Последний. Он шёл, не разбирая дороги; казалось, в этой тьме был только он — и путь прямо, казалось, тела на полу смотрели на него и даже что-то шептали…
Вначале — когда были живы остальные — звуков было больше, они словно звали обернуться, повернуть назад. Теперь остался только этот шёпот. Выживший не знал, сколько времени он уже бредёт по проклятой тьме, но не мог заставить себя остановиться. Шёпот мёртвых, звук шагов и тьма вокруг — вот что теперь составляло всё его существование.
А затем в эту темноту ворвался яркий свет.
Выживший замер, глядя, как светлая точка приближается, становясь всё больше, всё ярче…
Платформа. Снова, та самая. Теперь она неслась обратно — на той же запредельной скорости. Выживший успел разве что разглядеть гримасу ужаса на лице молодого парня со светящейся сферой в руке.
А следом за платформой…
— Я ВОЙДУ В ТЕБЯ, АРТУР ГОТФРИД! — рёв ворвался в его сознание, мигом заглушив все шепотки мертвецов; от резкого звука у выжившего закружилась голова.
За платформой неслась огромными прыжками чудовищная тварь.
Существо, не имеющее постоянной формы, с тысячей пастей и глаз не бежало — оно отталкивалось щупальцами, как монструозный осьминог. Другие щупальца тянулись вперёд и, казалось, уже касались края платформы. Вот-вот — и они настигнут свою жертву…
Существо промчалось мимо, не обратив на выжившего ни малейшего внимания, и вокруг снова воцарилась тьма.
Вот тогда он и остановился. Если там, впереди, его ждёт такое — зачем он вообще туда бредёт, пытается добраться до конца?
Последний росток надежды, который позволял ему идти даже после потери остальных товарищей, только что был безжалостно растоптан.
Выживший упал на колени.
А после и вовсе рухнул на землю плашмя, посреди сотен навеки умолкнувших тел. Его ладони непроизвольно сошлись друг с другом в молитвенной позе, как и у остальных несчастных, встретивших здесь свою кончину. Больному, кипящему разуму эта мысль казалась очевидной — если кто и мог вывести его из этого ночного кошмара, то только…
— Ангел… ангел-хранитель… прошу… спаси… — его иссохшие губы из раза в раз медленно повторяли одну и ту же фразу, несмотря на страшную боль и отчаяние.
Снова и снова, бесконечно. Без особой надежды, что кто-то откликнется.
Возможно, прошли минуты, возможно, часы или даже дни; само время начинало казаться парню какой-то нелепой, лишней сущностью, иллюзией из прошлой жизни. Его глаза постепенно закрывались.
— Ан-нгел… п-прошу…
Когда силы, казалось, покинули парня окончательно, где-то впереди вновь раздался звук — первый за долгое время. Может… это ответ на его молитвы? Ну, пожалуйста…
Выживший собрал в кулак все крохи оставшейся силы воли и приподнял голову.
Пара идеально начищенных, лакированных черных ботинок резво выстукивала по каменистой дороге, в странноватом танце перешагивая через тела мёртвых паломников.
Это оно. Его мольбы были услышаны.
— Ангел? — сглотнув густой, колючий ком в горле, выдохнул парень, когда ботинки оказались перед его лбом.
— Не совсем, — обладатель ботинок присел на корточки и слегка похлопал плутающего по голове, — Херовый день, да?
Дорогой костюм-тройка смотрелся во тьме пещеры неуместно; лощённый тип с прилизанными волосами странно улыбался, и эта улыбка была… не ангельской.
— Вот и у меня тоже, — вздохнул демон, убирая улыбку и глядя в ту сторону, куда унеслись платформа и монстр. — Как же изматывает эта беготня…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хрустнули старые кости; по обе стороны от фигуры появились два существа, похожие на безглазых собак.
— К счастью, — демон снова улыбнулся, — она скоро завершится.
* * *
Прим Автора: Раньше тут было другое примечание, но Автор убрал его в виду того, что не все знакомы с легендарным монологом Сидровича и воспринимают слова превратно.
